Н. А. Зархи родился в 1900 г. В кинематографии работает с 1924 г. Первая работа — «Особняк Голубиных» (реж. ГАРДИН). Затем – «Мать», «Конец Санкт-Петербурга» (реж. ПУДОВКИН). Параллельно этой основной работе сделал, в качестве постоянного работника литературного отдела киноорганизаций, ряд либретто и сценариев как инсценированных, так и оригинальных («Города и годы», «Булат-Батыр», «Янош возвращается завтра» и совместно с А. Филимоновым детский сценарий «Бомбист»).
Два сценария поставлены за границей: «Giftgas» в Германии и «Доктор Мак-Кенна» в Париже.
Для театра написал «Улицу радости» в 1932 г. За ней — совместно c С. Юткевичем — сценарий о новой Турции «Человек, который не убил». Сейчас закончил новую пьесу «Москва вторая» и работает над сценарием для Пудовкина под условным названием «Самый счастливый» — на тему о герое Советского союза, о лучших людях нашей авиации.
Помимо работы над сценариями все годы вел теоретическую и педагогическую работу в б. Высшем Литературно-художественном институте им. Брюсова, на Высших литературных курсах и в качестве доцента по кафедре сценария в ГИК и МГУ.
Высокая награда, которой партия и правительство отметили работу драматурга кино, имеет глубокое принципиальное значение для всей нашей кинематографии и историческое значение для всего мирового искусства.
От традиций буржуазной кинематографии многие из наших, даже самых лучших и передовых работников унаследовали недооценку роли и значения сценария. Из того факта, что талантливый режиссер делал фильму самостоятельно, без участия драматурга-сценариста, многие делали вывод, что именно режиссер является создателем фильма.
Они забывали, что этот режиссер был сначала сценаристом, а затем воплотителем своих сценарных замыслов на экране. Эйзенштейн не только режиссер — он мыслитель, литературный организатор своих мыслей: режиссер Довженко не только режиссер, он — поэт и осуществитель своих поэтических замыслов и образов на экране. Вместе со мной Пудовкин превращался в драматурга для того, чтобы потом в работе с актером и оператором экранизировать продуманное, увиденное и требующее своей пластической конкретизации.
Мой личный опыт, как сценариста, автора многих сценариев, и драматурга, автора двух пьес, позволяет мне утверждать, что сценарий — одна из труднейших форм литературного творчества. Сценарий это — искусство максимального самоограничения. Вопреки видимому простору (кино оперирует любым пространством), существует предельная ограниченность во времени, требования исключительной, даже по сравнению с драмой, емкости.
Кто из сценаристов и режиссеров не испытывал мук на прокрустовом ложе 2.000 метров, пролетающих в полтора часа, за которые нужно зрителю пережить и перечувствовать многотомный роман и большую многоактную пьесу!
Я ограничусь указанием на одно это «техническое» обстоятельство, художественную природу которого прекрасно поймут работники любой области искусства.
Подобно тому, как умение драматурга — это умение писателя плюс специальное знание специфических законов театра, умение сценариста это синтез умений писателя, драматурга, режиссера и живописца. Это умение мыслить и образно выражать свою мысль в слове, которое может быть эквивалентно выражению в пластическом материале кино.
В свое время создалась своеобразная профессия сценариста, как специалиста по кинематографическому оформлению литературных произведений. Многим казалось, что этим исчерпывается роль и место этого работника кино. Однако, ведь и на театре, параллельно драматургу, существовал и существует инсценировщик литературных произведений — романа, повести, рассказа. И ведь он не «исключает» драматурга.
В 15-летней истории советской кинематографии, параллельно этому узкому специалисту, все время рос высокоценный творческий работник – драматург кино. Сейчас этот процесс роста драматургов кино получает новый огромный стимул. В творческое соревнование вступят уже активно действующие драматурги кино — я верю в них — Гребнер, Шкловский, Леонидов, Бпейман, Бродянский, Туркин, Виноградская, Агаджанова и другие товарищи, имена и заслуги которых прекрасно известны работникам кино.
Мудрое постановление правительства решило этот, увы, долгое время в кинематографии существовавший необоснованный и нелепый спор.
Высокая награда драматургу кино получает, таким образом, большое принципиальное и теоретическое значение. Постановление правительства вызовет огромный подъем творческого самочувствия у кинодраматургов и прилив новых литературных сил, необходимых нашему замечательному, сложному и трудному искусству.
Наши крупнейшие писатели и драматурги — Вишневский, Погодин, Славин, Олеша и мн. др. идут в кино, учатся трудному делу кинематографии и сами, приобретая новую литературную квалификацию, обогащают своим творчеством большое искусство экрана.
В эти дни с особенной остротой ощущаешь, что наши внутрикинематографические споры, наши узко творческие «направленческие» вопросы снимаются осознанием огромности дела в его основном и общем.
Это основное и общее — рождении великолепного социалистического искусства, многогранного, высоко индивидуального в своих проявлениях, социалистически-коллективного в своем происхождении и в своем воздействии. Мы на пороге новой социалистической классики, созидающего и вдохновенного искусства жизни.
— Я не могу, — заключает тов. Зархи свою беседу, — удержаться от того, чтобы не сказать о той огромной радости, которую вместе со всеми товарищами испытываю я, — радость от сознания высокой оценки наших работ партией и правительством, радость от сознания своего счастья жить в эпоху Ленина и Сталина, радость от неповторимого ощущения внимания, заботы и товарищеской ласки людей, равных которым не знала мировая история. Я знаю, какой необычайный творческий подъем испытывают в эти дни все работники кино. Я знаю, какие замечательные, вдохновенные замыслы растут в эти дни в умах людей нашего искусства. Мог ли кто-нибудь без волнения читать следующие замечательные строки в передовице Центрального органа партии (от 12 января):
«…Они заслужили эту высокую награду. Они заслужили ее так же, как наши бесстрашные летчики и отважные мореплаватели, строители доменных печей и мастера нефти, угля, металла, как созидатели новых советских городов и знатные люди социалистических полей, герои подводных глубин и завоеватели высот стратосферы...»
В ответ на это единственное, первое в истории мирового искусства признание смысла и ценности нашем творчества каждый из нас скажет только одно:
Все наши мысли, все наше дыханье, вся наша кровь, — любимому делу, любимой родине, любимой партия и ему, единственному, любимому Сталину.
Зархи Н. Решенный спор // Литературная газета. 1935. 15 января. С. 2.