Яркие альпийские луга неожиданно кончились, повеяло холодным простором, вдоль тропы потянулась острая гряда моренных камней, запестрели слепящие плешины снега, и начались самые что ни на есть горы — холодные, изломанные, одетые льдом и снегом, мир хаоса и пропорций, нетронутая земная красота, перед которой человек смиреет, становится как бы меньше, подавленный огромностью и великолепием этого мира, граничащего с небом.
К этому небу, чистому и бескрайнему, петляя и извиваясь по ущелью, вела узкая тропа. По ней на перевал шли люди. Женщины, старики, дети. Погоняли навьюченных ослов и лошадей. Несли в руках скудные пожитки, узлы, корзинки. Все самое необходимое. Эвакуация.
В голове колонны шел отряд красноармейцев, человек пятнадцать. Люди передвигались молча, только шаркали по каменистой пыльной дороге ботинки и сапоги, слышались отрывистые покрикивания погонщиков и далеко внизу, под обрывом, глухо шумела река. Горы безучастно взирали на нескончаемую вереницу маленьких усталых людей, на солдат, сопровождавших беженцев.
А в том месте, где тропа круто забирала вверх, огибая высокую скальную стену, тянущуюся до самой вершины, измученных людей ожидала смерть.
Пока немцы спокойно ждали, примостившись среди камней, с автоматами и легкими пулеметами, крепкие, здоровые парни в полном альпинистском снаряжении, в темных куртках-штурмовках и беретах с серебряными эдельвейсами.
Их немного, но они неуязвимы. Со спины их прикрывает отвесная скала, а внизу, как на ладони, тропа к перевалу. Фашистским егерям уже виден головной отряд и первые беженцы — женщины, старики, дети. Звучат слова команды на чужом языке, и один из егерей, тщательно прицелившись, дает очередь из пулемета.
Тысячекратное эхо разносит в горах взвизгивающие гулкие выстрелы. Падают с обрыва люди. Скачут обезумевшие, раненые лошади. Разбуженные горы множат крики отчаяния, грохот пулеметов, лошадиное ржание, стоны раненых.
Колонна останавливается, мнется и мечется, не в силах сразу развернуться, красноармейцы пытаются отстреливаться наугад, в сторону перевала. Но огонь сверху слишком силен, и егерей не достать.
Наконец колонна с беженцами, сильно поредевшая, отошла. Сверху бежали бойцы. Согнувшись, несли раненых.
Лейтенант Артем остался. Из-за высокого моренного камня он смотрел туда, где укрепились альпийские стрелки. Под ними был разорванный висячий ледник, а с площадки длинными, прицельными очередями вел огонь пулемет — стрелки добивали раненых.
Ну конечно, более удобного места немцы выбрать не могли — это Артем понял сразу. За их спинами начиналась километровая, почти вертикальная стена из камня и льда, много раз до войны ее пытались штурмовать группы альпинистов. Некоторые так и не вернулись.
Артем мысленно проследил путь до вершины — все время отвесные скалы, узкие кулуары со следами лавин, нависающие снежные карнизы, ледовые, пронизанные солнцем сооружения, снова камень и снег и — как венец всему этому громадному зданию — гигантская шапка из льда и снега. Будто рука создателя в сердцах нахлобучила ее на голову вершине. Эта колоссальная тяжесть многие годы висела над стеной, пугая всех, кто пытался овладеть вершиной.
Внизу, в долине, где оборонялись части полковника Федорцова, слышалась канонада боя.
Сам Федорцов проводил в это время совещание с командирами подразделений. В землянке, где собрались офицеры, было накурено и тесно. Все сгрудились вокруг стола, на котором лежала перевернутая на обратную сторону карта.
Полковник рисовал карандашом какие-то загогулины.
— Итак, вот этот чулок — есть наше ущелье, — полковник провел две извилистые линии, закрывающие вход в ущелье. — Здесь мы держим оборону... А отсюда, со стороны моря, к нам идет подкрепление. Специальные горные части. Соображаете?
