Каждую весну идут, едут, летят молодые люди к подъездам театральных вузов и ВГИКа.
Так же летела из Кишинева, где окончила среднюю школу, и Светлана Крючкова. Летела в Москву поступать в Школу-студию МХАТ. В первый год не поступила. Пошла на Московский автозавод имени Лихачева работать слесарем на сборке. Следующей весной — уже на метро — снова приехала поступать, и опять неудачно. Но она знала, что должна, может и имеет право стать актрисой. И с третьего раза поступила.
А дальше — все вроде бы безоблачно, удачливо и счастливо. Знаменитое училище, прекрасные педагоги. Еще студенткой получила Светлана приглашение на серьезную работу в кино. Запомнилась ее Нелли в «Большой перемене» А. Коренева. После училища сразу взяли во МХАТ, и снова приглашения в кино. А переехав в Ленинград, поступила в труппу прославленного Ленинградского академического Большого драматического театра имени М. Горького к Товстоногову, и снова роли на сцене и на экране... Многим запомнились ее работы в кинофильмах «Премия», «Вторая весна», «Не может быть», «Пани Мария», в телевизионных лентах «Старший сын» и «Безымянная звезда». В общем, удачливая, счастливая актерская судьба. Знаменитый театр, прекрасные партнеры, первоклассная режиссура, в кино приглашают наперебой. И если при таком количестве работ за неполных восемь лет не все равноценно, то все равно мнение общее — и критики в том числе — удач подавляющее большинство. А то немногое, что не совсем удачно?..
У Пушкина в стихотворении «Поэту» есть слова о том, как следует автору оценивать свой труд: «Ты им доволен ли, взыскательный художник? Доволен? Так пускай толпа его бранит...» К сожалению, часто совет гения интерпретируют так — уж коли толпа бранит, так художник имеет право быть довольным. А вот если хвалят и устно и письменно, а самому не нравится, если сам недоволен? Это, видимо, и есть «твой высший суд».
Светлана Крючкова искреннейшим образом из нескольких десятков своих ролей в кино и театре удачными считает четыре. В картине И. Авербаха «Объяснение в любви» у нее эпизод маленький по протяженности. Но сделан он с такой снайперской точностью каждого проявления характера, что за ним, безусловно, видится и прошлое и будущее этого персонажа со своей правдой и уверенностью в том, что она, эта ее правда, единственно имеющая право на существование. Кстати, здесь и кроется тот критерий, та точка отсчета, по которой Светлана Крючкова для себя измеряет успех или неудачу своей работы. Если тебя можно заменить другой актрисой и она может эту же роль сыграть, значит, ты не нашла того единственного в этой роли, что сделало бы ее твоей, не сумела прочувствовать истоки всех проявлений именно этого персонажа, в этих обстоятельствах. Лишь когда для актера за рамками роли нет секретов в жизни героя, тогда эта работа уникальная, или, чтобы не так высокопарно, штучная. Можно, конечно, прожить и проще — заиметь одну, две маски или прически и ходить из пьесы в пьесу, из фильма в фильм: «А это моя индивидуальность такая. Вчера Отелло играл, сегодня буровика. Как это, никакой разницы? Там я черный на белом, а здесь — белый на черном!» Можно и так, но так проще и для себя дешевле, потому и уважения не вызывает. А тот путь, который сознательно выбран для себя Светланой Крючковой, в том, что она делает в профессии, требует иных затрат. И успехи и неудачи на нем обходятся зачастую одинаково дорого. Тратить ведь приходится себя, играть из себя, из того запаса, багажа, что собран впрок и пополняется постоянно, уже помимо воли. Когда всякое общение, не всегда приятное, в ситуации трагической даже, — это невольно наблюдение, краска, черта будущего характера. Такая работа требует человека целиком, постоянно, даже когда ни окружающие, ни сам он этого не подозревают.
Среди безусловных удач Светланы Крючковой — роль Купавиной в пьесе Островского «Волки и овцы». Очень трудно такую хрупкую и изменчивую вещь, как актерская работа в спектакле, описывать словами. Это сродни попытке описать музыку или стихи пересказать своими словами.
