Впервые Леонид Куравлев по-человечески раскрылся, стал мне понятен и душевно близок, когда рассказывал о Шукшине. Рассказывал, часто задумываясь, будто боялся, как бы случайное, лишнее слово неосторожно не поранило память об этом бесконечно дорогом ему человеке. До нашего разговора, происходившего в небольшой комнате на киностудии «Мосфильм», я два или три раза встречался с актером, но встречи эти были случайными, знакомство «шапочным», пока наконец журналистские тропы не свели меня с ним надолго, познакомили более близко.
Слушал я в тот вечер Куравлева — и неожиданно поразила меня тогда вот какая мысль: почему он так щедро делится своими воспоминаниями о Шукшине в общем-то с мало еще знакомым ему человеком? Позже я нашел ответ на этот вопрос в словах самого актера: «Потому что прекрасным, большим, настоящим надо делиться с людьми. И пусть это прекрасное — Шукшин — еще и еще раз войдет в нас, и мы станем сильнее, чище, светлее... Шукшин — это всегда правда. О людях. О Земле. О жизни. Правда, вставшая на дыбы. Древняя, как мир, в котором он прожил так немного. И молодая, как те березки-„не-вестушки“, которые обнимал его Егор Прокудин... Верующие говорят: „Неужели бог меня не услышит?“. Шукшин однажды сказал: „Неужели земля меня не услышит?“. Его богом была земля. И она приняла его в свои объятия — талантливого и доброго, неспокойного русского человека... Я люблю его, как можно любить старшего брата, на которого хочешь во всем походить. И это — навсегда...».
В этих словах — весь Куравлев. Его боль и скорбь по рано ушедшему из жизни другу, его преданность той правде и стремлению к добру, которые в своем творчестве утверждал и завещал Василий Шукшин.
Еще в дипломном фильме Шукшина «Из Лебяжьего сообщают...» (теперь эта лента широко известна москвичам, после смерти Шукшина она долгое время демонстрировалась в переполненном зале кинотеатра «Иллюзион») выступил в главной роли студент ВГИКа Л. Куравлев. И с тех пор ему не раз довелось быть и исполнителем ролей в фильмах поразившего нас всех сибиряка («Ваш сын и брат», «Живет такой парень»), и его партнером на экране («Когда деревья были, большими» Л. Кулиджанова). И никогда Куравлев не переставал, по его собственному выражению, «наполняться» Шукшиным, постигать его как Гражданина и
Художника.
Я слушал рассказ Л. Куравлева, и... мне бы тогда записать все, о чем говорил актер! Но я совершенно забыл о «профессиональном долге», потому что полностью находился в плену его обаяния, его искренности.
Лишь дома далеко за полночь сидел в тишине и быстро заносил в свой блокнот все, что сохранилось в памяти. На следующий и в другие дни звонил актеру, что-то выяснял, уточнял.
Потом заново смотрел фильмы с его участием, снова делал пометки и однажды, встретив его в одном из длинных коридоров «Мосфильма», заметил: «А ведь я знаю о тебе больше, чем ты сам о себе знаешь». Он лишь улыбнулся и спросил: «И зачем тебе это надо?». Но я знаю, что однажды напишу о нем, не о сыгранных им ролях, нет, но о его судьбе, характере, о том, как он живет «среди других». И пусть эти мои записки, в которых я расскажу лишь о первых его шагах в большой кинематограф, о том, как он начинал, будут лишь небольшим вступлением к тому, о чем я, пусть не завтра, не послезавтра, но напишу обязательно.
...К моменту окончания школы он не успел выяснить, кем станет. Аттестат зрелости красноречиво свидетельствовал о том, что ни инженерное дело, ни научная деятельность ему не угрожают. Учителя и родители, Хоть и возлагали на его будущее какие-то надежды (должен же человек как-то «найти себя», но полной уверенности в чем-то определенном у них не было. Терялся в догадках и сам недавний выпускник школы. Тут я снова хочу привести слова самого Куравлева, ибо не берусь состязаться с ним в иронии, с которой он рассказывает о том, что было дальше: «Надо было выбирать „авантюрную“ профессию. Такой профессией мне тогда показалось — а теперь я в этом убежден — актерство. И я подался во ВГИК. А там меня не ждали. И, видимо, поэтому не приняли. И все. И никакой трагедии. Я поступил на фабрику, выпускающую линзы для кино-и фотоаппаратов и елочные игрушки. Поработал год — и снова во ВГИК. На этот раз комиссия оказалась податливей...».