Присутствующие оживились, лохматые головы еще ниже наклонились к карте. Федорцов продолжал:
— Приказ такой: вывести из ущелья беженцев, плюс наши раненые. Первая партия сегодня уже вышла через перевал, — Федорцов крестиком обозначил перевал на схеме. — Прошу слушать внимательно! Глухарев, хватит табак смалить, и так дышать нечем! Мы должны ночью незаметно для противника сняться с позиций, отойти к перевалу и закрепиться там. И ждать подкреплений. В приказе сказано: заманить немцев в ущелье. И успех будущего наступления зависит от нас... Нужно продержаться еще сутки.
— В ротах по нескольку человек осталось, товарищ полковник!
— Знаю, — вздохнул Федорцов. — А нужно. Одни сутки. Прошу разъяснить это бойцам. У меня все.
Все поднялись, толкаясь, переговариваясь, двинулись к выходу.
— Глухарев, у тебя три станковых? Отдай один, а я тебе заместо гранат подкину, а?
— Каких гранат?
— Лимонки. Три ящика.
— Лимонок у меня самого навалом. Ты мне противотанковых дай... Федорцов сел в скрипучее плетеное кресло и через несколько секунд крепко спал.
Он не заметил, как распахнулась дверь в землянку и полоса яркого света разрезала ее пополам.
Вошли двое. Один непрерывно кашлял, зажав рот рукой, второй отряхивал гимнастерку.
Ординарец сидел напротив, осторожно поскребывал ложкой в консервной банке и все время поглядывал на командира: «Не разбудил ли?» Когда двое ввалились в землянку, ординарец испуганно посмотрел на них, приложил ложку к губам и глазами указал на спящего командира.
— Буди! — сказал первый и опять начал кашлять.
Но Федорцов уже проснулся. Он тер глаза, виски и вдруг, словно только рассмотрел вошедших, сказал недовольно:
— Ну что еще? — И сердито посмотрел на ординарца. — Иван, сказал же, не давай спать!
— Все! — ожесточенно махнул рукой комиссар, с трудом удерживая кашель.
— На, воды выпей, — Федорцов протянул ему кружку с водой. Тот стал жадно пить, и кадык на горле судорожно ходил вверх-вниз. Второй, худощавый, высокий лейтенант лет тридцати молча стоял перед столом. Это Артем. На груди у него висел автомат. Встретив вопросительный взгляд комполка, он проговорил глуховатым басом:
— На перевале обстреляли беженцев. Много убитых. Егеря. Федорцов шумно вздохнул, невидящим взглядом уперся в пол.
— Уф! Будто песок в горле, — кемиссар поставил кружку на стол, вытер ладонью рот и опять стал кашлять. — Примерно, рота... Рота эдельвейсов...
— Дождались, — тяжело выговорил Федорцов. — Тьфу... Как они попали туда?
— Альпинисты, — ответил лейтенант. — Горы знают отлично. Перед войной многие были тут, ходили с нами на вершины...
— Надо выбить... Во что бы то ни стало! — Федорцов вскочил со своего скрипучего кресла, быстро заходил по землянке.
— У них такая позиция, что они два полка остановить могут, — сказал Артем.
— Выбить! Выбить несмотря ни на что! — твердил Федорцов. Комиссар тем временем перевернул лежащую на столе карту с рисунками Федорцова, прихлопнул ее ладонью.
— Погоди, Григорий Федорыч, есть одна идея... Ну-ка, лейтенант, рассказывай...
Лейтенант кашлянул в кулак, стал объяснять по карте:
— Дело, в общем, такое... Егеря здесь, над языком ледника. С тыла их прикрывает отвесная стена. А со стороны тропы они практически недосягаемы... Я тут подумал, — неторопливым басом продолжал лейтенант. — Есть одна идея... Если ночью незаметно подняться по этому гребню, преодолеть скальный бастион, то с противоположной стороны можно выбраться на вершину... На макушке снежная шапка, вы ее видели?
Комполка кивнул головой, пробурчал:
— Пока ничего не понимаю...
— Сейчас поймете... Значит, так... — лейтенант замолчал. — Товарищ полковник, лучше наверх выйти. Я вам наглядно покажу.
Все четверо выбрались из землянки, остановились.
Вокруг — горы. Они окружали долину, напирали друг на друга, громоздились все выше и выше к небу.
