1985
Юрий АРАБОВ: — Ко мне тут обратились с анкетой, посвященной постмодернизму. Это забавно: на Западе модернизм развивался, затем последовал его кризис, на смену пришел постмодернизм. А у нас эта традиция оказалась насильственно прерванной. Мне представляется, что наша культура сейчас вынуждена будет пройти все те стадии, которые не по своей вине пропустила, и вследствие «пропущенности» эти стадии будут болезненными.
1985
Александр КИСЕЛЕВ: — Ты известен как сценарист, а теперь выясняется, что ты еще и поэт. Кем ты сам себя считаешь?
Ю. А.: — Для меня поэзия более важна, более значима, более индивидуальна...
А. К.: — Более интимна?
Ю. А.: — Если хочешь. Я бы хотел считать себя поэтом.
А. К.: — Следует ожидать, что ты бросишь кинематограф?
Ю. А.: — Теперь уже нет. Сценарии позволяют мне быть независимым поэтом, свободным от необходимости печататься. А кроме того, в кинематографе у меня уже появились свои амбиции, от которых трудно отказаться.
А. К.: — А что касается прозы?..
Ю. А.: — Нет, это для меня закрытая тема: сценарии не являются прозой, в них по условию должна содержаться некая «недоделанность». Самое сложное — решить композиционные вопросы, а на подробную проработку не хватает ни места, ни времени. Да она и не нужна. Стихи же я собираю по крупицам, коплю метафоры — для этого нужен досуг и много времени. Вероятно, хорошая проза так и собирается, рождается — понемногу, по капле... Поэтому настоящей прозы сейчас и нет. Бум литературы связан с тем, что издаются ранее запрещенные книги — Булгаков, Платонов, Пастернак... А ничего нового в литературе не происходит — так, беллетристика, «Дети Арбата» и тому подобное...
1986
А. К.: — Привет, как дела?
Ю. А.: — Ничего. А у тебя?
А. К.: Мне предлагают работу в газете «Советская культура»
Ю. А.: — Соглашайся.
А. К.: — Что-то не хочется.
Ю. А.: — Не обращай внимания — просто займи это место. Будет лучше, если там будешь ты, даже если ты ничего не будешь делать. По крайней мере, там не будет кого-нибудь противного. Я сейчас соглашаюсь входить практически в любые комиссии и художественные советы — просто, чтобы эти места были заняты.
1986
Ю. А.: — В сценарии я уже стараюсь писать как можно проще — мне стало понятно, что если в мизансцене участвует вбитый в стену гвоздь, то вбивать его придется Саше Сокурову — больше никому ни до чего нет дела. У нас чудовищные производственные условия.
1987
А. К.: — ...Я понимаю, что в сложившейся обстановке, при условии разрушенной религии и разрушающейся идеологии коммунизма, на нашу долю выпадает сложная задача поисков хоть каких-то нравственных ориентиров. Пару лет назад меня тошнило от фразы о «поисках положительного героя», которыми должно было озадачиться искусство, в то время, как было понятно, с такой задачей не справилось бы и КГБ. А теперь я чувствую необходимость создания новой идеологии, которая смогла бы остановить наступающий хаос, мне сделалась мила мысль о положительном герое.
Ю. А.: — Если быть честным, то наш положительный герой должен фатально проигрывать. Меня не интересует идеология, а тем более — создание ее. Я вижу, тебя интересует — ну попробуй.
А. К.: — Наступившее время требует от нас действия. Это раньше можно было сидеть в позе лотоса и оставаться приличным человеком, а сейчас...
Ю. А.: — Хочешь чаю?
1989
Ю. А.: — Ты видел «Посвященного»?
А. К.: — Да. И читал сценарий.
Ю. А.: — Ну и как?
А. К.: — Знаешь, мне кажется, что эта лента лучше твоего сценария.
Ю. А.: — Ты ничего не понимаешь, это лучшее из того, что я написал.
1990
А. К.: — Ты веришь в Бога?
Ю. А.: — Вот посмотри в окно: я из него вижу трубу какую-то, которая вечно коптит, многоэтажки эти безобразные, грязь на улице. Если это и есть реальность, если это все, то тогда можно сразу вешаться.
А. К.: — Ну?
Ю. А.: — Я не вешаюсь.
Карахан Л., Киселев А. Избранные места из бесконечного интервью с Юрием Арабовым // Советский фильм. 1990. № 7.