«Моряки» — одна из первых попыток показать на экране эпизоды будущей войны. Центральное место в фильме отведено морскому сражению, где советский Большой флот одерживает победу над фашистскими кораблями.
Главная заслуга сценаристов заключается в том, что на локальном эпизоде будущей войны они сумели убедительно рассказать о мощи и непобедимости нашего Военно-Морского флота, сумели показать героизм и самоотверженность советских людей, их беззаветную преданность партии, народу, родине.
Если анализировать сценарий исходя из обычных требований, предъявляемых драматургическому произведению с углубленным психологическим раскрытием образов, в «Моряках» можно найти немало недостатков. Здесь нет, например, изображения становления характеров: герои фильма сформировались задолго до начала действий, описываемых. сценаристами, психологические мотивировки поступков часто вынесены «за кадр» и т. д. Значит ли это, что «Моряки» — плохой сценарий? Отнюдь нет, так как авторам удалось найти эквивалентные скупые средства художественной выразительности для воплощения образов своих героев. В последнее время, говоря об оборонных картинах часто употребляют термин «фильм прямого воздействия». По мнению некоторых киноработников, фильм прямого воздействия — это такие оборонные произведения, где нет места исчерпывающим человеческим характеристикам.
В основу «фильма прямого воздействия», утверждают эти товарищи, кладется не образ, а действенные ситуации, характеризующие мощь и непобедимость Красной армии и Военно-Морского флота, Тут делается явно неправильная попытка противопоставить раскрытие характеров людей изображению их поступков. Между тем действие (поступки героев в драматургической ситуации) не только определяется человеческим характером, но в свою очередь помогает его формированию. Мы знаем, что чем действеннее ситуация, тем полнее вскрывается внутренний мир героев художественных произведений.
Сомнительным кажется само определение «фильм прямого воздействия». Разве не каждое произведение искусства должно прямо, то есть сильно, воздействовать на зрителя? За словами «прямое воздействие» скрывается подтекст — мобилизующая ценность фильма. Но разве эта ценность не должна сопутствовать каждой картине? Разве перед каждым советским художником вне зависимости от того, над каким произведением искусства он работает, не стоит эта задача? Вспомним «Чапаева» и «Мы из Кронштадта». Это фильмы наиболее ярко выраженного прямого воздействия на зрителя, без кавычек. И они по праву являются произведениями подлинного большого искусства.
Драматургия оборонной картины, показывающей будущую войну, в большинстве случаев требует стремительного темпа развития действия. Самый материал картин обычно не допускает создания детализированных психологических характеристик. Психологическая нюансировка, требующая всегда большей подготовки, уступает место отдельным деталям, четко и скупо раскрывающим переживания героев. И эта локальность подачи психологического материала отнюдь не может и не должна снижать художественного качества произведения.
...Во время атаки на фашистские корабли один из советских торпедных катеров, пораженный вражеским снарядом, идет ко дну. Команда катера — капитан-лейтенант Светлов, моторист Савченко и краснофлотец (непонятно почему авторы сценария делают его безыменным героем) — попадает в плен на фашистский миноносец. Советских моряков подвергают длительному допросу. Но ничто не сможет сломить их мужества. На все вопросы фашистов и Светлов, и Савченко, и краснофлотец отвечают презрительным молчанием. Лишь когда фашистский офицер спрашивает советских моряков, являются ли они коммунистами, все трое твердо произносят короткое: «да». После допроса, находясь в тюрьме, Светлов спрашивает моториста:
— Я не знал, что вы коммунист, товарищ Савченко. Когда выступили в партию?
— Сегодня... Прошу принять меня в партию, если вы, товарищи, не возражаете, — тихо ответил Савченко.
До описанных выше эпизодов мы знаем Савченко только по малозначительному эпизоду на катере. Но смысл приведенного диалога много глубже и шире его текста. В нескольких вытекающих из ситуации словах раскрываются огромные богатства внутреннего мира героя. Образ Савченко становится живым, он запоминается, и это достигается весьма, скупыми средствами художественной выразительности.
Это не случайная удача сценаристов. Это органический прием творческой подачи материала в сценарии. Возьмем, например, одену в кочегарке линкора «Кремль».
«В кочегарку доносились глухие и далекие звуки боя. Кочегары молча и сосредоточенно работали у форсунок. Вдруг палуба кочегарки плавно, быстро и очень сильно начала крениться. Корабль ложился на бок. Кочегары остановили работу, тревожно прислушались, переглянулись. Кочегар Семенов, тот, что с круглым, как луна, лицом, испуганно вытаращил глаза.
— Братцы... что это? Переворачиваемся? — простонал он.
Второй кочегар посмотрел на Семенова и усмехнулся:
— Дура... Крутой поворот делаем. Палуба медленно выравнивалась.
Кочегары молча продолжали работать.
— И вовсе я не дура, — обиженно заявил вдруг Семенов.
— А если что случится... отсюда... — добавил он, тревожно оглядевшись.
На палубу кочегарки спустился Лобода, оглядел всех и спокойно сказал:
— Наверху грохочет, а здесь у вас тихо, спокойно...
Кочегары повернулись к Лободе. Послышались любопытные вопросы:
— Что там, товарищ комиссар?
— Как там наши бьются?
— Что слышно, товарищ комиссар? Лобода ответил сразу всем:
— Один линкор фашистов мы потопили, другой горит и вышел из строя. Мы идем на соединение с нашими главными силами...
