В дни празднования великой Победы по ЦТ вновь показали киноэпопею «Освобождение» — пять полнометражных фильмов. Я вторично посмотрел завершающую цикл картину — «Последний штурм». У Куравлева там небольшая эпизодическая роль. Короткая, она тем не менее врезается в память: советский офицер-связист под самый конец войны, 1 мая 1945 года, оказался с ответственным поручением в бункере Гитлера. Как такое не запомнить!
(...)
Тут-то, рассказывал режиссер, и вспомнился ему Куравлев, актер, который давно нравился,— вот, мол, какой исполнитель здесь нужен, совершеннейшая противоположность первоначальному замыслу.
Пригласили Куравлева; в эпизодах теперь действовал офицер выше среднего роста, в наглухо застегнутой шинели. Выглядел он по-военному, по-боевому, хотя ордена и медали не позванивали на его груди. Был он немногословным. Не замкнутым, нет; в других случаях он наверное, был речист и весел, но в экстраординарной (даже по фронтовым меркам) ситуации он собран и не болтлив — так это воспринималось.
Переснятые эпизоды запечатлели то же историческое событие, но их значение, художественное, фильму, а затем и нам сообщаемое, было уже иным. Приобреталось оно благодаря артисту: он украсил героя простотой и скромностью.
Режиссер отказался от большей части записанных в сценарии реплик и предложил исполнителю одну новую, рисующую иной, чем ранее думалось, характер. Спускался в бункер офицер, деловито разматывал телефонный провод, поглядывал по сторонам, улавливал приметы паники, мертвечины, дьявольских похорон — и ронял: «Хреновато тут у вас...». Фраза не была одесской хохмой. Это естественный, но и озорной отклик на окружающее, и мы тоже видим, каково там, в подземелье. И под конец того же эпизода в распотрошенной рейхсканцелярии, покидая пост, насмотревшись на окружавшее его безумие — на очумелых от пьянки гитлеровцев, на бесстыдно целующиеся пары, на тела самоубийц,— пораженный всем этим так, что слов не найти, наш офицер-связист повторял: «Хреновато тут у вас...» Емкая реплика стала клеймом.
Новый герой тоже не узнавал Геббельса и спрашивал у него, вежливостью искупая неловкость: «Я извиняюсь... битте... где у вас здесь туалет?..» Смешно, а если подумать — для чего еще мог бы понадобиться в «хреноватом» убежище какой-то Геббельс нашему офицеру, вынужденному в тоскливом ожидании проводить последние часы Великой Отечественной войны?! Не преувеличены интонацией артиста ни важность, ни смысл лаконичных реплик. Житейски естественны сказанные эпизодическим героем слова, но в том — их суть. И в том же — точная мера истинной, не присочиненной комедийности.
Кратковременная встреча (можно сказать: короткое знакомство) с героем Леонида Куравлева не потешает зрителей, а радует. Непосредственны впечатления и просты, естественны реакции нашего офицер а-связиста, повторю, живого и нормального человека, который — буквально! — в гробу увидел поверженный фашизм. В открывшемся поразительном сопоставлении радует победивший врага советский солдат. Нас веселит удивляющая в противоестественном окружении жизнестойкая, несокрушимая обыкновенность его поведения. И безыскусная скромность героя, не изменяющего себе, человеку, в волчьем логове, представляется ярчайшей комедийной краской.
В киноэпопее «Освобождение», произведении, создававшемся при участии разнообразных актеров-исполнителей, есть среди несчетного количества действующих лиц фигуры исторических деятелей, есть вымышленные герои, многие персонажи ненадолго появляются на экране, но немало и таких, которые переходят из фильма в фильм — скрепляют общий сюжет гигантского повествования и воюют до Победы. Режиссер Юрий Озеров объединил в работе артистов разных школ, разных стран и самых разных амплуа.
Остановившись на одной эпизодической роли, отмечая ее художественное значение, я вовсе не хочу возводить на пьедестал Леонида Куравлева как лучшего в актерской когорте исполнителя. Мировое и советское киноискусство не бедно превосходными артистами. В этом кинопроизведении и во многих других Куравлев представал одним из наиболее интересных актеров. И я пишу об «одном из», но — об одном. О том, что именно Куравлева отличает от других.
Роль связиста в «Последнем штурме», несомненно, удалась артисту. Играл он очень хорошо. Не укрупнял произвольно «правду чувствований», но был выразителен в каждый миг своего экранного существования. Мы легко читали на лице героя течение и сплетение настороженности, изумления, смущенности, уверенности, брезгливости, усталости, спокойствия... Мы видели рождение чувств, дум, перекаты душевных состояний. Строго говоря, киноактер, исполнитель роли в зрелищном искусстве, так и должен играть, и нет в том ничего особенного, одному Леониду Куравлеву присущего.
