«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
В 1925 году Борис Мокроусов принимает окончательное решение посвятить себя искусству, без которого, чувствовал, ему не жить. Он приходит поступать в Нижегородский музыкальный техникум. Одновременно туда же решает поступить (по классу трубы) и его друг Михаил Рейнер. "Уже тогда, — пишет он в своих воспоминаниях о техникуме, — он был довольно серьезным учебным заведением, питомцы которого успешно работали в местном оперном театре, в симфоническом оркестре... Директор техникума, скрипач Лазерсон, сумел создать хороший коллектив преподавателей. Среди них уже тогда был будущий композитор Касьянов. Была и известная всем преподавательница по классу фортепьяно Полуэктова. Известна была тем, что воспитала прекрасную плеяду пианистов. Но знали учащиеся и ее высокую требовательность, строгость, а при необходимости, и ее беспощадность к нерадивым. В кругу учащихся ее называли "гроза морей". Но все это с уважением к ее таланту преподавателя, к ее доброжелательной строгости. Вот именно к ней, к Полуэктовой, и мечтал попасть Борис. При вступительных экзаменах Полуэктова сама отбирала себе учеников. Вероятно, она сумела увидеть в Борисе перспективного студента. Когда кончились вступительные экзамены, Борис узнал, что в техникум принят, зачислен в класс Полуэктовой".
Надо заметить, что поступил в музыкальный техникум Борис против воли родителей, но он сделал по-своему. Борис Мокроусов всегда уважительно и внимательно прислушивался к мнению и советам родителей. Отступление от этого принципа свидетельствует о его уверенности, что поступает правильно, о его вере в свое призвание.
Но не все, видимо, было так просто с поступлением Бориса в техникум, как это описал Рейнер. Борису было уже 16 лет. Кое-кто из преподавателей посчитал, что того, что он познал на эпизодических занятиях в сормовской музыкальной школе, было недостаточно, чтобы обучаться в техникуме. Это отметила музыковед Н. Михайловская, говоря о том, как встретили юношу в техникуме: "Здесь без особого энтузиазма встретили переростка, не имевшего даже минимальной подготовки, необходимой для поступления в музыкальное учебное заведение. Но нашелся прозорливый человек — преподавательница Нина Николаевна Полуэктова, которая почувствовала в юноше что-то музыкальное и, поверив в его дарование, взяла в свой класс". Мокроусов всю свою жизнь оставался благодарен замечательному преподавателю. В свои приезды в Горький он непременно навещал ее. Об этом, в частности, рассказала А. А. Мокроусова: "Когда он учился в Москве, он часто приезжал в Горький. Во время этих приездов он обязательно заходил к своим друзьям. Мы жили тогда в железнодорожных корпусах напротив Канавинского рынка. Часто приезжал он к своему педагогу Нине Николаевне Полуэктовой. Она уже тогда была больна, но заходил он к ней каждый раз..."
Юноша много занимается, стремясь как можно лучше овладеть игрой на фортепьяно. Работает, не жалея времени и сил. Сам Борис Андреевич так рассказывал позднее об этом своему товарищу по консерватории М. Александрову: "...Я не мог, как все, добросовестно, до конца выучить этюды Черни или другие традиционные и обязательные для начинающих сочинения. Ленился ! Какое там! Часами один сидел в музыкальном классе, играл. Но только играл-то не заданное. Свое играл, то, что просилось само. Играл, понимаешь, ночами. Уборщицу-старушку обманывал. Она, бывало, перед тем, как запереть училище, кричит: "Все ушли? Есть кто?" Молчу. Уйдет — вот мне раздолье. Что играл? Сначала вроде знакомое. У нас на Волге песен богато. Многоголосие — красота древняя, русская. Потом незаметно на свое переходил..."
Борис постигает премудрости музыкального искусства, овладевает основами музыкальных наук, продолжая играть на кинокартинах в клубе "Спартак . А вот как, судя по воспоминаниям Рейнера, который тоже учился в техникуме около года, а потом увлекся наукой и техникой, происходили занятия по сольфеджио. Он вспоминает: "Раз в неделю мы с Борисом ходили на занятия по сольфеджио. В класс собиралось человек двадцать. Тут были студенты всех специальностей. Самыми трудными для нас с Борисом были диктанты, когда наша преподавательница Хрулева требовала, чтобы мы написали нотами то, что она играет на пианино. Но мы выходили из этих затруднений, объединяя свои усилия и шепотом "консультируясь".