В это мгновение где-то очень близко послышался невероятной силы грохот разорвавшегося снаряда. Лобода резко повернулся. Удар был так силен, что казалось будто сдвинуло с фундамента. Все замерли. Вдруг молодой круглолицый кочегар сорвался с места и бросился к выходному трапу. Лобода резко крикнул:
— Семенов, назад!
Семенов уже был на трапе. Мгновение он колебался, потом опустил голову и медленно пошел обратно на свое место. Длинная пауза.
— Семенов, пойдите посмотрите, где ударило и доложите мне, — спокойным голосом приказал Лобода.
— Есть, посмотреть, где ударило, — ответил Семенов и пошел к тому же выходному трапу».
Опять в очень локальном эпизоде показано не только влияние комиссара, но и методы его воспитательной работы с молодыми краснофлотцами. Так же, как моторист Савченко, кочегар Семенов показан до разговора с комиссаром всего несколькими штрихами. Но это дает актеру достаточный материал для характеристики молодого краснофлотца.
Мы помним сценарий «Эскадрилья N 5». В этом произведении советские летчики были лишены каких бы то ни было нормальных человеческих эмоций. Старший лейтенант Ольга Гришина предполагает, что потеряла брата и любимого человека. Но это почти никак не отражается на ее поведении. Окружающие ее командиры в свою очередь не находят теплых человеческих слов для ее утешения. Герои «Эскадрильи N 5» стесняются личных переживаний. В сценарии «Моряки» создана примерно такая же ситуация. Командующий советской эскадрой флагман Беляев думает, что его сын — командир — погиб на потопленной фашистским миноносцем подводной лодке.
Беляев узнает об этом из радиограммы, посланной фашистами. Авторы сценария нашли нужные детали для передачи состояния Беляева. Они это делают не назойливо, с тактом и чувством меры.
Флагман Беляев — это человек в полном смысле этого слова. Стиснув зубы от внутренней боли, он в то же время уверенно продолжает вести советскую эскадру против врага. Беляев — образ, наиболее удавшийся сценаристам.
Несколько сантиментально выведены в сценарии образы старого моряка Чеглокова и его жены Марии Михайловны. Это особенно относится к эпизоду, когда в доме Беляева празднуют день рождения капитана подводной лодки — сына флагмана.
Наиболее сильное впечатление производит в сценарии сцена морского боя. Здесь прекрасно сочетаются боевая техника нашего военно-морского флота и отвага его личного состава. В каждом поступке, в каждом слове героя фильма чувствуется непреклонная уверенность в благополучном исходе военной операция. Моряки эскадры Беляева знают, что советский народ не оставляет в беде своих сыновей. Они знают, что на помощь им придут главные силы флота.
В сценарии прекрасно изложена военно-стратегическая задача. Органически вплетены в сюжетную ткань произведения внутрикадровые надписи.
Старик Чеглоков получает назначение на флагманский корабль. В его обязанность входит вести точную запись всех сложных перипетий боя. Записи в его походном блокноте помогают уяснить смысл и значение отдельных приказов командования и результаты их выполнения. Могущее показаться излишним большое количество «служебных» реплик полностью себя оправдывает во время сражения. Этим значительно увеличивается познавательная ценность Сценария, дающая полное и ясное представление о технике ведения современного морского боя.
К недостаткам сценария относится рыхлость драматургической конструкции. С первых же кадров ослаблена напряженность интриги — командующий флотом сообщает Беляеву о предвоенной обстановке. Вряд ли это нужно было делать, заранее знакомя зрителя с путями развертывания действия.
Слишком рано авторы ослабили напряжение и в сценах, когда подводная лодка Александра Беляева вынуждена опуститься на дно, а фашистами миноносец забрасывает ее глубинными бомбами. Проходит довольно значительное время, прежде чем советские подводники рискуют продолжить свой путь. Но шум их моторов снова услышав неприятелем и снова в воде разрываются бомбы. Для того, чтобы обмануть фашистов, Беляев стреляет из револьвера. Выстрелы фиксируются звукоулавливателем, установленным на фашистском миноносце. Его командование уверено в том, что советские подводники кончают жизнь самоубийством. Сорок два раза стреляет Беляев: это соответствует численности экипажа подводной лодки. Фашисты, уверенные в гибели советских подводников, сообщают по радио о потоплении подводной лодки и уходят далее.
Авторы сценария слишком скоро раскрывают истинное положение дел. Не нужно было показывать в нескольких кадрах Александра Беляева, стоящего с разряженным револьвером. Поэтому всерьез не воспринимается горе близких подводникам людей. Тем более, что в сценарий введен эпизод, в котором на приказ флагмана, отданный всем подводным лодкам, неожиданно отвечает Александр Беляев. Это было бы неожиданностью не только для флагмана, но и для зрителей будущего фильма. Объяснить же инсценировку самоубийства можно было впоследствии одной репликой.
Не всегда на должной высоте язык героев. Диалог сделан суховато, неряшливо, он несколько тяжеловесен и мало индивидуализирован.
Сценарий «Моряки» относится к тем произведениям, успех которых в огромной степени зависит от конкретного воплощения на экране. Авторы сценария дают возможность развернуться мастерству актеров, оператора и режиссера. Но вместе с тем надо отметить, что на их пути стоят большие трудности, определенные скупыми выразительными средствами драматургического произведения.
Перед съемочным коллективом стоит задача полностью преодолеть эти трудности.

Зеленов А. «Моряки» // Искусство кино. 1939. № 7. С. 5-6.