После почти полугодовых дебатов в прессе, кулуарах и кабинетах, после обсуждений в СК СССР [1] и целого ряда заседаний конфликтной комиссии [2] Коллегия Госкино СССР наконец соглашается выдать разрешительное удостоверение фильму Киры Муратовой Астенический синдром [3] . Ранее причиной отказа в таковом было названо наличие нецензурных реплик в финале картины, которые предписывалось изъять [4] . Муратова же не только не последовала предписанию, но без какого бы то ни было согласования с руководством Госкино приняла приглашение Берлинского фестиваля участвовать в конкурсе.
На пресс-конференции Александр Камшалов сообщает журналистам, что он позволил себе выразить свое неудовольствие дирекции Берлинале. По мнению министра, администрация фестиваля не должна была включать в конкурсную программу фильм, которому не дозволено идти во всесоюзном прокате [5] . Полученное ныне разрешительное удостоверение также не дает Астеническому синдрому такой возможности: оно ограничивает показ сетью киноклубов и выдано под ответственность Всесоюзной ассоциации киноклубов (или «Общества друзей кино»). Ответственность подразумевает «работу с фильмом» (обязательные выступления социологов, критиков и т. п. перед сеансами), а также некоторые материальные издержки: право кинопоказа обошлось ассоциации в полмиллиона рублей, видеопоказа — еще в двести тысяч. По мнению Камшалова, расходы не окупятся. Министр подчеркнул также, что положительное решение судьбы Астенического синдрома есть решение «коллективное» и идет вразрез с его личным мнением.
Последовательность позиции Госкино СССР подтверждается и тем, что такие же препоны при выходе на экран встретил и фильм Василия Пичула В городе Сочи темные ночи, где сквернословит героиня Натальи Негоды. Здесь, правда, не потребовалось заступничества Ассоциации любителей кино. Картину просто-напросто стали показывать без разрешительного удостоверения и, соответственно, бесплатно. Однако это уже вина перестроечной неразберихи, а не попустительство Госкино СССР, непреклонного в вопросах охраны нравственного здоровья советского зрителя. Непримиримость эта отчасти объясняется инерцией идеологической машины, многие десятилетия утверждавшей отсутствие как факта в советском обществе секса, мата и прочей буржуазной аморальщины. Отчасти же — безоговорочным одобрением мнений и линий нынешнего главы государства, человека несокрушимого целомудрия, как известно, демонстративно покинувшего премьерный показ фильма Маленькая Вера в самый «интересный момент».
Озабоченность лидера страны вопросами общественной морали в скором будущем возымеет и законодательные последствия: 5 декабря 1990 г. Михаил Горбачев лично подпишет распоряжение «О разработке неотложных мер по охране общественной нравственности». Появление этого распоряжения вызовет много шума, существенно понизит «рейтинг» Горбачева в интеллигентской среде и укрепит ее во мнении, что глава страны готовится вновь «закручивать гайки». Однако никаких реальных результатов оно не принесет. Вполне разумное намерение наладить и систематизировать информацию о зрелищах и текстах, которые циркулируют на культурном рынке, создать обоснованную систему классификации произведений с точки зрения наличия в них элементов эротики и жестокости, а также разработать правила их публичной демонстрации и распространения для более или менее широкой аудитории (от «для всех» до «только для взрослых») — приведет лишь к нелепостям. Эксперты полагают, что совокупная прибыль от пиратской перезаписи всех видеофильмов только в Москве составит 6,5 млн рублей — на долю «жесткого порно» придется не менее 10%.
В многочисленных видеоточках будут по-прежнему «для всех» крутиться картины с завлекательными названиям вроде Иди, девочка, разденься или Белье, которого не видно. Зато бесспорному шедевру киноискусства, классическому фильму Нагисы Осимы Империя чувств, контракт на приобретение которого будет заключен при участии СК СССР, откажут в выдаче прокатного удостоверения Госкино СССР и Госкинофонда РСФСР.
[1] «Что касается жарких споров о том, давать ли уровень шума повыше, чтобы не было слышно, что конкретно говорит одна из героинь фильма, то я думаю, это дело вкуса и желания режиссера. Хотя эти выражения называются нецензурными, к цензуре они никакого отношения не имеют» (из стенограммы обсуждения Астенического синдрома в СК СССР, Владимир Солодин, член коллегии Главлита СССР, 1989, 17 ноября.).
[2] «Конфликтная комиссия не считает необходимым и возможным как-то корректировать это произведение. Комиссия берет под свою защиту фильм Муратовой, поскольку мы убеждены, что это пример штучный и в своем роде исключительный и шоковая терапия, к которой прибегает режиссер, не самоцель» (из заключения комиссии по конфликтным и творческим вопросам СК СССР, 1989, 15 октября).
[3] «Госкино СССР разрешает перевести кинофильм на одну пленку и принимает к выпуску на экран при условии изъятия нецензурных выражений из текста» (из заключения редакционной коллегии Госкино СССР, 1989, 6 декабря).
[4] «Выяснилось, что в фильме появился эпизод, которого не было не только в сценарии или в режиссерской разработке, но и в тех материалах, которые студия предоставляла, когда решался вопрос о второй серии. Эпизод (назовем его «эпизодом в метро») драматургически вполне уместный, органичный по отношению к стилистике картины в целом, но сопровождающийся такой грязной матерщиной, какой, ручаюсь, еще никогда не звучало за всю историю нашего кино. В приложении к моему письму вы найдете выписку из монтажного листа ленты — в ней речевая часть фонограммы «эпизода в метро» воспроизведена дословно….
Если сохранить этот поток нецензурной брани, фильм невозможно показывать не то что «детям до 16 лет», но и в любой другой аудитории, где собираются люди, не чуждые элементарного приличия. Ибо есть нормы цивилизованной жизни, нарушение которых нельзя оправдать ни своеобразием художественного почерка режиссера, ни «штучным и в своем роде исключительным» статусом, определенным для «Астенического синдрома» в решении Конфликтной комиссии Союза кинематографистов. Ознакомившись с упомянутым приложением, цитировать которое на бланке государственного учреждения я просто не решаюсь, Вы, надеюсь, поймете, почему Госкино СССР приняло фильм к выпуску на экран «при условии изъятия нецензурных выражений из текста»
(из письма Александра Камшалова главному редактору газеты «Комсомольская правда» Владиславу Фронину, 1989, 13 декабря).
[5] «И в самом деле, копия была вывезена на Берлинский фестиваль авантюрным, нелегальным путем, через Прибалтику. Особого героизма здесь не было, потому что уже явственно ощущалось, что наступили времена, когда еще гавкают, но укусить не смогут. Это была последняя попытка советской цензуры поднять голос. В Госкино активно не хотели, чтобы фильм был у нас показан. Но я думаю, что дело было не только и столько в нецензурной реплике в финале — она послужила лишь формальным поводом, позволившим придраться к картине. На самом деле причина недовольства была глубже и не озвучивалась впрямую. Дело в том, что Кира, как человек неординарный, оказалась абсолютно вне перестроечного пафоса и перестроечного времени — поперек ему. В момент, когда все были политизированы до предела, делали какие-то патетические картины о новой демократии и новой жизни, Кира создала фильм страшный и предельно пессимистический — это ведь не просто трагическая история героини, это мистерия больной страны, которая потеряла свою идентичность. Это была по-настоящему пророческая картина» (из интервью с Гансом Шлегелем).
Инна ВАСИЛЬЕВА // Новейшая история отечественного кино. 1986—2000. Кино и контекст. Т. V. СПб, Сеанс, 2004