Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Съемочная группа выстроилась на берегу. Аркадий Кальцатый установил камеру у самой кромки воды и жадно прильнул к глазку. В кадре – ледник и айсберги, айсберги...
— Внимание! — командует Тарич и взмахивает рукой. — Начали!
Аркадий яростно крутит ручку, трещит аппарат.
— Стоп! — вновь звучит команда. — Поздравляю вас, товарищи, со съемкой первого кадра по фильму «Путь корабля»!
Все кричат «ура», радуются яркому солнцу, красивым кадрам, увлекательному путешествию. Но нашу четверку не покидает мысль о бедной Глафире. Что сейчас происходит в твиндеке? Может, бедная роженица умирает в мучениях, проклиная тех, кто вовлек ее в глупую авантюру? А рыжий помощник докладывает капитану об обнаруженной контрабанде, и вот-вот будет отдано распоряжение — на корабль нарушителей не пускать...
Кинематографисты — счастливые люди. Пусть щемит сердце и на душе тоскливо — раздается команда: «Камера!» — и все стороннее уходит, самое главное с этой секунды — съемка.
— Камера! — командует Тарич. И группа моряков-эпроновцев, спокойных и смелых, выходит на берег у того места, где затонул корабль...
Время останавливается. Кажется, только что съемочная группа высадилась у пустынного ледника, а солнце обошло уже небо, и длинные тени айсбергов легли на спокойную воду.
Съемки ладятся. Люди понимают друг друга с полуслова, кадры складываются живописно, и оператор не отрывается от глазка аппарата. Отличное творческое настроение у режиссера, а это так важно для самочувствия всей группы.
Кинокамера устанавливается у берега, на мелководье. Хорошо, что Аркадий надел высокие рыбацкие сапоги, — ему надо стоять в ледяной воде. Поблизости, на плоском камне, устроился Юрий Викторович. Все остальные в шлюпке, мы – «масштаб». Чтобы зритель ощутил величину айсберга — а это махина с многоэтажный дом, – около него пройдет шлюпка с людьми. А может, стоит взять айсберг на абордаж и высадить на лед десант? Мы впервые видим плавучие ледяные скалы, опытного полярника Афанасьева на съемке нет, и никому неизвестно, как ведут себя айсберги при знакомстве с людьми.
Яблонский лихо вскрикивает и вонзает багор и голубой лед. Затем подтягивает шлюпку к айсбергу. На площадку у подножья ледяной горы прыгает Прозоровский и подает руку Коврову – капитану погибшего корабля. Мы сейчас высадим капитана и отплывем в сторону. Но вдруг стон раскатывается по бухте: громко всхлипнув, айсберг начал клониться набок. Кто знал, что ледяные горы очень неустойчивы, из-за того что их подводная часть непрерывно разрушается?
– Назад! – кричит Разуваев. На дно шлюпки валится Ковров, а Прозоровский прыгает прямо в воду и на лету цепляется руками за борт.
– Греби! – командует старшина, легко, словно котенка, выхватывая из воды Николая. Мы дружно налегаем на весла – учеба пригодилась! – шлюпка сперва движется рывками, затем начинается быстрый и плавный ход. Мы стараемся, как на королевской регате.
Словно в кадре, отснятом рапидом, айсберг медленно переворачивается. В стороне от нас показалась его острая подводная грань. Убыстряя темп, на воду ложится вершина горы, хорошо, что шлюпка не на горизонтали падения! Вздыбилась большая волна — гонит нас к берегу, накатывается вторая подымает вверх и бросает на прибрежную гальку. Кто-то вскрикнул, треснуло весло, но шлюпка выдержала удар добротно сделали се архангельские мастера. Идет новая волна, и мы прыгаем на песок, под дождем соленых брызг тянем шлюпку. А невдалеке размеренно крутит ручку камеры Кальцатый. Он видит хороший кадр и забыл обо всем на свете.
Волны несут куски льда, бьют по прибрежным камням, подымаются выше и выше. Уже залита тренога аппарата, но оператор не отрывается от глазка. А с другой стороны камеру поддерживает Тарич, и вода подобралась к его груди — того и гляди, волна смоет и режиссера, и оператора, поглощенных творчеством. Мы бросаемся на помощь, по последние волны, пенясь, ускользают в море, и уже чист прибрежный песок.
<…>
Разуваев закладывает в одну трещину всю оставшуюся взрывчатку, мы прижимаем се сверху мешком с песком, засыпаем обломками льда. Кальцатый включает камеру, а Разуваев —адскую машину. В недрах ледника нарастает гул, и наверх вываливается снежный вихрь. Через минуту снежинки опадают, и снова устанавливается безмолвие. Наши взрывы леднику, что мамонту укол иголки. Кальцатый долго стоит у аппарата с поднятой рукой, ждет. Мы молчим, затаив дыхание. Все напрасно, ледник недвижим.
С моря доносится сиплый гудок «Сороки» — сигнал, что разгрузочные работы закончены и там ждут нас, чтобы поднять якорь. Мы еще медлим, не теряем надежды, но на леднике по-прежнему стоит тишина, а «Сорока» требовательно гудит и гудит.
Все, прощай Новая Земля! Имущество погружено в шлюпку, брошены последние взгляды па голубой массив. Умело лавируя, Разуваев выводит по узкой бухте шлюпку в открытое море. Свежий ветер гонит крутую волну, шлюпку подбрасывает вверх, и вдруг позади начинается канонада. Залпы и мощные взрывы чередуются со стопами и хрипами гиганта. Ледник взбесился!
Изо всех сил гоним шлюпку к берегу, прыгаем в воду и бежим на бугор. Захватывающее зрелище перед нами, грандиозное, словно спектакль для великанов. По всему ледяному полю бегут трещины, громадные обломки ледника летят в воду, кувыркаются, сшибаются друг с другом. Кипит вода в бухте. Схватив камеру, Аркадий Кальцатый бежит к леднику, не разбирая дороги, не думая об опасности. Прозоровский хватает его за руку, но не успевает остановить. Мы застываем у берега бухты. Соленые брызги летят в лицо, одежда вымокла, в ссадинах руки. Беснуется ледник – нам все же удалось его расшевелить!
<...>
Шамшур П. Наш добрый капитан. Из цикла «Рассказы о Белгоскино» // Неман. 1970. № 7. С. 154-156.