В статье «Песни советского народа» В. Соловьев-Седой, отмечая своеобразие и искренность песенного творчества Мокроусова, его неповторимый мелодический дар, проникновенность, глубокую лиричность и убедительность музыкальной образности, подчеркнул еще одну существенную черту его песенного таланта: «…Чувство музыкальной драматургии несомненно присуще этому талантливому композитору»

Наиболее отчетливо и полно чуткое ощущение музы­кальной драматургии, принцип сквозного образно-музы­кального развития выявились в песнях, которые можно назвать песнями-сказами, песнями-балладами. Мокроусов часто обращался к народным поэтическим текстам и музыкальным напевам, однако его обработки никогда не ограничивались простой гармонизацией народных мелодий.

К работе с фольклором Мокроусов подходил глубоко творчески. Отталкиваясь от первоисточника — образа, мысли, попевки, — Борис Андреевич свободно развивал их, преломляя сквозь призму своей творческой индивиду­альности, своего видения и живого ощущения не только самого народно-песенного мелоса, но и той среды рус­ской жизни, которой именно эти образцы фольклора были рождены.

Мокроусов не считал себя привязанным к «букве» песни, к ее напевам. Даже народные тексты в общей ра­боте с поэтом над песней подвергались при необходи­мости профессиональной шлифовке, уточнению. Так же свободно композитор обобщал и интонации различных песенных пластов, стремясь к одному — как можно глубже и полнее раскрыть и развить сущность народ­ной образности, народного интонирования.

По стилистике и интонационным истокам песни-баллады не одинаковы. Вот, например, «Возвращение» (на сл. Л. Ошанина). В этом сочинении выражены думы сына, возвращающегося с войны, о матери, об отчем доме. Он вспоминает о том, как уходил в походной шинели, пытается представить себе, как, печалясь и страдая в одиночестве, мать ждала его и как они встретятся. По форме, складу мелодии, по фактуре, по характеру выра­женных в нем чувств это сочинение ближе всего русской песенно-романсной лирике.

Наиболее интересны и самобытны песни-сказы иного плана, во всех своих элементах тесно связанные с народ­ной основой. Это прежде всего «У колодезя» и «Из-под камушка». В них сконцентрировались и отчетливо (особенно полно — в балладе «Из-под камушка») выяви­лись принципы подхода к фольклорному первоисточни­ку, характерные для Мокроусова.

«У колодезя» — полный горечи рассказ про то,

Как наехали да злые вороги,
полонили тут да красну девицу,
полонили тут да увели с собой,
увели с собой в чужую сторону.

По своему складу музыка этого сочинения близка напевам русских старинных сказов и былин: Борис Мокроусов. Песня «У колодезя»

Народный сказ «Из-под камушка» повествует о том, как «ревнивый муж вел жену топить», как просила она: «Не топи меня рано поутру, а топи меня поздно вечером, когда детушки спать улягутся…» «…А старшая дочь не спала всю ночь, не спала всю ночь, все выслуши­вала…» Утром она старается выпытать у отца, где мать, не верит его ответам и проклинает злодея.

Баллада Мокроусова «Из-под камушка» — развернутая драматизированная музыкальная картина. В сквозном развитии чередуются различные эпизоды — образные характеристики жены-матери, отца и дочери, меняющиеся в зависимости от душевного состояния героев. Сдержанны, неспешно повествовательны начальные такты баллады. В музыкальных фразах, характеризу­ющих девушку, которая еще не ведает своей судьбы, слышатся интонации спокойно-светлых лирических девичьих песен. Тревожное предчувствие горя ясно ощутимо в эпизо­де, рассказывающем о том, как муж вел на смерть жену. Трагическим взрывом звучит в кульминации ее мольба о пощаде. И вот уже далеко разносящийся над равниной вечерний колокольный звон возвещает о ее гибели.

