Однажды вечером (а именно - в августе 2006 года) мне позвонил из Москвы мой друг Дмитрий Фокин. Коля, ведь занимаешься Мокроусовым – сказал он без лишних предисловий. - Мы здесь уже буквально голову сломали. Скажи пожалуйста, не знаешь ли ты какую песню написал он на мелодию, созданную первоначально для песни «Не тревожь ты себя, не тревожь...». Дима застал меня врасплох. Я несколько раз переспросил его, пытаясь понять, чего именно он от меня добивается, а потом честно ответил, что песню назвать не готов. Ни о чем подобном я ранее не слышал, поэтому я попросил пояснить контекст, чтобы лучше сориентироваться.
Оказалось, что в тот день один из корреспондентов Дмитрия прислал ему электронное письмо с большим количеством различных вопросов. Вопросов в письме было много; времени, как это часто бывает, не хватало, поэтому Дмитрий сходу решил переадресовать тему мне. И так загадка, о которой шла речь, скрывалась в дневнике Георгия Абрамова на страницах 137-138 сборника. Певец, в частности, писал:
«Не могу не рассказать еще об одном эпизоде, связанном с замечательными авторами и их песнями. Как-то раз ко мне в гости пришли Б.Мокроусов, В.Соловьев-Седой и А.Фатьянов. Композиторы музицировали, Алексей читал стихи. И тут выяснилось, что два композитора написали песни на одни и те же слова – "Не тревожь ты себя, не тревожь". Песню В.Соловьева-Седого уже все знают и поют, а вариант Б.Мокроусова еще не вышел в свет. Василию Павловичу песня Мокроусова очень понравилась (мне показалось это признание искренним). Все высказали мысль, что ее тоже надо бы опубликовать, но тут Фатьянов высказался так: «Песня Соловьева-Седого хорошая, в народе ее знают, поют на привычный мотив, а песня Мокроусова, может быть, и лучше, но мотив ее неизвестен, места своего она вряд ли найдет». Конечно, поэт был прав. Мокроусов с ним согласился и использовал музыку для другого текста, а поскольку музыка прекрасна, она с любовью поется и живет поныне с новым текстом».
Естественно, прочитав этот абзац в книге, я уже не смог оставаться равнодушным. Отложив все, я с головой ушел в загадку. Тут же показалось странным, почему сам Абрамов не ответил на естественный, в принципе вопрос, почему он так туманно охарактеризовал песню, как «с любовью исполняемую и живущую поныне». Описанные события могли относиться примерно к началу 1945 года, кстати в дальнейшем это косвенно подтвердилось. Здесь необходимо отметить и то, что сам певец Георгий Абрамов скончался в 1966 году, следовательно, говорить в настоящем времени о популярности этой песни можно лишь со значительной долей условности. Тем не менее, в шестидесятые годы песня, очевидно, являясь хорошо узнаваемой, должна была звучать на радио, издаваться в грамзаписи...
Еще мне сразу же подумалось что песня «Не тревожь ты себя...» и эта загадочная вторая песня должны были иметь очень много общего, коль скоро они были связаны так сильно, были написаны на одну и ту же мелодию. Причем этот принцип должен был являться как бы «универсальным»: то есть он должен был работать не только от первой песни ко второй, но и в обратной последовательности – от второй к первой. Иными словами процесс угадывания, по существу, сводился к простейшему вокальному упражнению: нужно было постараться пропеть текст стихотворения М.Исаковского «Не тревожь ты себя, не тревожь» на различные мелодии наиболее известных мокроусовских песен и посмотреть что получится. Причем, по оценке Фатьянова, песня должна была выйти очень хорошей...
Погружаясь в тему, я первым делом прослушал «Не тревожь ты себя...» на музыку В.Соловьева-Седого в исполнении знаменитой поющей актрисы Клавдии Шульженко.
Не буду останавливаться на технической стороне дела, на том, как, что, и сколько раз я пел, заставив домочадцев разойтись по дальним углам квартиры. Метод исключения принес результаты удивительно быстро. На разрешение ребуса у меня ушло чуть меньше десяти минут, а уже через десять минут, я, как и обещал, сам перезванивал Дмитрию. Вообще это удивительно: мне в какой-то момент показалось, что как будто я уже знал ответ заранее, знал, но почему-то забыл, а забыл потому, что меня никогда об этом не спрашивали.
