...Суровая жизнь, наверное, его сформировала... Еще до рождения Петра мы с мужем были уверены, что родится мальчик. Никаких разговоров о девочке даже не было. Родился Петр под Киевом 1 января 1960 года, муж сразу же прислал телеграмму, в которой значилось, что имя сыну — Петр. И вот его, месячного ребенка, я везла самолетом из Киева в Москву, а затем из Москвы в Ташкент (тогда не было прямого сообщения Киев — Ташкент). Рюкзак с пеленками и чемодан с книгами, которые мне удалось приобрести в Киеве, — это все, что было со мной в дороге. В нашем доме, кроме книг, ничего не было, и это безусловно сыграло свою роль в формировании мировоззрения сына. Вообще мои дети очень рано научились читать. Петя научился читать в пять лет. Мы с мужем детей не баловали, но считали так: наши мальчики обязательно должны уметь плавать, кататься на горных лыжах — этому мы их и учили: водили в бассейн, брали с собой в горы... А всему остальному Петр и Костя научились уже сами. Учеба Петру давалась довольно легко. Петр очень рано начал читать «взрослые» книжки. Помню, когда в шестом классе проходили по истории Богдана Хмельницкого (а Петр к тому времени уже успел прочитать двухтомник Натана Рыбака «Переяславская рада»), Петр, выслушав рассказ учительницы, поднимает руку со словами: «Можно, я дополню?» Учительница садится на последнюю парту, и Петр начинает рассказывать: из двух книг он выбрал самое существенное. Это меня тогда поразило — способность Петра выбрать главное и отсеять второстепенное. У него прекрасно шли физика и математика; уже учась в Московском институте стали и сплавов, Петр постоянно участвовал в различных физико-математических олимпиадах. Однажды, после сдачи очередного экзамена, Петр сказал мне: «Ты знаешь, я остался доволен этим преподавателем, как она беседовала со мной». Я много работала и не всегда имела возможность оставаться с маленьким Костей, но была абсолютно уверена, что Петр накормит его, переоденет и уложит спать.
Когда Петр учился в десятом классе, у него был такой распорядок дня: в половине шестого утра — подъем, затем — зарядка, а после этого, еще до школы — самостоятельные занятия: физика, математика... Петр очень болезненно реагировал на несправедливость, он мог в открытую сказать об этом той же учительнице, которая тут же отправляла его за родителями. В нашей семье отношения были очень доверительными, поэтому, прежде чем я отправлялась на встречу с учительницей, была уже в курсе всех событий. Я говорила ему: «Петре, ну подожди немного, не выступай, кончишь десятый класс, уйдешь, поступишь в институт». А он мне: «Мама, но вы же с отцом не такие!» Вообще мы с мужем всегда верили детям. Когда родился Костя, Петя (он тогда учился в шестом классе) написал на открыточке такое стихотворение: «На улице Энгельса, в роддоме номер пять родился мальчишечка и начал кричать». Петр любил музыку. Он сам покупал пластинки — Вивальди, Шопена, Баха, Вагнера, Брамса, Владимира Высоцкого...
Когда Петру было девять лет, мы с мужем взяли его в горы, и он вместе с нами поднялся на высоту 4000 метров, а до этого он провел с нами лето на Памире — вместе ставили палатки, ловили рыбу. Мы старались, чтобы дети жили той же жизнью, что и родители, мы хотели, чтобы они почувствовали вкус настоящей, «нерафинированной» жизни. Горы, простор, чистое синее небо... Это очень мощно действует на человека, особенно на ребенка. Это завораживает... И хочется жить. А все эти городские проблемы уходят на задний план, все это кажется не основным. А суть — вот она! — борьба с трудностями: снег, лед, камни, холод... И в результате мои дети стали совершенно самостоятельными людьми.
Этот образ жизни приучил их к самостоятельности, ответственности. Поэтому, когда Петр и Костя жили одни в Москве, я была за них совершенно спокойна. Все свое свободное время мы старались проводить с детьми. Мы считали так: что интересно и нам, то должно быть интересно и детям. Но мы никогда не навязывали им что-либо, не говорили: «Вы обязаны делать это так!» Поэтому у них и появлялся интерес.
Петр говорил мне потом: «Знаешь, мама, я море тоже люблю, но горы все-таки больше...» Муж мой был романтик, я — романтик, и дети мои — тоже романтики!
...Я всегда считала — у Петра аналитический склад ума. Он лишнего не пишет, выдает самую суть.
Когда Петр приезжал домой в Ташкент, то всегда с порога протягивал мне букетик цветов: «Это тебе, мама!» После окончания третьего курса института стали и сплавов Петр сказал мне, что хочет уйти из института, потому что решил переменить специальность. Я ответила, что не против, но этот институт он должен закончить, потому что любое начатое дело нужно доводить до конца. И он сказал: «Хорошо». И вот Петр закончил институт, два года отслужил в армии, устроился работать в съемочную группу на «Узбек-фильм», и затем послал свои работы во ВГИК на творческий конкурс. И вот приходит ему ответ из Москвы. Прочитав письмо, Петр сказал: «Значит так: я еду поступать во ВГИК, на сценарный факультет». Это было в июне 1985 года...
Луцик Е. О моем сыне // Киносценарии. 2001. № 1.