Единственно, о чем имеет смысл сказать в связи с этим спектаклем, это о том, что Светлана Крючкова обладает уникальной способностью быть замечательным партнером, ощущать сиюминутное состояние играющих рядом актеров и поддержать импровизацию, не выходя из сцены и образа в ней, быть партнером всему, если можно так выразиться, спектаклю. Она отлично ощущает жанр, каков бы он ни был. не боится быть ни смешной, ни некрасивой. И что особенно ценно — это верное ощущение себя, своей роли и необходимого места ее в спектакле. Качество тем более ценное, так как слишком велик соблазн, особенно когда чувствуешь, что роль, как говорится, идет, взять на себя чуть побольше внимания, чуть добавить, и не беда, что заберешь себе часть общего успеха, вернее, добавишь себе из общего. А Светлана Крючкова замечательно точно рассчитывает количество и место прекрасных находок в своей Купавиной, занимая только ей отведенное место в спектакле. Не больше, но и не меньше. Кстати говоря, этой ролью актриса блистательно доказала, что могла бы прекрасно сыграть в музыкальном фильме или спектакле, настолько ярко пластически и музыкально выстроен внешний рисунок образа.
В картине В. Мельникова «Женитьба» Светлана Крючкова играет Агафью Тихоновну, купеческую дочку, которую наконец-то убедили в том, что ее мечта — выйти замуж. И опять нельзя рассматривать работу актрисы отдельно от всего ансамбля картины. Она, эта Агафья Тихоновна, поразительно неподвижна. Гоголевские персонажи вообще одержимо перемещаются в пространстве: на извозчиках, в бричках, колясках, пешком, бегом, сталкиваясь, разбегаясь, догоняя или удирая. Тем поразительнее увиденный актрисой характер неподвижности ее героини. Если движение всех остальных героев в основном по горизонтали, то в ней — по вертикали. Как по стеблю, снизу вверх поднимаются в ней разбуженные жизненные токи, заставляя распрямляться, поднимать голову, открывать глаза. И если смотрит она сначала просто с любопытством, то потом с надеждой на что-то такое небывалое, чему и названия в ее лексиконе нет. И если история этой женитьбы для прочих действовавших в ней лип — эпизод, кому смешной, кому досадный, но эпизод в кругу суеты, то для Агафьи Тихоновны — трагедия, крушение и потрясение глубокое. Впервые в жизни душа ее — пусть не яркая, не богатая, но живая душа — проснулась, чем-то живым осветилась было и, оскорбленная вновь, погасла. Может быть, с тем, чтобы не проснуться в том человеке никогда больше.
Светлана Крючкова постоянна и неизменна в своей любви к персонажам, каковы бы они ни были. Актер обязан своих героев любить и понимать, только тогда работа может быть достоверна и серьезна. Судить — не его дело, его дело на суд вынести. Естественно и, значит, хорошо, когда актер в жизни не похож на своих персонажей. Но Светлана Крючкова не похожа и на себя. Первое впечатление от общения с ней — в работе ли, за пределами этой работы — совсем иное, нежели в результате более протяженного во времени знакомства и заинтересованного наблюдения. Вообще встреча со всякой неординарной личностью сложна необходимостью перешагнуть через привычное: «Как это может быть хорошо то, что так на меня не похоже?» И нужно некоторое усилие, чтобы понять и принять Светлану Крючкову такой, какова она есть, а не кажется, чтобы искренность не спутать с резкостью, уверенность в себе — с самовлюбленностью, а насущную потребность быть кем-то — с желанием чем-то казаться. Но если в быту столкновение со всякой незаурядностью прежде всего настораживает. то на сцене эта же незаурядность желанна и ожидаема. Оттого, наверное, проще бывает установить контакт с целым залом, нежели добиться понимания одного-единственного человека.
Абадашьян А. Ваш выход, актриса! – в кн.: Экран. 81-82. М., 1984, с. 85-88