Музыкальные фразы-характеристики отца приобретают зловещее звучание, в них чувствуется связь с образами русских сказок, нашедшими претворение в му­зыке Римского-Корсакова. Интересная деталь: когда отец хочет оправдаться перед детьми, задобрить их обе­щаниями, звучит тема тревожных материнских пред­чувствий, обличая его лживость (передать этот тонкий нюанс — особая задача исполнителя). Наконец, еще один круг интонаций использован в эпизодах дочери, допрашивающей отца о судьбе матери. В ее причитаниях слышится просьба, тревога, жалоба, боль. Эта баллада — впечатляющая музыкальная карти­на, воссоздающая некоторые черты быта и нравов старой России.

В песнях-сказах, при всем их различии, есть общее: все они основаны на последовательном развитии сюжета, пронизаны повествовательной интонацией. Содержание большинства из них драматично и поднимается порой до истинной трагедийности.

Пусть свято хранит
Мой камень-гранит,
Он русскою кровью омыт

- А. Жаров. "Заветный камень"

На стыке песен-сказов и патриотических песен стоит знаменитый «Заветный камень». Эта баллада, озаренная грозовыми отсветами военных лет, наполненная неизбывной сыновней любовью к родной земле, несет в себе все самое яркое и ценное из добытого композитором ранее, определяет новый уровень и тонус его даль­нейшей творческой работы. Интересна история созда­ния этой песни и ее последующая жизнь.

Когда началась война, многие композиторы добро­вольно ушли на фронт. Некоторые были направлены в боевые флотилии: Н. Будашкин — на Балтику, Б. Терентьев и Е. Жарковский — на Север, Б. Мокроусов вместе с В. Макаровым и Ю. Слоновым — на Черноморье.

Здесь, в Севастополе, в 1941 году Борис Мокроусов встретился и подружился с поэтом Александром Жаро­вым. В осажденном городе люди жили одним чувством, одной думой — верой в победу. Жарова и Мокроусова увлекло общее стремление — создать песню, которая бы вдохновляла людей на подвиг во имя Родины. И вот такая песня родилась…

Позже А. Жаров не раз рассказывал о том, как «давалась эта черноморская легенда. Я позволю себе свободно изложить мысли поэта, высказанные им в его статьях: «…Борис скоро начал мечтать: «Это должна быть песня широкая, эпическая, сдержанно-торжественная, как баллада». …Начали уже появляться перво­начальные музыкальные наброски, мелодические ходы.

Стали вместе думать, работать над содержанием… Композитор задал нам обоим трудную задачу: сделать песню, предвещающую победу над врагом (уже тогда!). Для этого песня должна была нести в себе горькую правду первого периода войны. Иначе не стало бы художественно убедительным и предсказание победы, ка­ким бы взволнованным оно ни оказалось. …Долго не могли отыскать центрального кульминационного эпизо­да, который бы выразил главную идею сочинения. Нако­нец он был подсказан самой жизнью. Когда фашисты подошли вплотную к городу, матросы и солдаты, вынужденные на время оставить Севастополь, брали с собой камень или горсть родной земли. Это стихийно родившееся в народе веяние стало символом неразрыв­ной связи человека с Родиной, верности ей, залогом то­го, что на оставленную землю советские люди непремен­но вернутся. Стало это и центральным ядром баллады. Герой, умирая, говорит подобравшим его друзьям:

Когда покидал я родимый утес,
С собою кусочек гранита унес —

Затем, чтоб вдали
От крымской земли
О ней мы забыть не могли.

Кто камень возьмет, тот пускай поклянется,
Что с честью носить его будет.
Он первым в любимую бухту вернется
И клятвы своей не забудет!
Тот камень заветный и ночью и днем
Матросское сердце сжигает огнем…

Пусть свято хранит
Мой камень-гранит,
Он русскою кровью омыт.

Музыка воссоздает образ сурово-мужественной, стойкой, как скала, твердыни. И эта твердыня — дух совет­ского человека. Сквозь трагедию отчаянной схватки с врагом, сквозь боль утраты и даже в предсмертный час человек сохраняет веру в победу, любовь к Родине.

Предельно скупыми средствами лепится образ. Мело­дия и аккомпанемент сразу же вызывают в воображе­нии картину бушующего моря: вздыбленные волны ла­виной накатываются на неприступную стену, яростно бьются об нее, откатываются, наступают снова и снова...

