- Александр Сергеевич, как получилось, что ваш юбилейный концерт прошел еще 8 марта?
- Это была не моя идея, я очень удивился — как-то раньше времени, еще до юбилея не дожил, а концерт уже будет. Но организаторы сказали, что это ничего страшного, можно ведь и через полгода праздновать. Правда, это все-таки позже, а тут — раньше, не логично.
- И вы согласились? Вы не суеверны?
Александр Зацепин: не все песни стали популярными, но я мало ошибался
- Нет, совсем. Многие, например, боятся числа 13, но, если мне где-то дают этот номер, я беру. Мне все равно.
- Перед концертом вы каждый день проводили на репетициях. Вы всегда так следите за готовящимися проектами?
- Всегда. За прошлым юбилейном концертом я тоже следил. Каждый раз приходится готовить какую-то программу, иногда приходится делать партитуры, если какой-то другой исполнитель. Такая работа. Иногда я высказываюсь, когда мне хочется какого-то конкретного решения. Но здесь были приятные исполнители, все-таки филармония, никого из поп-музыки.
- Вы строгий автор?
Когда что-то задумываешь, хочется, чтобы это звучало так, как ты себе это представляешь. Должно быть удовлетворение, что я сделал работу, а не что-то непонятное. Ведь что нужно, чтобы песня стала хитом, шлягером? Кроме того, что музыка должна быть на высоком уровне, на высоком уровне должны быть стихи, исполнители, аранжировка. К тому же, надо все записать, смикшировать, чтобы звучало, как надо.
Когда-то я даже дома построил свою студию. Почти все самые известные песни, которые пела Пугачева, были записаны у меня дома. Или, скажем, музыкальный фильм «31 июня». Ко мне приходили музыканты, там был большой зал, более 45 метров, вся техника. На «Мосфильме» и других студиях была допотопная аппаратура. А мне хотелось, чтобы на записи – на пластинке, в кино – все было так, как я задумал. А когда записывался в другом месте – ничего не слышно, от аранжировки не оставалось ничего. Только голос и шум. Это было очень обидно.
- А от исполнителей приходилось отказываться, когда они что-то делали не так?
- Да. Бывало, что потом я просто записывал ту же песню с другим исполнителем, а предыдущую запись не использовал.
- На вас наверняка обижались?
- Тут уж ничего не поделаешь. Как в спорте, кто выше прыгнул, тот и победил.
- А что сейчас стало со студией?
- Сейчас ее нет. Техника ведь очень быстро устаревает. Я ее по частям раздал. Квартира есть, но студия уже не нужна. Сейчас есть много хороших студий, не обязательно держать свою. Да и у меня нет уже ни режиссера, ни поэта, ни исполнителей, с которыми я работал. И с песнями теперь я «на Вы». Переключился на мюзикл, уже третий сделал. Один, «31 июня» идет в Санкт-Петербурге в театре «Карамболь». Второй – «Тайна третьей планеты», идет в Новосибирске, в октябре должна быть его премьера в Москве. Но площадку пока выбирают. А третий мюзикл – «Айвенго» по Вальтеру Скотту. Он пока не поставлен. В Сибири один театр хотел поставить, заключили контракт. А потом оказалось, что туго с деньгами. Придется искать другое место.
- Сейчас над чем-нибудь работаете?
- Есть идея еще одного мюзикла. Но пока думаю над балетом. Когда я заканчивал консерваторию, моим дипломом был балет «Старик Хоттабыч». Сейчас у меня есть либретто балетмейстера Ирины Корнеевой, несколько номеров. Вот разделаюсь с юбилеем и продолжу дальше.
- А вы никогда не думали, скажем, симфонию написать?
- У меня было несколько сюит на восточные темы. Но я просто очень люблю кино. Мне всегда было приятно с кинематографом работать, особенно c Гайдаем или Калатозовым, с которым мы делали серьезный фильм «Красная палатка». Я на всех студиях работал – Одесской, Киевской, на всех в Средней Азии. Мне было очень интересно. В то время фильм был как сейчас – реклама. Бывало, что мне предлагали фильм, может быть, с не очень интересным сюжетом, но там была песня-две, и я соглашался. Вот, например, «Волшебник-недоучка». Как-то я спросил на концерте, из какого фильма эта песня? Никто не знает.
Раньше ведь было так: фильм выходил во всех республиках сразу, и в течение недели шел в кинотеатрах. Если песня людей трогала, ее сразу подхватывали, в том числе оркестры в разных ресторанах, и еще популяризировали. Точно как реклама сейчас.
А сочинять что-то другое у меня времени не было. Иногда бывало 2-3 фильма в год, иногда параллельно два.