Но особенное все-таки было: в расходящихся кругах от той творческой режиссерской акции, которой является утверждение определенного актера на определенную роль. Ю. Озеров пригласил артиста, ему нравившегося, то есть исполнителя с выявленными возможностями. Дело было в 1971 году, Леонид Куравлев работал в кино одиннадцатый год и снялся в нескольких десятках фильмов. Уже утвердились в сознании публики замечательные и заметные роли к картинах Шукшина, Швейцера, были и «проходные» роли, и неудавшиеся; провалы забывались вместе с фильмами, успехи вместе с фильмами помнились. Режиссер, обратившийся к актеру с деловым предложением, знал, чтб может получить.
Уточним, кого и как играл Куравлев «до того», чем успел прославиться,— обратимся к справочнику. Как раз в то время вышел первым изданием «Кинословарь», в котором были помещены статьи-справки биографического характера о кинематографистах. Заметка о Куравлеве охватывала десять лет его деятельности. Перечислялись его лучшие роли; разговор о них у нас впереди. Отмечались «черты, присущие творческой индивидуальности К.: сочная комедийность, юмор, выразительная характерность». Говорилось, что Куравлев «создал достоверный портрет своего современника, веселого и общительного парня, переживающего пору становления характера, наделил его чертами веселого озорства, душевной широты и щедрости». Так определяли специалисты творческое содержание того, что стояло за добрым именем киноактера. Таким был его тогдашний капитал. Таким был созданный Куравлевым социальный тип.
Юрию Озерову предстояло кое-что прибавить к актерскому достоянию той поры. Куравлев еще многие годы будет пополнять свой послужной список ролями общительных парней, но здесь, в «Последнем штурме», тридцатипятилетний исполнитель должен был показать нам своего ровесника, уже не парня — зрелого человека со сложившимся характером, и веселиться ему, добирать по части сочной комедийности условия, в которые попадал герой, не позволяли. Исполнитель роли решал конкретную режиссерскую задачу.
И все же на роль утвердили артиста, десятилетней успешной работой которого был выращен некий, близкий к собирательному образ героя. Именно этот образ — где сдержанно, а где и незримо, в конкретном и новом проявлении, однако и в общей характеристике — был явлен публике на несколько минут в огромном, многочасовом эпическом произведении. Мы его мгновенно узнали, а точнее сказать, не без нашего участия, не без пашей памяти и привязанности, не без нашей способности к экстраполяции, наконец, возникал в нашем представлении особенный персонаж, жизнедеятельность которого как бы выплескивалась за пределы изображенного действия.
Кино нередко вовлекает в художественный оборот неизгладимые зрительские (зрительные) впечатления. В пяти фильмах, последовательно развертывающих сюжет войны, сюжет «Освобождения», образы многих эпизодических героев создавались с присоединением актерского шлейфа прежде сыграных актерами ролей. Бывает, вообще говоря, что кинорежиссеры ищут на новую роль нового для публики исполнителя, верят, что отсутствие зрительских ассоциаций поможет утаить условности игры и выдать экранного героя за человека из жизни. Столь же правомерно противоположное режиссерское стремление — положиться на реалистичность исполнения и усилить конкретный художественный результат просвечивающей связью с известными прежними успехами выбранного актера.
Скажет наш связист в мрачном бункере: «Хреновато тут у вас...» — и откровенностью, бесцеремонностью и лексикой не самого высокого культурного пошиба напомнит ранее выведенных на экран Куравлевым прямодушных, нас покорявших парней, вызовет дополнительное к себе доверие. Тут, конечно, важно, что ранние, наиболее интересные и памятные роли этого киноактера внушали безусловную веру в реальное бытие изображаемого персонажа. Таков уж исполнитель: он смотрится в фильме человеком из жизни, да к тому же простым и открытым, на его лице все отпечатывается, все заметно и ничего не обманет. Военная форма не изменила, не пересоздала знакомый облик.
Вот так и случилось, что в фильме рядом с другими, тоже хорошими актерами, исполнявшими роли, которые считаются выигрышными, ибо позволяют темпераментно проявиться в активном поступке, не проиграл и Леонид Куравлев. Не мог затеряться поддержанный драматургией и режиссурой, любимый публикой тип героя. Утвердившийся в кино. Жизненно правдивый. Нашедший себя и в великих событиях нашей истории.,
Рыбак Л.А. Леонид Куравлев и его режиссеры. М.: Искусство, 1990. - 288 с.