Как и в народной песне, музыкальный образ необы­чайно емок, он допускает различное исполнение, в зави­симости от меняющегося содержания строф. Поначалу, когда речь идет о трагических событиях, в музыке под­черкивается сурово-скорбный тон (краска) и образ «волн» читается как усилие пока еще недостаточное, чтобы одолеть, остановить натиск врага. В конце же песни главенствует утверждающе-волевая интонация. Баллада «Заветный камень» быстро облетела всю страну и сразу стала любимой. Она жила и боролась против врага. А когда Севастополь был освобожден, авторы стали получать письма с требованиями «испра­вить» песню. Советский народ ценою жизней лучших своих сынов совершил величайший подвиг. «Заветный камень» должен был обрести победное звучание (буду­щее время глаголов в последнем куплете было заменено на прошедшее и настоящее):

Сквозь бури и штормы прошел этот камень
И стал он на место достойно.
Знакомая чайка взмахнула крылами,
И сердце забилось спокойно.
Взошел на утес черноморский матрос,
Кто Родине новую славу принес.

И в мирной дали
Идут корабли
Под солнцем родимой земли.

«Заветный камень» вошел в золотой фонд песен Великой Отечественной войны, не был забыт он и в мир­ное время, живет и сейчас. Это сочинение несет в себе непреходящие ценности, выражение тех высоких патрио­тических чувств, которые остаются с человеком навсегда.

В 1948 году за эту песню, а также за песню «Хороши весной в саду цветочки» (сл. С. Алымова), «Песню о родной земле» (сл. О. Фадеевой) и «Одинокую гармонь» (сл. М. Исаковского) Борис Андреевич Мокроусов был удостоен Государственной премии СССР.

Веселая и грустная, всегда ты хороша,
Как наша песня русская, как русская душа.

Я. Глейзаров. "Всегда ты хороша"

После максимального напряжения всех и духовных и физических сил в военные годы, после неизмеримой радо­сти победы люди особенно стали ценить мир и тишину. Люди вернулись к созидательному труду, к мирным буд­ням, к природе. Они хотели насладиться ими, ждали задушевных лирических песен о самом простом, чело­вечном.

Неудивительно, что именно в это время расцвел светлый, жизнеутверждающий талант Бориса Мокроусова. По числу песен и творческих удач, по быстроте и прочности, с которой песни входили в жизнь, Борис Андреевич Мокроусов становится в один ряд с самыми одаренными нашими композиторами-песенниками: Дунаевским, Соловьевым-Седым, Захаровым, Блантером и др. Тогда же он пишет свою оперетту «Роза вет­ров», фортепианное трио, «Русскую увертюру» для сим­фонического оркестра. Но ведущим жанром творчества остается песня, и прежде всего — песня лирическая.

Не менее половины из написанных Мокроусовым пе­сен отданы лирическому герою, который делится со слу­шателями своими радостями, печалями, тревогами и мечтой. Не одинаковы лирические герои песен компози­тора, но есть у них существенные общие черты: все они неразрывно связаны с жизнью родной страны; все они — носители особых свойств русского национального характера. Многое роднит такие сочинения Мокроусова, как «Я хожу по улице» (сл. М. Исаковского), «Наговоры» (сл. А. Фатьянова), «Сватовство» (сл. Г. Строганова и Ю. Иванова) и другие подобные им, с разными жанрами русской народной крестьянской песни. Однако специфи­ческие особенности образно-интонационного содержания лирических песен композитора этими связями далеко не исчерпываются. Пожалуй, лишь в песне «Я хожу по улице» родство с крестьянским песенным фольклором наиболее ощутимо. Этому, очевидно, в значительной мере способствовал поэтический текст, предложенный композитору М. Исаковским.

В любом сочинении рассматриваемой группы можно обнаружить также стилистические признаки, идущие из других истоков — прежде всего музыки городского типа.

