В 1939 году на «Ленфильме» снималась картина «Член правительства». Успех будущего фильма зависел не только от жизненной правды сценария, точности и выразительности режиссуры, но, разумеется, и от высокого мастерства актеров. Им не могли помочь ни внешняя динамика приключений, ни эффектные съемки, ни доходчивая мелодраматическая занимательность. Творческой опорой, кроме работы с режиссурой, могли служить глубоко и страстно познанные характеры, ясное понимание действительности, многогранная актерская выразительность.
Создание актерского ансамбля в фильме «Член правительства», сюжетно не украшенном ни разнообразием мест действия, ни лиричностью людских взаимоотношений, приобретало особую трудность.
И вот на роль инструктора райисполкома был приглашен Василий Васильевич Меркурьев, артист Ленинградского академического театра драмы имени А. С. Пушкина.
В один из хлопотливых дней так называемого подготовительного периода в режиссерский кабинет, широко распахнув дверь, держа шляпу на отлете, вошел Меркурьев. Сценарий, заранее посланный ассистентом, он уже прочел. Когда мы втроем уселись за стол для первой беседы, Василий Васильевич пристальным, изучающим взором серо-голубых глаз вонзился в нас.
За его подозрительностью читалось уважение к своей профессии — ни за деньги, ни за популярность, которую обычно сулят, дело свое актерское не отдаст. Но к концу разговора он, видимо, обрел покой и веру. Уже добродушно и увлекательно шутил, успев и в нас, режиссеров, вселить уверенность, что образ твердолобого, не разбирающегося ни в людях, ни в жизни человека уже проскользнул в его актерскую копилку перевоплощений.
В творении и восприятии живописи, скульптуры, архитектуры, музыки торжествует сочетание контрастов. Того же ищет, должен искать режиссер в мастерстве актера, Художественный образ человека неоднозначен, как неоднозначен характер. Так заверено жизнью. Так заверено искусством. Так это и несется сквозь века, то как данность природы, то как понятие, художественно осознанное в историко-эстетическом опыте человечества. И противоречия, что гнездятся в душе персонажа, актеру надобно распознать, прочувствовать и сыграть.
Человек — это сложное скопление многообразных переживаний. Психика создающего и психика воспринимающего все более усложняются, и тонкое умение одновременно выразить аккорд чувств сопутствует духу современности.
В работе с Меркурьевым радостно было обнаружить эту драгоценную особенность актерского дарования.
...В эпизодической роли Меркурьеву удалось создать образ острый, жесткий, отмеченный триединством чувств. На экране предстал малокультурный, неудалый сельский работник тридцатых годов. Он жаждал командовать и поучать с высоты своего шаткого величия. Грубо преувеличивая перед колхозниками свои полномочия, он не поднимался в своей премудрости выше формулы «Слушай готовое». То есть нечего со своими мозгами соваться туда, где за тебя уже все придумано.
«Слушай готовое!» — приказывает он Александре Соколовой в ответ на ее здравую просьбу во благо народа. Крикливым голосом и резкостью жестов — интонацией и пластикой —выражал одновременно и презрение к ней, простой колхознице, и упоение своей властью, и преклонение перед начальством.
Через несколько лет, когда замыслил поставить фильм о строителях по сценарию С. П. Антонова, я, не колеблясь, понял: главную роль будет играть Меркурьев. В его человеческой природе существовал сплав «рабочей косточки» и авторитетности личности, прошедшей путь от рабочего до важного руководителя. Таким и предстал на экране его герой в фильме «Люди на мосту» — начальник строительства большого моста через реку Енисей, человек смелых решений и напряженной преданности своему делу.
...Помню сцену, когда приходит он в один из вагончиков, в которых жили мостовики, с неловкой просьбой уговорить девушку оставить его сына. Знал, что любят они друг друга, смущался, что горько ей от его слов, от обидных его намерений. И вот, смиряя себя, но и не теряя своей властности, растроганный, но «несогласный» Меркурьев показал, как свободно владел он одновременным многозвучанием контрастных чувств.
...Помню, как, большой, размашистый, бесстрашный, гордо шагал он. проверяя лично крепость льда на Енисее, а там уже нетерпеливо и хищно мерцала полынья. И понимая эффект этого кадра для своей роли и для фильма, шел снова и снова.
Кадр был сложный — предстояло снять установку опор для строительства моста через Енисей. Зима уходила. Лед трещал. Шесть тракторов — по три с каждой стороны, тащившие опоры, тяжестью своей угрожающе выжимали воду из замерзшей реки. А впереди —Меркурьев. Идет, указывая направление трактористам. Идет, а валенки уже трогают воду. Чувство опасности тревожило съемочную группу, охватывало любопытных на берегу. Надо успеть. Снимаем, еще немного терпения, снимаем.
«Сто-оп!» Оборвался трос, застрял трактор, прекратилась съемка.
Я бегу к Меркурьеву, ледяная вода накатами заливает ему ноги.
— Василий Васильевич, прости! Что делать? Нужен еще один дубль!
— Александр, что за разговор!
Ему несут рюмку водки: не простудился бы.
Люди с берега азартно бросаются на помощь. Трактор налажен. Команда: «Мотор!» «Есть мотор!» Застрекотал самолет-ветродуй. Ветер гонит снежинки, распахивает шубу Меркурьева, а он идет, будто все ему ладно, потому что за ним люди, труд, мост. Терпение! Уже видно отверстие, куда опустится опора. Пожалуйста, тракторы, ветродуй, опора, еще немного! Василий Васильевич, милый! А он идет...
О черт! Отказал самолет-ветродуй. Стих ветер, бури нет. Нет бури. Кадр не снят. Оборвалась пуговица, и повисла шуба на Меркурьеве.
Бегу к нему, гляжу на его обледеневшие валенки, знаю, что у него завтра в Ленинграде спектакль, а мы-то за Красноярском, но делать нечего, и я говорю:
— Прости, Вася! Нужен еще один дубль!
— О чем разговор, Александр? — говорит он, выливая из валенка простудную воду.
И все сначала: «Мотор!» «Есть мотор!» «Трактористы!» «Ветродуй!» И Меркурьев на льду.
А потом прямо со съемки на самолет. «Пусть Анна Петровна не забудет пуговицу к шубе пришить!» — кричит, стоя на трапе. В Иркутске пересадка, в Москве пересадка, в Ленинграде спектакль, а наутро снова к нам, на съемку, в Красноярск.
Уж нет актера с нами, а на экране живет, волнует зрителя талант Меркурьева.
Зархи А. Две встречи // Советский экран. 1983. № 23. С. 20.