Н.Н.: Вы знали Эйзенштейна?
А.К.: Да-а. Я... у меня даже такой — ну, как Вам сказать, — эпизод. В Алма-Ата. Эвакуация. Ночью, в гостиничке, где я жил с женой и сыном, — номер был вот такой, во! — постучался Эрмлер: «Аркашка!» Я говорю: «Чего?» «Выйди в коридор!» Я вышел. «Что такое?» Час ночи. Он говорит: «Ребе предлагает тебе снимать “Ивана Грозного”».
Н.Н.: Вы называли его «Ребе»?
А.К.: Да. Все называли. Между собой. Ребе. Я говорю: «А Тиссэ?» Он всегда... Он говорит: «Он снял хорошо...»
Н.Н.: ...Но потом же Москвин стал...
А.К.: «Он снял хорошо натуру. Он очень здорово снял. А павильоны не идут. И Ребе просил, чтобы я с тобой поговорил». А я говорю — я никогда не думаю, я всегда... не обдумываю, я отвечаю сходу — я говорю: «Я не могу снимать». А он говорит: «А почему?» Я говорю: «Ты понимаешь, в кинематографе так: Эйзенштейн — Тиссэ, фэксы — Москвин, Пудовкин — Головня, Эрмлер — Кольцатый. Я не хочу нарушать эту традицию». Фридрих обнял меня, поцеловал и сказал: «Вот твои слова я только час тому назад сказал Эйзенштейну». Ну, потом пошел Москвин[1]. А потом, когда я сюда приехал, то меня все спрашивали, все(!): «А Вы знакомы были с Эйзенштейном?» И я тогда думал: «Вот ведь дурак! Тогда надо было работать с Эйзенштейном».
Н.Н.: Жаль, что Вы отказались. Ну что ж, Вы сохранили верность Эрмлеру.
А.К.: Да не Эрмлеру. Просто я не хотел. Совершенно не из-за Эрмлера.
Н.Н.: А почему Вы не хотели?
А.К.: Потому что советская кинематография была разделена как-то так.
Ну, вот Эрмлер — Кольцатый, Москвин — ФЭКСы. Так было. Коллективы. И я не хотел. Мне это не надо было. Такой я был. А здесь: «Ну, вот балда! Надо было...». Потому что здесь знают только одного Эйзенштейна. Больше никого не знают. Ну, как-то я не очень жалею.
Н.Н.: А как себя вел Эйзенштейн по отношению к Траубергу после войны? Разгар кампании против космополитизма он уже не застал, но ведь к 48 году это все уже нагнеталось?
А.К.: Я думаю, что хорошо.
Н.Т: Эйзенштейн поддерживал в это время отношения со мной, присылал записочки, приветы. После смерти Эйзенштейна в Ленинград приехала Пера Аташева[2] и была у Траубергов.
«Фридка очень меня любил» Беседа Н. И. Нусиновой с А. Н. Кольцатым (22.02.1994, Лос-Анджелес) // Киноведческие записки. 2012. № 100/101.
Примечания
- ^ По свидетельству Наума Клеймана, обсуждавшего этот вопрос с вдовой Эйзенштейна П.М. Аташевой, решение пригласить на съемку павильонов другого оператора было принято Эйзенштейном еще до съемок «натуры», сразу после просмотра первых отснятых Тиссе эпизодов («Детство Ивана»). Еще в период сотрудничества Москвина с фэксами Эйзенштейн считал его непревзойденным мастером работы со светом. Однако, возможно, эта кандидатура со-оператора «Ивана Грозного» поначалу казалась ему нереальной, так как Москвин был в это время занят на съемках фильма Л.З.Трауберга «Актриса» (1943).
- ^ Аташева (наст. фам. Фогельман) Пера Моисеевна (18.11.1900 – 23.09.1965, Москва) — журналист, кинокритик, с 1934 г. — жена С.М.Эйзенштейна. Биограф, хранитель его наследия и издатель трудов.