На экраны наших кинотеатров выходит новый художественный фильм режиссера А. Сокурова по сценарию Ю. Арабова «Дни затмения». Это не первая совместная работа молодых кинематографистов: в прошлом году вышли ранее лежавшие «на полке» их картины «Одинокий голос человека» (по рассказам А. Платонова) и «Скорбное бесчувствие» (по пьесе Б. Шоу «Дом, где разбиваются сердца»). Необычная, ассоциативно-метафорическая манера А. Сокурова и Ю. Арабова вызвала споры, разноречивые оценки. Судя по всему, их новая работа, непохожая на две предыдущие, также будет воспринята неоднозначно.
В центре картины — образ молодого медика, приехавшего по распределению работать в один из среднеазиатских городов. Трудности, которые ему пришлось пережить при врастании в совершенно незнакомую для него, а порой враждебную среду, показаны в фильме.
После премьеры фильма «Дни затмения» мы встретились с его создателями.
— Скажите, как возник замысел картины? В титрах обозначено, что она снята по повести А. и Б. Стругацких «Миллиард лет до конца света». Но с повестью, насколько я успел заметить, у фильма мало общего.
Арабов: В 1981 году для Сокурова одновременно были написаны два сценария: один — Стругацкими по повести «Миллиард лет до конца света», другой — мной. Мой сценарий назывался «Silentium» — о судьбе Тютчева. Режиссер еще не успел решить, с чего начать, как оба сценария, принятые «Ленфильмом», были закрыты прежним руководством Госкино СССР. Формулировки не давали надежды на продолжение работы. О моем сценарии говорилось: «Весь девятнадцатый век вымазан черной краской. Непонятно, как в такой мрачной атмосфере могло явиться светлое имя Пушкина». О сценарии Стругацких — более грубо: «издевательство над человеком». Тогда мы сделали с Сокуровым фильм «Скорбное бесчувствие». Съемки его продолжались с перерывами три года. С перерывами — потому что фильм то и дело «закрывали»... После Пятого съезда кинематографистов, когда стало возможным выпустить наши ленты, мы решили сделать работу по «Госпоже Бовари» Флобера. Я написал сценарий, но он оказался для двухсерийного фильма, а студия требовала односерийный.
Сокуров: Поэтому я обратился к законсервированному сценарию Стругацких... Понимаете, все детство, поскольку отец мой был военным, прошло как раз в том южном городе, где мы снимали фильм. Все те ощущения, которые остались во мне от соприкосновения с той природной и социальной средой, мне хотелось выразить на экране. Повесть Стругацких, когда я читал ее, где-то в подсознании вызвала у меня воспоминания о том особенном мире, где жили люди разных национальностей, но где существовал полный культурный вакуум, способный повергнуть в отчаяние даже весьма непритязательного человека.
— Ну а каким образом повесть Стругацких претерпела столь разительные метаморфозы?
Сокуров: Я передал им свою режиссерскую экспликацию — изложил, что хотел бы видеть в сценарии. С братьями Стругацкими мне не доводилось работать раньше, но я не раз слышал от Андрея Тарковского, что это профессионально демократичные люди, то есть люди, лишенные пустых авторских амбиций, доверяющие режиссеру и понимающие специфику его работы. Так оно и оказалось: они отнеслись с пониманием к идее трансформации литературного материала, а потом столь же спокойно отнеслись к тому, что Ю. Арабов полностью переписал их сценарий.
— Изменилась ли основная идея фильма?
Арабов: Нет, хотя Сокуров, как и прежде, бесконечно раздвинул рамки сценария и переставил многие акценты. Это фильм о том, как русский человек, попавший в новую для себя среду, осваивает ее. Герой постоянно находится перед выбором: уехать или остаться. Обстоятельства подталкивают его к тому, что надо уезжать, но он остается, несмотря ни на что. Чрезвычайно важна для понимания фильма фигура военного инженера Снегового (его сыграл Владимир Заманский). Это еще один осколок того, другого, давнего мира. Снеговой обслуживает ракеты, живя среди людей, которым эти ракеты не нужны, которые живут по своим, трудно постигаемым нами традициям. Этот этнос выталкивает из себя все, что чуждо ему. Снеговой не выдерживает, кончает с собой.
