Наше отношение к кино — спираль, закручивающаяся по всем правилам философии: любим одно, потом другое, одобряем третье, отказываемся от четвертого, чтобы снова вернуться к первому. От кинобоевиков Гражданской войны шарахнулись к трудовым поэмам, от поэм — к алым от крови великоотечественным сериалам, потом к будням великих строек, чтобы утонуть позже в глубинах интеллектуального, а потому не всем понятного кино, вздрогнуть от жестких боевиков, триллеров, моря разливанного детективного. Но всегда — будь то солдатский подвиг или интеллектуальные дуэли на коммунальных кухнях — экранное действо освещает Ее Величество Любовь. Потому, наверное, из 80 с лишним сериалов, идущих сегодня на отечественных телеэкранах, не найти хоть одного, где нет о любви ни слова. На фоне любви «Богатые тоже плачут» и «Следствие ведут знатоки».

Но если в зарубежных фильмах любовь без труда пробивает дорогу к зрителю, а продюсеры наживают на ней капиталы, то у нас с этим — дело швах, хотя фильмы о любви — хиты. Чуть ли не через день крутят по ТВ фильм «Москва слезам не верит», где героиня была дважды счастлива-несчастлива, а на третий раз нашла наконец свою судьбу. Владимир Меньшов сделал народный хит, продемонстрировав, что все в жизни зависит от того, насколько умеет человек любить и быть любимым

Но в «Москве» все было по-житейски просто: героиня легко продвигалась из рабочих в директора, из общежития в двухкомнатную квартиру, из общественного транспорта в «Жигуль».

Новая героиня нового фильма Владимира Меньшова «Зависть богов», премьера которого состоялась на этой неделе в киноконцертном зале «Россия» при супераншлаговом съезде публики, живет в то же время, что и Катя Тихомирова. Актриса, исполняющая роли в «Москве...» и «Зависти богов», одна и та же — Вера Алентова, но как непохожи ее героини. Катя — абсолютно свободный человек, Соня опутана множеством запретов, условностей.

Меньшов отправляет нас в советские времена с их очередями, продуктовым дефицитом, жилищными проблемами, тайными просмотрами порнофильмов и прослушиваниями «чужих радиоголосов». Просмотры и прослушивания рождают иллюзию смелости, но смелость та не простирается на личную жизнь. «Вы, русские, боитесь быть счастливыми!» — говорит Соне французский журналист-переводчик Андрэ и оказывается прав. Боязнь быть счастливым — это вовсе не боязнь КГБ или чего-то подобного. Это боязнь самих себя, общественного мнения, изменений в жизни. Не каждому дано из тихой гавани привычной бытия выплыть в океан страстей. Соню вытягивает из этой гавани Андрэ, и она совершает поступки, доселе не-мыслимые. Изменяет мужу и признается ему в этом. Покидает дом и снимает квартиру. Плюет на КГБ, когда нужно проститься с Андрэ, высылаемым из Советского Союза за смелую статью. Она все может отныне, такой ее сделала любовь. Такого откровенного секса в картинах Меньшова еще не было, но в «Зависти богов» он уместен и не оскорбляет. Перед чувствами отступает ханжеское «С замужней ни-ни». И Соня замужем, и Андрэ женат, но, вздрогнув от этих признаний в начале их романа, потом о них забываешь. Не это главное, главное — любовь, которая, кто знает, может быть, стучалась когда-то и в наши окна, но так и не пробилась сквозь занавески. Помнится, героиня Дорониной из «Трех тополей на Плющихе» с мужем счастлива не была, но и на роман с приглянувшимся таксистом (Ефремовым) не решилась. По деревенским понятиям, то был великий грех, по интеллигентским, как выясняется, в «Зависти богов» — не меньший. Но не всегда: муж Сонечки, как выяснится во время визита приятеля (его роль играет в фильме Жерар Депардье), не посчитал изменой посещение французского борделя, но великим грехом счел измену жены.

Тема интеллигенции в картине — отдельная песня. Муж Сони — известный писатель — пишет тома о чужих подвигах и прекрасно на этом зарабатывает. Но гражданский подвиг — публикацию статьи-протеста против действий советских военных, сбивших мирный пассажирский самолет, — совершает не он, а вовсе даже капиталист-индивидуалист Андрэ. Общественная позиция оказывается для француза гораздо важней, чем личная жизнь. Все атрибуты идейности вроде бы есть у одного, но поступок в жизни совершает другой, кажется, совсем безыдейный, уводящий чужую жену. Исполнитель роли Андрэ — актер Театра имени Маяковского Анатолий Лобоцкий — открытие Меньшова. Кто-то называет его даже новым «секс-символом», но не сексом силен он (хотя на экране и в этом явно преуспевает), а позицией. Андрэ бросается на амбразуру и получает большее, чем пулю, — крушение всех надежд и потерю любимой, но не отступает. Такой не сдаст страну в отличие от чистюли-писателя и его приятеля, балующегося крутым порновидео. Эти как раз потом страну сдадут, потому, наверное, и ничего нет странного в том, что уже давно мы живем без нравственных идеалов. Откуда им взяться? От этих субтильных интеллигентов, пыжившихся своей значительностью и срубивших тот сук государственности, на котором та значительность произрастала? Ничто не берется ниоткуда и никуда не уходит. Увы! На почве приспособленчества никогда ничего путного, благородного не произрастало. Не потому ли у нас и литература стала никакой, и история мечется, как оглашенная, из стороны в сторону?

Герои расстаются навсегда, не случайно одним из рабочих названий фильма было «Последнее танго в Москве». Андрэ высылают из страны, Соня остается, убитая разлукой, и пытается свести счеты с жизнью. Ей не удается сделать это, она остается жить, и трудно сказать, какой будет эта жизнь. Можно предположить, как впишутся в рыночную действительность ее муж — жизнеописатель чужих подвигов (от воспевания коммунизма перейдет к возвеличиванию демократии) и его дружок, уже в 1983 году бывший без ума от незабвенного Чубайса.

Двадцать лет тому назад стояли в «Россию» на Пушкинской площади длинные очереди за билетами на фильм «Москва слезам не верит» — из счастливой социальной сказки люди надеялись почерпнуть хоть немного веры, надежды, любви. Нынче очереди будут стоять на «Зависть богов». Кто-то пойдет, чтобы увидеть прежнюю жизнь, когда в «буднях великих строек», в чеканных шагах кремлевских часовых, в съездовских докладах материализовывалась уверенность в счастливом будущем. Кто-то будет размышлять о роли интеллигенции на пути от застоя к перестройке. А кто- то, как глоток чистого воздуха, хлебнет высоких чувств и поймет: ничего в мире выше и ценнее этого нет.

Конечно, новый фильм Меньшова вызовет споры. Одни над вымыслом слезами обольются, другие будут твердить, что так не бывает. Господи, как давно мы не спорили по поводу отечественных фильмов, как давно не вызывали они такого отклика в наших душах, как давно мы не отрывались от телевизоров, чтобы пойти в кинотеатр и погоревать по поводу чьей-то (а может, и своей) несостоявшейся личной жизни. Говорят, слезы очищают и обостряют зрение, помогают увидеть то, чего доселе видно не было. Да прозреем, да увидим, да изменим. А иначе зачем на земле этой вечной живем?

Молодцова В. Кто боится быть счастливым // Российская газета. 2000. 20 октября. С. 24.