Как не посочувствовать художнику, имеющему дело с режиссером, который требует отыскать пейзаж, напоминающий эхо удара в бубен. Все это Евгений Евгеньевич Еней терпел от меня начиная с первой нашей картины. Сколько стран создал этот прекрасный художник, сколько городов выстроил. И только для того, чтобы на следующий день после съемки все обращалось в щепки и прах. А на экране именно его труд должен был остаться незаметным, ведь возглас: «Посмотрите, какая хорошая декорация!» — убивал фильм наповал. Еней смог добиться ощущения подлинности многих достаточно нереальных сооружений; он не занимался подделкой, копированием, он создал декорацию из холмов, плоскогорий, моря, а не только из деревянных щитов и штукатурки.

Изъездив множество мест, он остановился на крымском поселке Планерское (Коктебель). Позади колхозных виноградников в степи вырастала Ламанча: ветхая усадьба, улочки, колокольня со шпилем. Это были странные здания, у них была только передняя стена, позади, за изнанкой деревянных щитов, торчали подпирающие балки. Двери вели прямо в степь. Мы вырубали кустарник, выжигали траву, — зеленый цвет был нашим врагом, красили поля в нужные оттенки.

Подле фанерной Ламанчи расположился целый городок. Борис Эдер воспитывал льва, женщина на белом коне тренировалась брать барьеры. Но одного — важнейшего участника фильма — все еще не было.

Мне придется прервать ход рассказа для несколько легкомысленного отступления. Это будет вставная новелла, «драма превратностей», как назывались такие истории
в старинные времена. Я хочу описать карьеру одной «звезды». Боюсь, что, как и каждому пишущему о «звездах», мне не удастся миновать и ее личной жизни, сплетен.

Давно уже были утверждены главные исполнители, шились костюмы, шли репетиции. Только на одну роль мы немогли никого найти. Я отвергал все кандидатуры. Автор прославил ее на века, мы не имели права на компромисс. Одни претенденты не нравились мне фигурой, у других отсутствовала грация, третьи не обладали обаянием. Съемки приближались. Директор съемочной группы начал разговаривать со мной сухим тоном: пора решать. Мы опять рассматривали пробные фотографии, и опять я приходил в отчаяние: разве можно было найти в таком облике масштаб, высокую мысль? Куда там! Снижение, опошление всего истинно прекрасного.

Самые опытные ассистенты опустили руки. Куда только они не ездили, где только не искали. Видимо, режиссеру нужно птичье молоко. За моей спиной началось шушуканье: «сам не знает, чего хочет», «пусть поработает гример, с нас хватит». Меня покинул сон. Все шло к дурной развязке. Я был уверен, что без настоящего исполнителя этого образа фильм получиться не может. Наступили последние считанные дни.

Но все же судьба не отвернулась от нас. В самый последний момент (уже была отправлена аппаратура в экспедицию) пришла телеграмма Енея, строившего в Крыму Ламанчу: «Найдено!»

Все произошло именно так, как описывается в книгах: «звезду» открыли в скромной, будничной обстановке. Ничто не предвещало ее будущего, славы, успеха на мировых фестивалях, заработков.

Работники нашей группы ехали по Симферополю. Администратор, дремавший в машине, проснулся от крика: «Остановитесь! Стойте же!..»

Обычно спокойный и корректный Еней выпрыгнул из машины, бегом помчался в переулок, куда сворачивала тяжело груженная телега...

Индивидуальность, которую мы искали, была найдена. Вкусу Енея я совершенно доверял. Началась переписка. В ответ на приглашение пришла телеграмма. Документ я привожу в подлинном виде:

«Орлик готов служить искусству тчк лучшего Росинанта вам не найти председатель артели Ершов».

Так началась еще одна кинематографическая карьера Орлик сменил будни в симферопольской артели «Строитель» на эфемерный мир экрана. 

Козинцев Г.М. Глубокий экран // Козинцев Г.М. Собрание сочинений: в 5 т. Т. 1. Л.: Искусство, 1982. С. 264-266.