Хрулева была уже пожилой женщиной, обладала низким голосом, была общительной и простой во взаимоотношениях со студентами. Во время перерывов она развлекала нас рассказами из области... криминалистики. Хрулева могла быть и язвительной: студентку, сидевшую рядом со взрослым вокалистом Рыбаковым и часто отвлекавшую его от занятий, Хрулева называла не иначе, как "соседка Рыбакова". Борис, раздавая тетради после проверки диктанта, так же ее называл, что веселило всех".
Рейнер пишет, что к товарищам по учебе Борис был, как и в школе, всегда одинаков: слабого защищал.
"Домой из техникума, — пишет Рейнер, — мы с Борисом ходили вместе. Но весной изредка я был вынужден шагать один, без Бориса. Впоследствии выяснилось, что причиной этому явилась симпатичная, обаятельная Элен Гальпер, сокурсница Бори...".
Друзья начали отдаляться друг от друга. Борис все дальше отходил к музыке, а Михаил — к технике. В 1929 году Борис Мокроусов успешно окончил Нижегородский музыкальный техникум. Встал вопрос о продолжении его музыкального образования. К середине 20-х годов при высших учебных заведениях страны начали открываться рабфаки. Туда посылали молодых рабочих, по тем или иным причинам не успевших получить нужного специального образования, но проявивших незаурядные способности к определенному делу. Бориса Мокроусова послали учиться на рабфак Московской консерватории
Как отмечали специалисты, в частности Н. Михайловская, для занятий в высшем музыкальном учебном заведении одного таланта мало. Нужны еще желание и умение работать. Не каждый мог освоить такие сложные дисциплины, как теория музыки, гармония, анализ музыкальных форм, история музыки, полифония и другие. Это было дано только наиболее одаренным и упорным. Тем, кто не мыслил себе жизни без любимого искусства, для которых служение музыке было призванием. Вот таким упорным в достижении цели оказался и Борис Мокроусов. Поэтому на рабфаке. Мокроусов пробыл недолго. Через год его перевели на композиторский факультет консерватории. Вскоре сюда же приехал из Киева Борис Терентьев. С Мокроусовым его связала крепкая дружба на многие годы.
Поэтому воспоминания и высказывания Б. М. Терентьева, записанные во время бесед с ним Н. Михайловской, представляют исключительную ценность. "Он был любознательным, пытливым, — вспоминал о своем друге Борис Михайлович Терентьев. — Много читал, изучал клавиры и партитуры. Очень любил играть на рояле. Как сейчас вижу его руки на клавиатуре — легкие, мягкие. Было что-то нежное, "женственное" в том, как Борис прикасался к клавишам...
Борис Мокроусов любил все русское — классическую живопись, литературу, поэзию. Любил читать и советских поэтов, но к ним подходил более "потребительски" — критично и придирчиво отбирая то, что могло послужить основой для его собственного творчества...
В суждениях часто бывал резок. Такое впечатление возникало от того, что Мокроусов говорил прямо, без обиняков, говорил то, что думает, - правду. А она нередко бывает горькой, особенно тогда, когда речь заходит о творчестве, о том или ином сочинении композитора. Эту откровенность высказывания не всегда верно понимали и принимали. За критику многие товарищи по перу Мокроусова недолюбливали. И, может быть, это делало Бориса Андреевича человеком замкнутым, малообщительным, трудно сходившимся с людьми. Но он не мог иначе. Правдивость была свойством его натуры. К тому же в собственном творчестве он, сколько мог, был беспощадно требователен к себе".
В консерватории Борис Мокроусов занимался у известных советских композиторов-педагогов, теоретиков, музыкально-общественных деятелей: А. Александрова, В. Белого, Г. Литинского, Н. Мясковского.
В студенческие годы он начал композиторскую деятельность. В это время им были написаны Симфоническая сюита (1931), "Пионерская сюита" для симфонического оркестра (1932) и Симфоническая поэма (1934), Концерт для тромбона с оркестром (1935), Струнный квартет (1934), Сюита для квартета медных духовых инструментов (1934), Соната для фортепиано (1933), Соната для медных инструментов (1934), музыкальная комедия "Дружная горка" (совместно с композитором В. Энке; 1934). В те же годы начал работу над балетом "Блоха", который остался незавершенным.
Фрагменты балета в клавире, а также "Антифашистскую симфонию" (сл. Е. Абросимова) для хора и большого симфонического оркестра, написанную в 1936 году, когда германский и итальянский фашизм все явственнее обнаруживали свою человеконенавистническую сущность (тема эта глубоко волновала Мокроусова), молодой композитор представляет в качестве дипломной работы. Тогда же им была написана песня "Стальные роты" на стихи Луиса де Тапиа (перевод с испанского С. Кирсанова).
