«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
<...> Даже наименее самокритичные авторы должны признать, что их недавние работы по значительности содержания, художественной выразительности и мастерству уступают лучшим песням прошлых лет. Если судить по степени популярности, то надо прежде всего отметить ряд песен Б. Мокроусова, получивших очень широкое распространение. Несомненно, Б. Мокроусову удалось в известной мере ответить на большую потребность в лирической задушевной песне.
Но меланхолическая лирика, которой окрашены многие песни Б. Мокроусова,— лишь небольшой уголок многообразных чувств и настроений советских людей. И неудивительно, что сам Б. Мокроусов, замкнувшись в очень узком мирке образов, крайне ограничил средства музыкальной выразительности в своих песнях, не развивая, а лишь повторяя без чувства меры однажды найденные приемы и мелодические образы.
В последние годы часто появляются песни серенькие, примитивные, лишенные творческой индивидуальности и художественной свежести; душевный мир советских людей в подавляющем большинстве песен показан поверхностно, обедненно.
С этим связана и крайняя ограниченность выразительных средств — жанровых, мелодических, метроритмических, фактурных. Так, например, в песнях лирических преобладающей «жанровой особенностью» стал вальс, несомненно любимый народом, но, право же, неспособный вынести ту нагрузку, на которую обрекают его авторы.
В шуточной песне господствует частушка — также популярный в народе жанр; однако, если даже допустить, что жанр частушки наиболее пригоден для шуточных песен, приходится удивляться, насколько фантазия композиторов в этом жанре беднее, чем народная фантазия.
В сущности, большинство частушечных песен наших композиторов — нечто среднеарифметическое из многообразнейших форм частушек, создаваемых народом. Я уж не говорю о штампах мелодических, переходящих из песни в песню. Подлинные произведения искусства — а мы хотим, чтобы каждая советская песня была таким произведением, — в своем роде неповторимы. Ведь неповторима же «Священная война» или «Вечер на рейде», так же, как и многие другие песни, остающиеся жить в народе благодаря тому, что общенародное выражено в них со всей силой индивидуального творческого вдохновения. Это органическое слияние народного и индивидуального рождает творческую смелость, которой отличаются лучшие наши песни.
Надо признать, что за последнее время авторы песен, в том числе и такие корифеи песенного жанра, как Дунаевский, Новиков, утратили эту смелость. Снизилась интенсивность творческих исканий, неразрывно связанная с интенсивностью познания жизни, того нового, что неудержимо растет и развивается во всех областях нашей социалистической действительности.
Отставание композиторов и поэтов-песенников от жизни очень велико. Можем ли мы назвать, помимо нескольких песен о мире, выдающиеся песни послевоенного периода, в которых ярко и вдохновенно был бы воспет советский человек в труде и борьбе, свершивший поистине чудеса восстановления страны, многократно умножающий завоевания материальной и духовной культуры социализма? Таких песен нет. Мы еще не умеем распознавать подлинно типическое в нашей действительности, не умеем отделить это типическое от случайного, наносного, преходящего.
Вот и получается, что жизнь идет вперед, развивается, преодолевая многие трудности, а по нашим песням все гуляет лихой «Сережа-тракторист» со своей по-прежнему неуступчивой милой.
«Неподвижность» созданных когда-то литературных и музыкальных образов заметна во многих песнях последнего времени. Часто это проявляется в фальшивой стилизации под народную песню. Это одно из следствий ложного понимания народности музыкального творчества; различного рода ошибки в понимании принципа народности нередко встречаются в нашей среде.<...>
«О состоянии и задачах песенного творчества» // «Советская музыка» № 2, 1954 (183)