Впервые зритель увидел Куравлева на экране в фильме режиссера М. А. Швейцера «Мичман. Панин» в роли матроса Камушкина. Забегая вперед, скажу, что тогда и началась дружба актера с режиссером, которая длится вот уже столько лет. Иначе как можно объяснить тот факт, что Куравлев снялся в дальнейшем во всех, кроме «Воскресения», фильмах Швейцера — «Время, вперед», «Золотой теленок», «Карусель», «Бегство мистера Мак-Кинли», «Смешные люди». Это, к слову сказать, одна из особенностей Куравлева — актера и человека: однажды снявшись, он оставляет у режиссеров желание продолжать содружество.
Итак, первым фильмом, ставшим дипломной работой студента ВГИКа и одновременно его первым шагом в большом кинематографе, был «Мичман Панин», Как это часто бывает в кино, попал Куравлев в эту картину случайно и вот при каких обстоятельствах.
В одной из аудиторий ВГИКа шел урок вокала. Звучал серьезный романс Кюи. Это «влюбленный» Куравлев адресовал свои чувства «даме сердца». Софико Чиаурели, ныне известной советской актрисе. Кроме нее, не сводила глаз с поющего романс небольшого роста женщина, которую Леонид видел впервые, Он нервничал от присутствия на уроке посторонней вообще и к тому же видел, что женщина еле сдерживается, чтобы не расхохотаться. Неожиданно искоса взглянул на нее, и женщина... застонала от смеха. Окончился урок, и «посторонняя» — а это была С. А. Милькина, сорежиссер М. Швейцера, — подошла к студенту... Некоторое время
спустя Куравлева вызвали на киностудию «Мосфильм» и предложили пробоваться на роль матроса Камушкина. И... утвердили другого актера. Кинопробы увидел М. И. Ромм. Он сказал Швейцеру: «Возьмите этого актера в экспедицию и снимите его в каком-нибудь эпизоде... в роли Камушкина». Угадал Михаил Ильич будущего исполнителя! Эпизод сняли, пленку отправили в Москву. А вскоре в экспедиции читали телеграмму: «Поздравляю хорошим актером, Ромм».
Таково было благословение нашего выдающегося мастера.
А потом... Впрочем, все дальнейшее рассказал и продолжает рассказывать зрителю экран. Одно скажу: не каждому актеру повезло сниматься у таких режиссеров, как В. Шукшин, М. Швейцер, Л. Кулиджанов, Л. Гайдай («Двенадцать стульев»), Г. Данелия («Афоня»). Впрочем, я оговорился: «повезло» — это не про Куравлева, ибо его хотели и продолжают хотеть снимать.
Почему-то некоторые зрители считают, что если актер комедийный, то с ним непременно должны происходить какие-то необыкновенные комические случаи. Слово Куравлеву: «Клятвенно заверяю: ни в жизни, ни на съемочной площадке у меня никогда не было ни просто смешных, ни потрясающе смешных случаев! На меня не падала декорация, я сам ни на кого и ни на что не падал. Меня не кусали собаки. Не тонул. Не горел. Не спасал. Уверен: если придется прыгать с парашютом, он обязательно раскроется. Так что смешных случаев не было. Впрочем... однажды на обсуждении фильма „Живет такой парень“ один „важный дядя“ заметил, что режиссер очень хорошо использовал... мой природный недостаток — заикание. Я смеялся так, что чуть действительно не стал заикаться».
Жизнь актера проходит а непрерывном труде: репетиции, съемки, поездки... Люблю — да и я ли один? — Леонида Куравлева. Поздравлял актера с присвоением ему почетного звания народного артиста РСФСР, поздравлял несколько месяцев назад с рождением сына, которого он назвал Василием — в честь «старшего брата» и друга В. Шукшина.
Живет такой актер — Леонид Куравлев. Живет неспокойной жизнью талантливого человека. Живет, трудится и своим трудом приносит радость всем, кто видит его на экране.
Днепровский Л. О чем не расскажет экран. М.: Ленинское знамя 1978, 22 авг. Творческий портрет Леонида Куравлева