«Маленькая Вера» - это рефлексия номенклатурного москвича на страшные мартеновские цеха. Главное страшное зло, бесящее до того, что хочется кинуть в стекло стулом – это промышленное производство, лязгающие за окном поезда, железная дорога, гудки тепловозов и не гуманные люди, работающие там.

Хотя что уж. Папа на КАМАЗе – тоже не тот романтичный дальнобойщик из американских фильмов, а (спасибо Шендеровичу за формулировку) - «другой биологический вид», невозможно сосуществовать с такими людьми. «Мадам Бовари – это я», - мог бы произнести не только Гюстав Флобер.

Скончался Василий Пичул. Про него можно было бы сказать «режиссёр одного фильма», но ведь и «Маленькая Вера» - больше, чем фильм, это действительно этап. Как «оттепельный» манифест «Весны на Заречной улице», странным антиподом которой было произведение Пичула, вплоть до злокозненных семейных обывателей, стоящих на пути у высоких чувств. «Маленькая Вера» - прекрасный образец того, как могучая индустрия (в том числе – кино) и номенклатурный статус - смогли слепить вполне себе хит сезона на несвойственном себе материале. Конечно, можно сказать, что успех фильму обеспечило буйство плоти, или музыка группы «Наутилус-Помпилиус», почему-то звучавшая в рекламном ролике, но не по ходу картины, но это – частности. В целом – факт ажиотажа на показах – отрицать глупо. «Пресловутый Пятый Съезд» должен был показать результаты своей бурной деятельности – и он их выдал на гора. Из раскрученного маховика производства, внутрь которого можно было поместить кого угодно – ещё не начали выпадать шестерёнки. Было кому выставить свет и звук, оплатить художников, массовку и монтаж, работали пристойные операторы с кучей помрежей, кастинг, план, лимит на съёмочные дни и даже присвоение прокатной категории.

Героине Натальи Негоды – народ сопереживал. В центральной прессе на полном серьёзе обсуждали, кто же теперь возьмёт замуж девушку, которая осмелилась на такое. Никого аспекты дальнейшей биографии Яковлевой после «Экипажа», или Догилевой после «Забытой мелодии для флейты» - не волновали, а тут – внезапно разгорелись страсти вне экрана. И как меня не убеждают, что фильм привозили для просмотра аж из МИДа – сложно отделаться от ощущения, что наибольший ажиотаж он вызвал всё-таки в провинции. Жителю больших городов сложно понять, каково это, подростку-хиппи из маленького города тусоваться вместе с любителями эстетически-несовместимого Death Metal. Нет того экзистенциального опыта, сложно сопереживать приморской девочке, охомутавшей московского мальчика, да так счастья и не нашедшей, потому что не столичною была. Но и надежды на то, что карьера Негоды выстроится в Голливуде – она родом из всё того же ощущения периферийности, утерянной самостоятельности сразу после получения «свободы» свободомыслящими креаклами первой волны.

Протяжённость фильма «за экран» - это ещё и возможность посмотреть на редукцию фрейдомарксизма. Фрейдистский компонент «Маленькой Веры» - понятен и без слов, но вот объединение его с экологизмом, феминизмом, разрушением семьи, мещанской радости и государства – отдельная смешная тема. «Маленькая Вера» - это рефлексия номенклатурного москвича на страшные мартеновские цеха. Главное страшное зло, бесящее до того, что хочется кинуть в стекло стулом – это промышленное производство, лязгающие за окном поезда, железная дорога, гудки тепловозов и не гуманные люди, работающие там. Хотя что уж. Папа на КАМАЗе – тоже не тот романтичный дальнобойщик из американских фильмов, а (спасибо Шендеровичу за формулировку) - «другой биологический вид», невозможно сосуществовать с такими людьми. «Мадам Бовари – это я», - мог бы произнести не только Гюстав Флобер. После экранных образов – «ненужные» цеха и заводы, действительно «посыпались», а вместе с ним – начался демонтаж кинопроизводства, вплоть до дистрибуции. Не до ерунды, когда на таких площадях торговать можно. Место режиссёра в рабочем строю – оказалось примерно таким, каким и должно быть согласно учению Ленина, а не гуманистическим идеалам Фромма. «Мечты идиота» со взявшимся из ниоткуда и позабытым в никуда шоуменом Крыловым, да и прочий неликвид, снимаемый по инерции. Как режиссёр, неотъемлемый от состояния индустрии, Василий Пичул поучаствовал, конечно, в телепроизводстве, которое, в отличие от кино – идеологи сочли нужным развивать. Был режиссёром «Кукол» (как-то предсказуемо), «Мульт личности», бесконечной и беспроигрышной идеи «Ералаш», и некоторых сериалов, ни один из которых не дотягивал не только до «Бригады», но и до «Бандитского Петербурга». Вот «Старые песни о главном - 3» - были ничего. Nihil. Хотя было и что-то хорошее. «Раздавить гадину» - не подписывал, в «Болотные протесты» - не вляпался. По нынешним временам и это – поступок.

Сергей Угольников.:«Пичул и его "маленькая вера"»