Уланы, драгуны, шляпы с перьями, кивера, дуэльные пистолеты Лепажа в ящичке хорошего дерева... Все пронеслось, все минуло, все заняло свое место в музее. Шляпу с высокой тульей сегодня не отыщешь даже на костюмированном гробовщике. О дуэлях не слышно. Значит ли это, что люди научились иначе отстаивать свое достоинство? Или дорожить им, как чем-то внешним, ритуальным, не связанным с внутренним ощущением оскорбленной личности?
Новый фильм Романа Балаяна поднимает перед нами вереницу сложных вопросов и ассоциаций. Он разворачивается в наше время, в течение двух-трех дней, в Болдино, где когда-то Пушкиным в его знаменитую осень было написано столько прекрасных произведений. Дни эти юбилейные, множество людей съехались в усадьбу-музей. Поются народные песни о поэте, ставятся странные живые картины с персонажами из его повестей и поэм, бродят современные знаменитости литературного и артистического мира — актер и режиссер Михаил Козаков, романист и песенник Булат Окуджава. Никого они не играют, представляют самих себя. А в толпе прочих персонажей — Алексей и Таня (Олег Янковский и Татьяна Друбич). Это уже вымышленные персонажи. Журналист, литератор и его молодая жена приехали в Болдино, к своему другу, Дмитрию Федоровичу, директору местного музея (Александр Збруев). Он уступает им жестом любезного хозяина свою примузейную квартиру. И все, казалось бы, должно быть хорошо, счастливо, весело, как в самые первые минуты встречи...
Творчество Романа Балаяна отличает острый интерес к литературной традиции, если не собственно к истории. Помимо фильма «Полеты во сне и наяву», совсем недавно взволновавшего зрителя и вызвавшего острую полемику в прессе, фильма-счета, фильма-обвинения, представленного моральным бродягам, нравственно бесприютным, пусть даже очень душевно одаренным современникам, в его послужном списке наличествует, например, «Бирюк» — вольный пересказ произведения Тургенева, или «Поцелуй» — по рассказу Чехова, трактованному расширительно, с большими допусками от себя, и, что хочется отметить особенно, «Каштанка» — по знаменитой маленькой чеховской повести для детей. Экранная история, полная лукавой иронии и пронзительной грусти, маленький киношедевр, заставивший тогда же, десять лет назад, самых серьезных кинознатоков возложить большие надежды на молодого, только начинающего мастера.
Парадоксально, что в «Талисмане» режиссер впервые встретился с популярным советским сценаристом Рустамом Ибрагимбековым. Парадоксально потому, что Ибрагимбеков — и в прозе своей, и в драматургии для театра, и в сценариях — неизменно был верен современности. Они могли сойтись и на этом. Но есть, наверное, своя закономерность, что режиссер и сценарист сошлись на замысле, если можно так выразиться, полуисторическом. В котором отчаянно дает себя знать гордая попытка примерить человека наших дней к ситуациям и обстоятельствам прошлого века. К пушкинской ситуации, говоря обобщенно.
Память о Пушкине тотчас же, почти с самых первых минут экранного времени, сворачивает на эпизод его смертельной дуэли с Дантесом. Был ли молодой иностранец, волочившийся за женой поэта Натальей Ннколаевной, так уж виноват? Или он действовал по безличным предписаниям тогдашнего морального кодекса?
Вопрос этот, едкий, как кощунство, наивный, как катехизис невежды, задает странный человек (Александр Абдулов).
Мы мало что знаем о нем и к концу повествования узнаем немногим больше.
Он возникает невесть откуда, будто из воздуха, как мистический персонаж, хоть бы впору сценическим опытам Метерлинка. Он и уйдет в никуда, оставив нам в память о себе ненависть и горечь.
Он — не столько злодей, сколько герой-демиург, создатель определенной драматической ситуации, разрешение которой и составляет существо картины.
Да, дуэлей сегодня нет. Было время, над этим подшучивали. Когда разбитного журналиста вызывали на поединок обруганные им лица, он, если верить Марку Твену, мог выбрать самое экзотическое оружие — например, дуэль на пишущих машинках или соревнование на лучший сонет. В то давнее время дуэли были еще слишком близки, о них вспоминали со злорадным недоумением.
Герой фильма Ибрагимбекова и Балаяна вздохнул о них, потому что не знал никакого другого средства защиты своего поруганного достоинства.
В самом деле, — рассуждает фильм. — Представьте себе, что вас оскорбили заведомо, гнусно, страшно. Как вам поступить? Обратиться в милицию? В профсоюзный комитет? Пожаловаться, чтобы зарвавшегося негодяя призвали к ответу? Каждый раз получается, что кару за вашу боль должен ему причинить некто другой, на кого вы будто бы возлагаете эту почетную миссию, с тем чтобы самому умыть руки. А вы-то, вы сами, перед лицом гнусного обидчика, циника, законченного негодяя, ненароком обласканного вами и отплатившего приставанием к вашей жене, вы-то, что же, так уж ни на что и не способны? Вы, вы сами в силах ли отстоять свою честь?
В этом фильме, построенном с причудливыми временными смещениями, будет дуэль, смешная, наполовину пародийная, с попеременным прицеливанием из обычной охотничьей двустволки. Мы как бы станем свидетелями сразу трех итогов: убил, отпустил, был не в силах стрелять и не в силах помиловать... Для нас, зрителей, все это — мучительное зрелище метаний человека, начисто лишенного «мускулов» защиты достоинства личности прямого и грязного посягательства. Своего рода пересчет, трудный, необычный, но обязательный, от общих идеалов, общих «за» и «против», на вполне личные мотивы добра и зла, великодушия и подлости.
В какой-то степени фильм стал знамением происходящих в нашем обществе перемен, новых степеней самоосознания и самоопределения личности.
Демин В. Храни меня, мой талисман // Советский фильм. 1987. № 1. С. 12-14.