Вот, например, «Шумят, шумят березы…» (сл. А. Софронова). Начинается степенный, сдержанный запев и сразу уводит нас в мир протяжной русской пес­ни. От нее, от старинной крестьянской песни, и общая неторопливо-раздумчивая интонация, и этот одинокий поначалу голос, подхватываемый хором подружек, и чуть заметный оттенок скрываемой девичьей тоски по люби­мому — весь образный строй. В песне «Шумят, шумят березы…» новые интонации почти не затрагивают мелодию. Только в заключитель­ной фразе: «плохое настроение не может быть у нас» — ощущается некоторый выход из обычной сферы чувствований и интонирования, свойственной старой крестьян­ской песне. Но в аккомпанементе, особенно в фортепиан­ном вступлении, имитирующем гармошечные переборы, появляются непривычные для крестьянской песни мело­дические обороты.

Еще прочнее и шире новая интонация — отражение нового мироощущения — входит в песню «Всегда ты хо­роша» (сл. Н. Глейзарова). Именно эта интонация придает музыке легкость и «полетность». Какая-то со­вершенно особая возвышающая скромность и доброта, присущие мягкому и поэтичному девичьему характеру, раскрываются в этой обаятельной песне, полной света и изящной пластики...

В лирических миниатюрах Мокроусова нашел отчет­ливое выражение процесс взаимопроникновения и взаимообогащения различных интонационных пластов рус­ского мелоса. Так отразилось в искусстве одно из харак­тернейших явлений самой жизни Советской страны — постепенное сближение города и деревни, в частности и культуры их. Создание органичного качественно нового сплава интонаций шло в неразрывной связи с рождением нового героя — героя своего времени. Воплощение его духовного мира в музыке привело к кульминационным взлетам в раскрытии песенного таланта композитора.

В творческой работе Б. Мокроусова были особен­ности; он сам рассказывал о некоторых из них: «…В отличие от многих композиторов, я вначале создаю му­зыку, а затем поэт пишет по моей просьбе стихи на за­данную тему. Кое-кто считает такой метод «порочным», но это вопрос спорный. В свою защиту могу сказать, что самые популярные мои песни, в том числе «Сормовская лирическая», написаны именно таким образом». Б. Мокроусов писал и на готовые тексты, но все же пред­почитал метод так называемой подтекстовки. Это не ограничивало его фантазию. Вряд ли есть смысл спорить о том, какой путь лучше. Все зависит от индивидуальных особенностей автора и главное — от художественных ре­зультатов. В поддержку Мокроусова можно сказать, что не один он любил именно такой путь. Часто так же ра­ботал и Дунаевский, а в свое время и Глинка.

Борис Мокроусов всегда стремился предельно четко реализовать свой творческий замысел и максимально точно записать сочиненную музыку. «…Законченное произведение, — вспоминает Б. М. Терентьев, — Борис Андреевич тотчас переписывал начисто. Особенно тща­тельно проставлял все знаки и нюансы. Искал наиболее точное обозначение темпа и характера, так как знал, насколько от этого будет зависеть верное исполнение».

«…Можно знать законы стихосложения, законы гармонии и формы, но этого мало, — в песню надо вложить еще и душу, а без этого она ровно ничего не стоит». В этом композитор был убежден, без этого не мыслил творчества. А душа музыки, как известно,— мелодия. Мелодии мокроусовских песен броски, рельефны, образны и «общительны». Вызывая большой круг ассоциаций, затрагивая что-то очень близкое, они обла­дают редкой способностью вовлекать слушателя в сферу заключенных в них чувствований, заставляют со­переживать. Чем значительнее роль одного из элементов музыкальной речи в создании образной характеристики, тем сильнее остальные элементы подчиняются ведуще­му. Бесспорно, именно мелодия оказывается у Мокроу­сова основным художественно ценностным носителем эмоционально-смысловой выразительности. Все осталь­ные элементы музыкальной речи, как правило, служат одной цели — наиболее выпукло подать основную ли­нию, подчеркнуть ее самые существенные особенности. Может быть, поэтому фортепианное сопровождение в песнях Мокроусова лишено каких бы то ни было изыс­ков, чаще всего оно предельно просто и уж во всяком случае на первый взгляд кажется таким, никогда не от­влекая на себя излишнего внимания, хотя за этой про­стотой можно отыскать сложную работу композиторской мысли (например, в песне «Милый мой живет в Ка­зани»).

