Наталья Ртищева

Василий Пичул сказал, что он снял идеальный фильм, По-моему, идеального кино не бывает. В случае с «Мечтами идиота» изначально был не верен посыл. Надо снимать не идеальное кино, а кино, которое ты не можешь не снять. В первом случае получается холодная, красивая безделушка, иными словами, изысканный труп, во втором -живая материя, у которой есть живот, голова, руки, ноги, дыхание, сердце. Идеальный фильм, который не мог не снять Пичул, была «Маленькая Вера». На примере с «Мечтами идиота» мы имеем дело с неживой материей. Почему с молодыми происходит подобная трансформация, мне, честно говоря, не ведомо, хотя сам Пичул мне очень нравится.

Виктор Матизен

Отношение к фильму у меня весьма прохладное. Пичул взялся деконструировать роман, то есть уничтожить кинематографическими средствами все то, что считали для себя важным и интересным его авторы. Это была бы достойная и [интересная задача, если бы он выполнил ее до конца. Но, к сожалению, он этого не сделал, остановившись где-то на полдороге. Проще говоря, он уничтожил Ильфа и Петрова и не (сделал ничего, за что бы ему можно было вынести благодарность. И если бы не усилия нескольких коллег (я имею в виду кинокритиков), ставящих своей задачей найти существенное содержание там, где им и не пахнет (в любом неортодоксаль-ном фильме), то об этой картине просто не стоило бы говорить. Очевидная неудача режиссера, которого я по-прежнему считаю талантливым.

Александр Трошин

Отвечу цитатой. Словами, которые по сходному, правда, театральному, поводу обронила (заслуженно или нет, не в этом дело) Марина Цветаева в Повести о Сонечке«: «На меня веяло и даже дуло холодом головы: того, что обыватель называет „фантазией“. Холодом и бесплодием самого слова „фантазия“. (Театрально я, быть может, ошибаюсь, человечески — нет)». Не хотел бы этим пополнить ряды воинствующих — таких оказалось много -недоброжелателей фильма. Я — не воинствующий, я — кроткий не… хотел сказать «недоброжелатель», но лучше — «неприниматель». Уважаю право Пичула на любую (да хоть и такую!) игру — Ильфа и Петрова от этого не убудет. Просто я из этой вдохновенной стилизаторски-китчевой игры, против ожидания, выпал.

Андрей Шемякин

Причина неудачи фильма кроется в неравномерной режиссерской проработке слоев слоеного пирога: актерский — провалился, китчевый — триумфально победил, а событийный распался на озвученные цитаты. И все же Пичул оказался единственным режиссером, который почувствовал кинематографичность советского китча и сумел с ней совладать.

Андрей Плахов

Необходимое условие, чтобы стать поклонником этого фильма: надо знать культовый роман Ильфа и Петрова и при этом не любить его. Не любят те, кто не знает, — иностранцы. Они просто не понимают, о чем в фильме речь. Посему число поклонников, к которым я с самого начала принадлежал, невелико. Оно стало расти, когда возникло ощущение секты и захотелось поддержать гонимого и культового Пичула. Вклинилась заядлая тяжба с шестидесятниками: ударим нашим Пичулом по вашим кумирам. Скучно.

Лев Карахан

Печальный опыт эклектики, которая обернулась неловким соревнованием приблизительных художественных решений. Но это не отменяет кинематографических надежд, все еще связанных с Пичулом.

Александр Тимофеевский

Критики Пичула ставят ему в вину то, что он надругался над романом Ильфа и Петрова. Это очень бы хотелось считать его заслугой, если бы он в самом деле над ним надругался. Фильм «Мечты идиота» слаб тем, что он недостаточно разделывается с романом. Это ведь, в самом деле, не «Война и мир», чтобы так переживать по поводу осквернения первоисточника.

Даниил Дондурей

Это интересная попытка осуществить концептуальное пост-соцартистское кино: талантливое соединение наива, игры с рудиментами китча и с интеллигентскими стереотипами относительно Ильфа и Петрова. Рассказав свою версию советской цивилизации как бы на совковом «идиотском» языке, Пичул сделал это столь изысканно, что даже профессионалы запутались — не смогли распознать пионерский замысел режиссера.

Сергей Добротворский

Если постсоветское кино занималось главным образом разрушением отживших идеологических мифов, то Василий Пичул ниспровергает миф красивый и смешной. Показывая тем самым, что если уж сокрушать прошлое, то без остатка. При этом фильм уничтожает и самого себя — за счет интонации отвращения, нелепых ходов и аляповатого китча. Зачем эта акция нужна была Пичулу — его личное дело. Но мне кажется, что дальше личного дела здесь дело не пошло.

«Сеанс», № 9, 1994