- А к современному кино вы как относитесь?
- Как-то не очень. Честно говоря, здесь я в кино и не хожу толком, во Франции чаще. Но опять-таки, это все западные фильмы. Конечно, есть интересные. Но все время погони, убийства… Года три назад я сделал сериал, «Лекарство против страха», 16 серий, музыки – полно. Но это все сразу умирает. Не интересно. Так что я отказался дальше, лучше мюзиклы – получаешь удовлетворение.
- Многие ваши коллеги сейчас все больше вспоминают СССР, говорят, что композиторам тогда жилось лучше, были госзаказы, поддержка…
- Меня госзаказы никогда не интересовали, мне все время предлагали много работы. А те, кто писали серьезную музыку… Не все же были Прокофьевыми и Шостаковичами. Они писали симфонии, министерство культуры покупало, и так эти ноты и лежали. Но зато деньги выплачивали.
Сейчас в этом смысле действительно все хуже. Кое-какие авторские я получаю за песни, которые еще живут, за кино, которое идет по телевизору, тоже. Но с концертами все очень плохо. Часто концерт, который стоит $100 тыс., оформляют как концерт за 100 тыс. рублей, и я получаю копейки. А еще чаще, как мне рассказывали артисты, им и вовсе дают деньги в конверте, и я не получаю ничего. О малом бизнесе у нас говорят уже лет 20, а он где был, там и остался. И взяточничеством все проросло насквозь.
- Но в советское время были и неприятности?
- У меня почти все проходило удачно. Разве что «31 июня» положили на полку на 7-8 лет из-за того, что Александр Годунов остался в Америке. Тогда таких случаев много было, кто-то играл в фильме, а в титрах его имени уже не было. Кто играет? Неизвестно. Было что-то положительное, что-то отрицательное. И сейчас так же. Раньше не было никакой пошлости, за этим следили. А сейчас – напиши дилетантские стихи, дурацкую музыку и отправь на радио, будут ставить. Конечно, и тогда бывали случаи, когда вместе с водой выплескивали ребенка. Но ведь как-то работали. Несмотря на то, что много чего нельзя.
Например, когда Гайдай принес «Бриллиантовую руку» в главк, там сразу сказали – «Лёнь, ты что сделал, такая антисоветчина! Еще и атомный взрыв в конце. Давай убирай, вот тебе две недели на размышление». А нам повезло: в пятницу раздался звонок и от лица Брежнева попросили прислать ему какую-нибудь совершенно новую комедию. И мы послали «Бриллиантовую руку». Он за выходные посмотрел ее несколько раз, очень смеялся, и в понедельник позвонил и велел немедленно выпускать эту картину. Но потом Гайдая опять вызвали, говорят – убери ты этот атомный взрыв. А он его ведь специально поставил, как красная тряпка для быка. Взял время на раздумья, а через неделю сказал, что готов убрать.
- Говорят, вы с ним начали работать из-за непростого характера Гайдая?
- Характер, конечно, был не очень. Но мне работать с ним было приятно: он был профессионалом, серьезным человеком, очень обязательным. Никогда не опаздывал. Мы притерлись – я нашел способ, как себя вести, когда он в не очень вменяемом состоянии.
Как-то я прихожу к нему часов в пять вечера – по утрам я всегда старался работать, - а монтажница, с которой он сидит, вся с заплаканными глазами, и показывает мне, что с ним сейчас лучше не говорить. Я и понимаю, что лучше не показывать ничего, ему не понравится. А он меня спрашивает – ты принес мне музыку, которую обещал? Я говорю – нет, у меня не получилось, давай завтра… И вот я утром приезжаю, а он говорит: «Саш, если я тебе вчера что-то не то сказал, ты меня извини. Я был не в духе». И все хорошо.
Если хочется работать, можно найти путь. Но человек он был приятный. Он, например, когда рубль занимал, при первой же встрече напоминал мне и отдавал. Обязательность его проявлялась везде и всегда.
- А вы могли предсказать, какая песня станет хитом?
- Нет, конечно. Мы всегда с трепетом ждали, будет популярной песня или нет. Конечно, не все песни стали популярными, но в основном я мало ошибался. Но это огромная ответственность. Если я напишу песню для радио, а она не будет популярна, я напишу вторую, третью. А если к фильму я напишу непопулярную песню, эту ошибку уже не исправишь. Я мог и плохо написать, меня никто за это бы не убил. Но это было бы признание для самого себя - не справился. Не получилось.
Беседовала Виктория Иванова.: «Александр Зацепин: не все песни стали популярными, но я мало ошибался»