Штаб полка — несколько землянок, укрытия, госпиталь — был расположен в этой долине. Среди сосен стояли повозки, две полевые кухни.
Все щурились от яркого света, прикрыв от солнца рукой глаза, смотрели на далекие снежные вершины. Темно-синими полосами, причудливо-извилистыми, пролегли ущелья.
Беженцы ютились в этой же долине. Здесь раньше был альпинистский лагерь, а теперь разместились склады, госпиталь. И палатки. В реке женщины стирали белье, примостившись на камнях.
— Видите во-он ту лысину? — спросил лейтенант, указывая на широкую полосу среди сосен на склоне горы.
— Ну?
— Это лавина, товарищ полковник... Сосны сметало, как спички.
— Ну? — еще раз спросил Федорцов.
— Вот мне и пришло в голову. Если взорвать шапку снега на вершине, она родит лавину, и лавина сметет немецкое укрепление, как эти сосны... Все просто, но...
— Что? — быстро оглянулся на лейтенанта командир полка. — Я все понял...
— По этому маршруту еще никто не поднимался. В сороковом году две группы пытались штурмовать и не прошли... В одной группе ходил я...
Но Федорцов уже не слышал, что говорил лейтенант. Он смотрел на горы и что-то лихорадочно соображал. Потом спросил:
— За сутки сможете?
— Не знаю... Самое трудное там — скальный бастион... И немцы могут заметить...
— А ночью?..
— Трудно...
— Больше суток нельзя, лейтенант! Сколько нужно человек? В разговор неожиданно вступил комиссар:
— Могут дойти не все... Значит, надо три комплекта взрывчатки. Лейтенант на гражданке был инструктором... Говорит, нужно три связки...
— Какие связки? — перебил Федорцов.
— Два человека — связка...
— Людей дам.
— Мне нужны альпинисты, товарищ полковник... Хорошие... Разрешите поискать самому.
— На поиски нет времени, лейтенант!
— С простыми бойцами нет смысла идти.
— Ладно... На поиски — полсуток, до вечера, — нехотя согласился Федорцов. — Возьмешь мою машину... Как зовут?
— Артем Голованов, товарищ полковник.
Штабной газик на бешеной скорости мчался по горной дороге. Шофер с невозмутимым видом покручивал баранку и молчал. Был он широк в плечах, лет сорока, в коротких темно-русых волосах уже пробивалась частая седина.
Руки длинные, жилистые, привыкшие к физической работе. И широкое, хмурое лицо с тяжелым подбородком.
Рядом сидел Артем. Пыль скрипела на зубах. Артем то и дело отплевывался. Газик временами едва не чиркал бортом об острые выступы скал.
— Дальше поворот крутой, осторожней, — сказал Артем.
Шофер ничего не ответил. Он прошел этот поворот вызывающе лихо. Машина чуть не перевернулась. Каменистая желтая пыль стелилась по пустой дороге. Горы нависали над ней, закрывая небо.
Они ехали уже довольно долго, когда Артем покосился на шофера, спросил:
— Давно комполка возишь?
— Две недели... После контузии...
— Здешний?
— Нет, — коротко ответил шофер, и выражение его лица красноречиво говорило о том, что продолжать беседу он больше не хочет.
Домик начальника альпинистской спасательной службы был огорожен низким заборчиком. Над крышей виднелась антенна рации. Рядом с домиком — сарай. Возле него свалены в кучу мотки веревок, крючья, заржавевшие ледорубы, страховочные пояса. Со всем этим хозяйством возился громадный сутулый человек лет шестидесяти, с толстыми могучими руками. Он брал в руки по очереди каждую вещь, осматривал, вздыхал, откладывал в сторону. Крепкое большое лицо его было загорелым.
Газик резко затормозил у дома. Человек разогнулся, выжидающе смотрел. Лейтенант открыл калитку, вошел во двор.
— Артем, что ли? — старик недоверчиво смотрел на лейтенанта. — Я думал, тебя война в другие места забросила.
Он протянул Артему руку, и стало заметно, что двух пальцев на ней нет.
— Не узнал? Богатым буду, — улыбнулся Артем. — Ты никак в горы собрался, Семен Иваныч? Хозяйство проверяешь?