- Эта песня называется «Назначай поскорее свидание» - сообщил я ему голосом торжествующего человека. Этот ответ уже был для меня очевиден и других вариантов как будто просто не существовало. Удивительно. Тем же вечером Дмитрий писал мне, говоря о том же:
Оказывается, я, не вдаваясь в подробности и не заостряя специально внимания, всегда считал, что это одна и та же песня, тем более, что этикетки на этих пластинках в моей коллекции с совершенно одинаковыми картинками и даже цветами, и исполнения похожи, а тексты (если не вникать глубоко) воспринимаются практически одинаково. И, что самое потрясающее и невероятное, мелодии, хоть они гармонически совершенно разные, воспринимаются и отражаются в сознании как нечто одно, т.е. одно и то же, т.е. как одна и та же песня. И требуется огромное усилие, что бы держа в памяти одну мелодию быстро перестроиться на другую. Необычайный феномен.
Оказывается я на протяжении многих лет, натыкаясь то на одну, то на другую песню, убеждённо думал, что слушаю одну и ту же песню, вернее, что на свете существует всего одна «Не тревожь... / Назначай...». Ну бывает путаница с названиями. К примеру, у Мокроусова есть песня, так в одних редакциях её называют "Всегда ты хороша", а в других "Зажглась заря вечерняя".
И то, и другое - строчки из одной песни, но из разных фрагментов. То же самое с песней Блантера "Где ж вы, очи карие" и "Под звёздами балканскими". Полно таких примеров. А тут другое. Ведь и мелодии в итоге разные и тексты! Вроде как замаскировалась одна песня под мелодию и название другой... Итак, почему же сам Георгий Абрамов умолчал о том, как называлась вторая, или «другая» песня? Это хороший вопрос.
Вообще говоря, такое явление, как написание разными композиторами разных мелодий на одни и те же слова являлось отнюдь не редким в истории советской музыки. Одним из самых выразительных примеров являются варианты песни «Огонек» на стихи М.Исаковского, причем наиболее популярным оказался именно фронтовой вариант, автор которого неизвестен, хотя по своей мелодичности народная мелодия и проигрывает, очевидно, прекрасной и тонкой мелодии М. Блантера.
Известны и примеры того, когда появлялись песни на одну и ту же мелодию, но с разными текстами разных авторов. Тут, пожалуй, самым известным примером может служить превращение «Песни о партии» на музыку А.Александрова, ставшей по существу партийным гимном ВКПб в Гимн Советского Союза, впервые прозвучавший в эфире в ночь на 1 января 1944 года.
Случались подобные превращения и в творческой биографии Бориса Андреевича Мокроусова. Например, известно, что легендарная песня из кинофильма «Весна на заречной улице», задушевно исполненная Николаем Рыбниковым, первоначально имела другой текст и писалась композитором для спектакля «Макар Дубрава» (по пьесе А.Е.Корнейчука), премьера которого состоялась в Театре им.Вахтангова 1 мая 1948 года. Об этом поведал музыковед Юрий Бирюков. В своих публикациях, посвященных творчеству поэта Алексея Фатьянова, Юрий Евгеньевич писал:
Под стать прекрасным фатьяновским стихам оказалась и музыка Бориса Андреевича Мокроусова (1909 – 1968). Мало кто помнит (разве только завзятые театралы) о том, что впервые этот напев прозвучал в спектакле вахтанговского театра «Макар Дубрава», к которому Борис Андреевич писал музыку. В нём эту мелодию композитор пытался соединить со словами старинной шахтёрской песни про коногона, которого «несли с разбитой головой». Не получилось. Зрители, приходившие на спектакль, ни в какую не хотели соглашаться с новой мелодической версией «Коногона», потому что привыкли к старой. Тем более, что накануне войны «Песня про коногона» прозвучала в фильме «Большая жизнь» и успела в годы войны «обрасти», как говорится, множеством фронтовых текстовых вариантов. И потому как только начинал звучать со сцены мокроусовский вариант «Коногона», в зрительном зале протестующе шумели и даже свистели. Постановщики спектакля вынуждены были убрать из него эту песню. Для Мокроусова же печальная история с этой сочинённой им когда-то на народные слова вальсовой мелодией оставалась незаживающей болью и раной. Потому, приехав на съемки картины в Одессу, он решил наиграть этот не позабытый им «вальсок» Фатьянову и участникам съёмочной группы. Всем он сразу и безоговорочно понравился. Оставалось немногое - придумать слова к его мелодии. А это как раз-то и оказалось очень трудным делом, судя по многочисленным их вариантам, сохранившимся в архиве поэта.
