Лидер советского андеграунда, композитор и пианист Сергей Курёхин родился в 1954 году. <...> Был профессиональным концертмейстером художественной гимнастики. Лауреат многих джазовых конкурсов. В начале восьмидесятых годов организовал оркестр ПОПУЛЯРНАЯ МЕХАНИКА - полистилистический коллектив, включающий элементы нового джаза, рока, симфонической и народной музыки, музыкального хэппенинга и открытого театра. Композитор фильмов режиссера Олега Тепцова "Господин оформитель" и "Посвященный", а также соавтор сценария ленты Виталия Аксенова "Музыкальные игры".
- ...Неужели я это говорил? Не помню. Я обычно говорю очень разные вещи и не слишком стараюсь запоминать. Я стремлюсь быть искренним на данный момент, а завтра все может измениться, если я что-то прочел или что-нибудь на меня повлияло. Вот и теперь...
- Как насчет путей конвергенции старой официальной культуры с молодой "параллельной"?
- Сейчас у нас самый "андеграунд" - это партийные собрания. Если их заснять скрытой камерой, получится такой авангард, что никакому Алену Рене не снилось!.. "Андеграунд" может быть социальным явлением, осознанно социальным: мол, у вас тут одна мура, а вот мы будем делать совершенно другую. Но сегодня возможно все, абсолютно все, и делать что-то "другое" практически невозможно. Вопрос в том, насколько ты нуждаешься в общественном признании.
Как правило, 99% людей, находящихся в "андеграунде", в нем нуждаются, и сегодня реальный "андеграунд", в основном, состоит из тех, кто просто не может из него выбраться: попасть в телевизор, стать общенародным кумиром; и из тех, кто предпринимает сознательные усилия, что бы ни происходило, оставаться в подполье. Такая позиция кажется мне надуманной.
- Но тут еще и другое: культура наша, наверное, испытывает инстинктивную, почти животную потребность пройти те этапы естественного развития, которые прежде ей были заказаны попросту вследствие ампутации от живого тела культуры мировой.
- Для меня сейчас ничего особенного в нашей культуре не происходит. Идет процесс выработки культурной среды - это действительно важно. В нашей истории такое было уже не раз на рубеже веков и в начале 20-х: разгоралась деятельность, создавалась среда, хотя потом (не по своей вине) эта среда начинала угасать, так и не достигнув расцвета. Творчество тех периодов мы считаем классикой. Но это мы, а они - просто жили в процессе. Сейчас появилось огромное количество сенсационных публикаций: Набокова, Платонова, других. Но ведь я это знал много лет назад, все это было "в обороте", пусть "самиздатовском", и сегодня не может быть открытием. Возникает лишь ощущение, что все это становится массовой культурой, своего рода социальной профанацией. Ближайшее интервью я начну с того, что назову "Мастера и Маргариту" бездарным романом, хотя это одна из самых великих книг XX века, но затасканная и опошленная просто до неприличия псевдоинтеллигентским сознанием. И это не будет ни свидетельством моей глупости, ни пустым эпатажем: нельзя застревать, это тормозит любое здоровое мышление.
- Однако нет ли нашему "застреванию" вполне достойного и глубокого оправдания: ответов на какие-то главные вопросы мы больше не ищем в жизни, а ищем их в книжной культуре, у того же Булгакова? Мы - что на Востоке, что на Западе - замкнулись в рамках культурного, "окультуренного" сознания и утратили сознание природное.
- Все так, и для меня сейчас как раз такой важный момент, когда нужно вернуться от культуры к природе, то есть я ищу позитивные идеи, которые не связаны с рефлексией по отношению к собственному творчеству. Николай Бердяев отлично сказал: надо говорить не о чем-то, а что-то. Сегодня слишком во многом сквозит тотальная ирония, и художник, делая что-то, одновременно всем своим видом показывает, что все, что он делает, не искренний душевный порыв, не от сердца, ну вроде как: "Вы же меня понимаете, мы же с вами умные люди и знаем, что это искусство на фиг никому не нужно..."
Например, ни один уважающий себя нью-йоркский авангардист никогда не сыграет красивой мелодической музыки, это просто считается дурным тоном. У Василия Аксенова в его последней книге "В поисках грустного бэби" это очень здорово описано: проблема левого и правого, авангардного и консервативного. Здесь он считался очень радикальным, суперлевым, а когда приехал туда и попал в круг тамошних левых, оказался для них крайним консерватором и реакционером. Для меня такой "консерватизм" равносилен прогрессу. У меня сейчас, скажем, две любимых фигуры в музыке: Глен Гульд и Нино Рота, но попробовал бы я об этом сказать!..
Мой внутренний процесс ведет меня к ощущению того, что я прежде всего музыкант, я занимаюсь искусством комбинирования звуков, а то, что называется рок-музыкой, рок-культурой, - это как бы другой пласт жизни, и мне балет или опера ближе, чем рок, который стал не музыкальным, а социальным явлением - по крайней мере, сейчас.
А "книжность" или постмодернизм означает для меня не иронию, а четкое понимание механизмов функционирования культуры, искусства, всех его видов, и творчество на основе этого понимания. О музыке можно сказать и так: музыкальный постмодернист - это тот, кто, пройдя школу мощного авангарда, возвращается к самым простым, классичным вещам.
- Ваша ПОП-МЕХАНИКА как раз и демонстрирует один из главных механизмов воплощения постмодернистского "понимания" культуры - эклектику.
- Эклектика должна быть осознанной. Конечно, здесь есть элемент иронии, но не он главное, как не главное и "серьез" каждого из используемых мною музыкальных блоков. Просто МЕХАНИКА - это я, какой есть, и не так уж важно, что в результате получается (кому-то, возможно, это кажется врожденным дебилизмом); важно, что я уже точно знаю, что и как мне делать.