Примечательна еще одна черта, характерная для пе­сенного творчества Мокроусова. В каждой группе песен и романсов были у него излюбленные тональности. Так, песни-романсы, идущие от старинного русского вальса, написаны, как правило, в до миноре. В патриотических песнях гимнического склада преобладает ми-бемоль ма­жор. Большинство строевых солдатских песен — в ми миноре, а в песнях-вальсах рабочей окраины чаще всего встречается ре минор.

Быть может, стойкая привязанность Мокроусова к тем или иным тональностям в близких «музыкальных ситуациях» дает возможность говорить об определенной эмоциональной окрашенности той или иной тональности в его восприятии. Вспомним хотя бы два примера из мокроусовского творчества: печально-драматическая кульминация баллады «Из-под камушка» тоже написана в до миноре — одной из наиболее драматичных для ком­позитора тональностей, хотя вся баллада выдержана в ре миноре; в том же до миноре написана полная драма­тизма лирическая песня «Чует сердце мое что-то».

Вместе с тем приверженность композитора к опреде­ленному комплексу средств при решении сходных худо­жественных задач несет в себе и опасность творческой инерции. Многие не раз замечали на первый взгляд странное свойство песен Мокроусова: каждая в отдель­ности впечатляла, а взятые вместе, они нередко поража­ли однообразием. Слушать их подряд становилось не­интересно, особенно в том случае, если подряд исполня­лись песни одной стилевой группы. И это естественно: одни и те же приемы, много раз повторенные, начинали бросаться в глаза, «перекрывая» своеобразие тонких нюансов каждой песни, рождали ощущение некоторой назойливости.

Вряд ли найдешь тему, жанр песни, которых бы не коснулся композитор. Есть у него песни гражданские, героические, есть песни лирические, шуточные, танцевальные, есть драматические повествования, песни-романсы, песни-баллады, песни-сказы.

Писал Мокроусов также песни пионерские и массо­вые, почти всегда связанные с актуальными темами вре­мени. Среди них можно назвать «Пионерскую лагерную» (сл. С. Васильева), «Без мечты нам жить нельзя» (сл. Ю. Каменецкого), «Песню красных дьяволят» (сл. Р. Рождественского); а из массовых — марши «Лю­ди! пока не поздно» (сл. Е. Долматовского) или «Мы — люди большого полета» (сл. А. Фатьянова) и другие подобные им сочинения. Но ни одна из этих песен не завоевала достаточной популярности и вряд ли вспом­нится читателю. Однако негативные стороны творчества композитора не могут заслонить главного: у лучших мокроусовских песен есть свое лицо. Там, где темы борь­бы за мир, любви к родине, народу Борис Мокроусов решал в близком себе ключе, он совершал художествен­ные открытия. И это не удивительно: разве лирическая песня, воспевающая созидательный труд советских лю­дей или красоту родной земли, менее сильно и убеди­тельно борется за мир, чем та, которая прямо заявляет об этом? Успех определяется нестандартным художест­венно убедительным подходом к решению темы.

В свое время Мокроусов был одним из самых попу­лярных и любимых в народе композиторов-песенников. Его песни пели много и часто. Пели везде. Пожалуй, не было дня, чтобы в открытом концерте или по радио не звучала музыка этого композитора. Многие из лучших песен Мокроусова продолжают жить и сейчас.

В чем же причина такой популярности? Думается, ее нельзя объяснить только сюжетами, близкими слушате­лю, или тем, что песня содержала цепкие интонации, связанные с бытовавшими, знакомыми каждому попевками. Недостаточно было бы и связи песен с популярным героем своего времени. Хотя все это взятое вместе несом­ненно способствовало успеху. Причина популярности песен Мокроусова заключает­ся в том, что, опираясь на унаследованную от прошлого и современную ему народную основу, композитор сумел возвыситься до самобытного обобщения воспринятого из разных музыкальных истоков, которые питали его, сумел сблизить в своем творчестве прошлое и настоящее, сумел увидеть и раскрыть в музыке лучшие черты характера своего народа.

Но главное — Борис Мокроусов глубоко любил Россию, русского человека и воспел их так, как дано да­леко не каждому.

Михайловская Н.: Мастера советской песни / сост. В. И. Зак. М.: Изд-во «Советский композитор», 1977.