Характеризуя композиторскую деятельность Бориса Мокроусова в студенческие годы, Борис Терентьев отметил: "В годы учения Мокроусов испытывал различные влияния, пробовал силы в разных жанрах, овладевал различными стилями музыкального выражения. Был восприимчив ко всему, стремился овладеть и модной в те годы манерой музыкального письма. Тогда же из-под пера Мокроусова появлялась музыка сложная, "запутанная", совсем не соответствующая духу и темпераменту этого человека. Об этом говорят некоторые его инструментальные сочинения — квартеты, сонаты. Но вот что замечательно: никакие веяния моды не могли свернуть Мокроусова с его собственного пути. Он никогда не смешивал художественное творчество со школьными опытами и экспериментами, с работой над освоением композиторской техники..."
В 1936 году Борис Мокроусов заканчивает консерваторию по классу композиции Николая Яковлевича Мясковского и начинает самостоятельный творческий путь. Борис Мокроусов не раз обращается к произведениям крупной формы. Так, в 1937 году он сочинил вокально-симфоническое произведение "Ты с нами, Серго!". В 1938 году появляется первая редакция его оперы "Чапай". В 1943 году он пишет музыку к документальным фильмам "25 лет РККА" и "Сталинград", в 1944 году былину 'Илья Муромец и Идолище поганое". Среди его сочинений, кроме названных, — оперетта "Роза ветров"(1947), сочинения для духового оркестра, фортепианное трио (1948), "Русская увертюра" для симфонического оркестра (1949). Мокроусовым написана музыка к ряду радиопостановок; особую популярность завоевала постановка "Поддубенские частушки" по рассказу С. Антонова (1951). Сошли с экрана и стали широко популярными песни Б. Мокроусова к кинофильмам "Свадьба с приданым", "Неуловимые мстители". Музыка Мокроусова звучала во многих драматических спектаклях: "Стряпуха" и "Стряпуха замужем" А. Софронова (Театр им. Вахтангова), "Сотворение мира" Н. Погодина и "Белые облака" В. Блинова (Малый театр), "Рассвет над Москвой" А. Сурова (театр им. Ермоловой), Свадьба с приданым" Н. Дьяконова, "Человек с именем" Д. Угрюмова, водевиль "Где эта улица, где этот дом" В. Дыховичного и М. Слободского (Театр сатиры), "Аленушка" Н. Шестакова, "Зайка-зазнайка" С. Михалкова (Московский ТЮЗ) и других.
Но главным, любимейшим жанром композитора становится песня. Созданию ее Мокроусов отдает большую часть времени и творческих сил. В этом жанре он достиг наивысших художественных результатов. В 1938 году им была написана первая "мокроусовская" песня, сразу сделавшая его известным. Называлась эта песня "Милый мой живет в Казани" (на слова В. Соловьева). Но об истории создания этой песни чуть позже. Сначала несколько слов о военной службе композитора.
В 1939 году Бориса Мокроусова на сравнительно непродолжительное время призывают в Красную Армию. Перед отправкой на службу он съездил в Горький повидаться с родителями. А служить ему пришлось в образцово-показательном оркестре наркомата обороны, где он проводил учебно-воспитательную и творческую работу с молодыми музыкантами. Служба в армии помогла ему познакомиться с жизнью и бытом красноармейцев, узнать людей высокого воинского долга и крепкой армейской закалки. Это пригодится ему потом в работе над созданием цикла замечательных солдатских песен. А тогда он написал яркую и мелодичную музыку к кинофильмам "Халкин Гол" и "Московская орденоносная".
Большое влияние на выбор Мокроусовым направления в музыке оказали творческие принципы композитора Владимира Захарова, работавшего в содружестве с хором имени Пятницкого. Н. Михайловская в своей работе о Мокроусове так написала об этом:
Одним из событий музыкальной жизни середины 30-х годов, окончательно определившим направление всей творческой работы Мокроусова, было выступление хора им. Пятницкого. Но выступление необычное. В тот вечер молодой композитор Владимир Захаров (незадолго до этого Захаров стал главным художественным руководителем коллектива, до конца дней связав с ним свою творческую судьбу) знакомил москвичей с программой, открывавшей новую страницу в жизни народного хора, уже достигшего значительных Театрализованное представление "У околицы", насыщенное русскими обрядами, песнями, частушками, потрясло его. Борис Андреевич почувствовал в творческих принципах Захарова что-то очень близкое. Он словно окунулся, в родную стихию, ощутил, как интересно может работать с фольклором композитор-профессионал. Так определился путь Мокроусова в искусстве. Выходец из народа, теснейшим образом связанный с его жизнью и его судьбой, Борис Мокроусов стал и навсегда остался певцом русской народной души".
Н. Кружков.: «Студенческие годы и служба в армии»