- Не означает ли это начало конца, или - что пора уходить?
- Пока нет, потому что сейчас как раз начинаются изменения. Для меня все важнее становится мастерство, профессионализм, которого раньше я, напротив, старался избегать. Если мастерство есть, его надо показывать, сокрытие его - неестественность, глупое кокетство. Раньше мне достаточно было обозначить что-то на сцене, теперь я буду все расписывать, чтобы артисты не просто аккомпанировали, а жили в полный рост - в рамках той же эстетики. Заданная структура останется, но теперь я буду ее вертикально насыщать. Все теперь надо мыслить по вертикали; если раньше отыгрывалась горизонталь, то теперь она превратится как бы в вертикальную плоскость и пойдет широким фронтом - по горизонтали (я не слишком туманно выражаюсь?).
- Так что же, конец импровизации?
- Отнюдь. Внутри структуры свобода останется максимальной. Но свобода так пугает людей! Всех, даже самых раскрепощенных. Я это на себе испытал, особенно в Америке, где человеку предоставляется возможность делать все, что он хочет, и на всех уровнях, начиная с магазинов и кончая творчеством, царит патологическое изобилие. Каждый должен решить, что для него самое важное, и вот тут-то возникают реальные проблемы. Вопрос выбора - страшный и самый главный сейчас вопрос.
- Но не исчерпывает ли себя сам принцип эклектики?
- Он исчерпал себя практически после первых же концертов. Именно поэтому я хочу попробовать структурные элементы сделать абсолютно другими, может быть, даже совсем не связанными с музыкой. И именно поэтому я сейчас хочу заняться кино, испытать тот же принцип в другом искусстве.
- У вас уже есть опыт работы в кино - композиторский. Не будем оценивать качества этой работы, но вот что интересно: порой уже само соседство вашего имени в титрах с режиссерскими именами, такими, скажем, как Виталий Аксенов или Савва Кулиш, кажется неорганичным, проблематичным, как минимум...
- С кино вообще очень сложно тому, кто пишет музыку: невозможно отвечать за конечный результат, когда находишься в подчинении у видеоряда. Тут уж либо работать, либо нет... Но когда мне говорят: зачем ты ввязался, зачем тебе это нужно, - я не оправдываюсь. Я предпочитаю много работать и высоко ставлю чисто ремесленные задачи. Правда, я сделал несколько работ, которые нельзя назвать шедеврами киноискусства, но я вообще сильно сомневаюсь, что сегодня можно творить шедевры.
"Трагедия в стиле рок" Саввы Кулиша в окончательном варианте меня разочаровала. Я работал с только что отснятым материалом, а материал был очень впечатляющий. И идея была грандиозная: сделать античную трагедию на современном материале. Но фильм делается, в первую очередь, на монтажном столе, и в итоге картина получилась затянутой, без центрального стержня. И потом, я совершенно не принимаю натурализма в кино, а фильм Кулиша, мне кажется, этим перенасыщен.
Что касается "Музыкальных игр" Виталия Аксенова (см. "СФ" №1'1990), то они могли бы стать первым советским по-настоящему постмодернистским фильмом. Я надеюсь, что уровень его пошлости - не большой, а просто гигантский - не дал фильму стать плохим, а сделал постмодернистским.
- Интересно, что вы скажете об Олеге Тепцове...
- Тепцов - наиболее близкий мне по свойству дарования, по мироощущению режиссер. Работая с ним над "Господином оформителем", я знал заранее, что делаю. В то время у меня начался переход от одного рода литературы к совершенно другому. Меня тогда увлек декаданс - французский и русский - и все, что с ним связано. В замысле Тепцова было именно это. Он, как мне кажется, человек символистской культуры; если еще остались люди, по-прежнему читающие Блока, то он к ним принадлежит. Он еще не высказал себя, свою эстетику с полной силой, но он очень цельный человек и сумеет сделать это. "Посвященный" - фильм, к которому я также написал музыку, думаю, послужит тому доказательством. С Олегом меня связывают дружеские отношения, мы понимаем друг друга с полуслова. Я ему полностью доверяю, и знаю - он не сделает так, что потом будет стыдно (как бывало с другими).
- Чего вам больше всего недостает в современном кино?
- Я соскучился по кинематографу, который впечатляет по-настоящему, чтобы, когда смотришь, все у тебя внутри переворачивалось. Сомнительно, что наши режиссеры сегодня способны на такое, но это не значит, что нужно сидеть и ждать, когда придет гений и пригласит поработать с ним. Еще и поэтому я хочу попробовать снимать сам. И уже начал: хожу, учусь работать с видеокамерой, учусь видеть вещи по-новому.
Кино притягивает, это не объяснить. Интуитивно начинаешь чувствовать, куда движется искусство, и кажется, что кино сейчас - это то, что нужно и наиболее интересно. Там происходит реальная, кипящая жизнь, а во всех остальных видах искусства интенсивность жизни какая-то... вымученная. Может быть, это общий кризис, вот и в Ленинграде многие из авангарда потянулись к кино: художники, музыканты. Кино ассимилирует все языки, которые не то чтобы себя исчерпали, но в своих сферах эксплуатируют уже давно найденное. Кино может выйти за пределы одного языка и стать диалогом языков принципиально различных.
- Но разве в кино не та же эпоха "все-уже-сказанности"?
- ...
Михаил БРАШИНСКИЙ, Роман СПИВАК.: "Популярная динaмика"//"Советский Фильм" №2'1990