— Сожгу все к чертовой матери, — мрачно сказал огромный человек и швырнул в сторону связку крючьев.
— Сжигать не надо, — ответил Артем. — Еще пригодится.
— Кому? Немцам? — старик угрюмо взглянул на лейтенанта. — Ты-то чего заявился?
Он перевел взгляд с лейтенанта на газик, в котором сидел шофер. Тот дремал, откинувшись на спинку сидения, надвинув пилотку на глаза.
— Дело есть, Семен Иваныч, — сказал Артем.
— Ха! — усмехнулся Семен Иваныч. — Ваши дела теперь — драпать быстрее! Немцы, говорят, в долине уже.
— Во-первых, еще не в долине. А во-вторых... сюда войти легко, а выйти...
— Кутузов! Стратег великий, -ехидно усмехнулся Семен Иваныч. — Ладно, говори зачем пришел?
— Беженцев нужно вывести из долины...
— Через перевал что ли проводить?
Артем вздохнул, сел на землю:
— То-то и оно, Семен Иваныч... Немцы закрыли перевал.
— Довоевались! — старик со злостью отшвырнул ледоруб.
И теперь стало заметно, что и на второй руке у него тоже не хватает двух пальцев.
— Обложили вас со всех сторон, как зайцев! А ведь я писал! В высшие инстанции письма посылал. Надо создавать специальные воинские части. А надо мной смеялись: «Война будет вестись на территории противника!» А теперь вона как! Нам своих егерей надо! Чтоб лучше ихних были!
— Будут лучше, Семен Иваныч, — ответил Артем, и лицо его стало жестким.
— Будут? Когда? У нас всегда так: на охоту идти, собак кормить...
— Ты, вроде, даже радуешься? — Артем взглянул на него холодными глазами.
— Пошел ты! — выругался Семен Иваныч.
Все это время шофер сидел неподвижно, лениво прислушиваясь к разговору. Казалось, происходящее его вовсе не касается. Потом он неспеша вылез из газика, прошел во двор, не замечая Артема и старика. Подошел к груде альпинистского инвентаря, остановился, стал рассматривать.
Семен Иваныч взглянул ему вслед, спросил:
— Кто это?
— Шофер. Комполка возит, — ответил Артем и присел на корточки. — Вот смотри... Если пройти по этому гребню, подняться по стене... — он прутом рисовал на земле.
— Это как же ты по нему поднимешься? — скептически усмехнулся Семен Иваныч.
— Ночью...
— Хе! Попробуй... Только сперва завещание напиши, — старик ладонью пригладил густую шевелюру.
— Я думал тебя позвать, — упавшим голосом сказал Артем и пальцем вмял в землю окурок. — Добровольцев ищу.
— Шестьдесят мне, силенок не хватит...
— Насчет силенок ты брось!
— Бросать нечего. По этой, стене подняться — гиблое дело. Ты в сороковом сам пробовал без автоматов и взрывчатки...
— Надо подняться, Семен Иваныч.
— Вот и поднимайся...
Шофер тем временем осмотрел снаряжение, носком сапога легонько подкинул лежавший на земле ледоруб, повернулся и той же ленивой походкой направился обратно.
Семен Иваныч снова проводил его длинным взглядом.
— Значит, при немцах жить будешь? — чуть ли не угрожающим тоном спросил Артем.
— Придется... — спокойно ответил старик. — Уходить-то некуда...
— Беженцам тоже некуда уходить...
— Ты меня не агитируй! Старый я... Пальцы вон все отморожены, — и Семен Иваныч сунул под нос Артему огромные волосатые руки с четырьмя обрубками вместо пальцев.
— Ну что ж, на нет и суда нет... — еще более угрюмо сказал Артем. — Тут дело добровольное, — и он поднялся, пошел к газику.
Шофер молча наблюдал за ними.
— А снаряжение забирай! — сказал вслед Семен Иваныч. — Все одно пропадет к чертовой матери.
Артем и шофер молча пошвыряли в газик крючья, мотки веревок, ледорубы.
А старик ушел в дом.
Артем прощаться не стал.

Володарский Э., Говорухин С. Белый взрыв. Сценарий // Искусство кино. 1969. № 4. С. 175-181.