И вот теперь вернемся к песне «Назначай поскорее свидание». Мои вокальные упражнения, помимо того, что они принесли искомый ответ, дали и еще один совершенно неожиданный вывод, который легко может быть получен любым из нас при попытке сопоставления тестов.
Даже при самом поверхностном сравнении стало ясно, что песни не просто противоположны по смыслу. Очевидно, что вторая песня, созданная на стихи поэта С. Смирнова, в отношении содержания была в пику первой и являла собой как бы зеркальное отражение ее сюжета. Закончилась война, люди тянулись к мирной жизни, и новая песня стала вполне естественным ответом, раскрывающим их чаяния. И если в первой песне пелось «Не тревожь ты себя, не тревожь. Обо мне ничего не загадывай...», то здесь уже другая героиня другой песни обращалась к своему односельчанину, вчерашнему фронтовику «Не теряй же минут дорогих, Назначай поскорее свидание...» Эта новая песня прозвучала в то время, когда она была особенно созвучна, возможно, благодаря выявленному тематическому контрасту и подлинно народной мелодике она и обрела столь заслуженную популярность.
Подозреваю, что о личных качествах композитора Бориса Мокроусова простому читателю известно не так много. Много лет занимаясь изучением его творческой биографии, я пришел к выводу, что он являлся исключительным человеком. Например, он не был «жадным»: мне известны случаи, когда он бескорыстно «дарил» свои песни другим авторам, если хотел помочь кому-то из них стать немного «познаменитее». Однако в данном случае, если говорить о присутствовавшем у Георгия Абрамова друге Бориса Мокроусова композиторе Василии Соловьеве-Седом, то он никак не нуждался в подобного рода «помощи». И Мокроусов великолепно и тонко «вставил шпильку» в адрес друга, использовав свою мелодию для песни, противоположной по смыслу.
И как всегда оказался на высоте! Это было очень «по-мокроусовски», за это подчеркнутое благородное «упрямство», за прямоту его любили и ценили друзья, недолюбливали враги. Нужно было знать Мокроусова, нужно было понимать глубину его дарования, великолепное чувство юмора, чтобы оценить этот жест, значение этого дружеского комплимента. Те, кто были в теме, поняли все без лишних объяснений. Вот почему певец Георгий Абрамов, который естественно знал контекст этого «творческого состязания» двух выдающихся песенников, не стал упоминать названия второй популярной песни. Не упомянул он, впрочем, и не только об этом...
История появления второй песни настолько увлекла меня, что я рассказывал ее многим людям, причем именно в виде загадки. Цитировал воспоминания Абрамова а потом спрашивал, какую же песню написал впоследствии Мокроусов. В результате я оглашал правильный ответ и ждал реакции слушателя: кто-то удивлялся, кто-то оставался равнодушен. Но продолжалось это недолго. Однажды мне позвонил мой земляк и хороший приятель Борис Александрович Клименко, самарский музыковед и радиоведущий, меломан с невероятно обширными познаниями в самых разных музыкальных областях. Я и тут упомянул эту волшебную историю и даже озвучил правильный ответ, но Борис Александрович быстро поставил меня на землю.
- Ну я не знаю как там у Фатьянова с Мокроусовым – сказал он, - а вот в нашей деревне, когда я был маленьким, я совершенно точно помню, что песня «Не тревожь ты себя...» пелась именно на музыку песни «Назначай поскорее свидание».
- Этого не может быть – ответил я. - Да, такая песня была, но ее не могли петь в вашей деревне, она не была опубликована. Об этом как раз пишет Абрамов.
Ответ был однозначным. Пели! Как это случилось – непонятно, но чем черт не шутит, может быть деревенские самодеятельные певцы и слухачи раньше нас уловили удивительное мелодическое сходство и сделали с песней то, чего не решился сделать сам автор. Возможно? Теоретически да, но вот на практике... Маловероятно! Свидетельство Бориса Клименко до поры я отправил в копилку музыкальных курьезов...
Николай Кружков.: «Борис Мокроусов» //Журнал "Музыка в школе" № 2, 2011