— Снеговой уходит из жизни. В панике уезжает, приехав навестить брата, сестра главного героя. Его друг — крымский татарин — в конце фильма тоже уезжает, по всей видимости, на землю своих предков. Дезертир, убежавший из армии и попытавшийся найти кров у Малянова (так зовут героя картины), погибает. Исчезает безнадежно больной ребенок, также проживший сутки у Малянова. Короче, тема ухода проходит лейтмотивом.
Арабов: Да, и все-таки его герой остается. Это пока еще не сознательное решение, но решение мужественное: ведь все вокруг враждебно ему — и невыносимая жара, и непреодолимый языковый барьер, и нестандартные ситуации, в которые ему приходится попадать.
— По-моему, в фильме, за исключением Звманского и Соколовой, нет профессиональных актеров...
Сокуров: Да, это так. Многие из тех, кто занят в фильме, просто играли свою собственную судьбу. Эскандер Умаров, сыгравший друга Малянова — Сашу, рассказывает в фильме о трагической истории своей семьи. Каждое его слово — правда. Но, повторяю, в нашем фильме нет каких-то исключительных личностей. Это фильм о самых обычных, простых людях. Они не понимают масштабов времени, в котором живут, которое обтекает их со всех сторон. Их внутреннее развитие отстает от их опыта, их судьбы непропорциональны пока их личностям. Они даже не в состоянии посмотреть на себя со стороны. В главной роли снялся ленинградский инженер-программист Алексей Ананишнов.
— Еще один вопрос, в последнее время в печати развернулись дискуссии о том, какое кино лучше — так называемое «зрелищное», «кассовое», «для народа» (называйте, как хотите) или же «элитарное», «сложное», «экспериментальное». Когда говорят о втором, непременно упоминают и ваши фильмы. Как вы относитесь к таким дискуссиям и как вы относитесь к своей работе: считаете ли, что художник должен исключительно самовыражаться, не задумываясь о тех, кто будет смотреть его картину, или, может быть, вы сознательно ориентируетесь на какую-то свою, узкую аудиторию?
Арабов: Самовыражаться, конечно, надо. Станислав Говорухин, самый горячий защитник «зрелищного» кино, думаю, в своих фильмах тоже самовыражается. Каковы фильмы, таков и режиссер. Труднее согласиться с рассуждениями о том, что существуют некие творцы, которые сидят на шее трудового народа и на его, трудового народа, деньги снимают свои картины, «самовыражаются», причем самому народу эти ленты совершенно не нужны, не интересуют его. Все расходы на производство любой из наших картин покрываются первой же иностранной фирмой, закупающей ее, — эти цифры мне хорошо знакомы. «Элитарное» кино довольно доходно. Заигрывать же со зрителем, потакать его часто неразвитым вкусам не стоит. Главное, чтобы у него, зрителя, был выбор и он мог посмотреть любой фильм — как «зрелищный», так и «экспериментальный». Фильм нравится тем людям, которые прошли тот же духовный путь, что его авторы.
Сокуров: А я на ваш вопрос отвечу так. Я не настолько самоуверен, чтобы заявлять, что выражаю чаяния всего нашего народа. Один человек не может выражать чаяния всего народа, это невозможно. Понятно, исходя из этого, что и я не могу устраивать в одинаковой степени всех. В то же время я создан по образу и подобию моих соотечественников, у нас общий социальный опыт, и для кого же, если не для них, я работаю?
— Когда создавался ваш фильм, испытывали ли вы давление извне? Как он принимался в соответствующих инстанциях?
Сокуров: Ни во время съемок, ни тогда, когда фильм сдавался в Госкино, нам не было высказано ни одного замечания. Это меня особенно поразило, поскольку другие мои картины с трудом продирались к зрителю через частокол вкусовщины, самодурства, необразованности. Когда порой говорят, что после V съезда кинематографистов ничего, кроме кадровых изменений, не произошло, я с этим не могу согласиться. Никогда мне не работалось так свободно, как сейчас.
Андреев М. Дни затмения и время раздумий // Неделя. 1988. 6-12 июня.