ИСТОРИЯ, ПОЧТИ НЕ СМЕШНАЯ
Посмотрели мы телевизионный художественный фильм «Почти смешная история» и ничего не поняли. Кто, что, зачем и почему? Впечатление таково: больше двух часов на экране мечутся две не вполне нормальные дамы и один очень приличный пожилой человек. Но что они хотят друг от друга — понять трудно. Может быть, «ЛГ» объяснит, что хотели сказать и показать авторы...
Инженеры-строители из Куйбышева
ЛАГУТОВА. СКУЛКИНА. ЧЕРНЫШЕВА и другие
В сценарии Эмиля Брагинского «Почти смешная история» (он около года назад был опубликован в журнале «Искусство кино») не было той трогательной, наивной и чуть грустной песенки, которую поет героиня фильма, поставленного Петром Фоменко в творческом объединении «Экран» Центрального телевидения, и которая потом неотвязным рефреном будет проходить через все действие. Это песенка о куклах и клоунах; вылепленных из пластилина. «Если кукла выйдет плохо, — поет героиня, — назову ее — Дуреха. Если клоун выйдет плохо — назову его Дурак». Нет, поправляет она себя в следующем же куплете: «Если кукла выйдет плохо, назову ее — Бедняжка, если клоун выйдет плохо, назову его — Бедняк».
Слова этой песенки сочинила Новелла Матвеева; не знаю, писала ли она ее специально для фильма или нет, но слова и музыка оказались на редкость органичными для всей его ткани, став чем-то намного большим, чем просто милый вставной дивертисмент.
И в прежних сценариях Брагинского, написанных им одним или в соавторстве, ощущался этот дар доброты, душевного тепла, любви и сочувствия к людям. Можно, конечно, обозвать нескладного клоуна или нелепую куклу дураками. Но не важнее ли приглядеться к ним внимательнее, открыть и в этих неудачно слепленных жизнью созданиях их действительную, неподдельную, неброскую на вид красоту? Постоянные герои Брагинского — люди уже немолодые, уже «слепленные» жизнью и слепленные, в общем-то, не слишком удачно или, как пишут в своем письме телезрители из Куйбышева, «не вполне нормально».
Ну, чем особенным могут похвастаться герой «Почти смешной истории»? Он инженер по технике безопасности — профессия, мало чем замечательная. Зарплата — самая рядовая; вечные разъезды по командировкам, где никто ему не рад — от инженеров по технике безопасности одни неприятности и морока. Семейная жизнь тоже не состоялась...
Она (героиня фильма) — чертежница, одинокая, добровольная нянька при детях своей старшей сестры-художницы. Из-за них и работу берет на дом, а из-за этого еще больше одна и еще больше одинока. Муж когда-то был, «настоящий, с печатью в паспорте» — был, да сбежал к длинноногой певичке, то ли от героини сбежал, то ли от сестрицы: сейчас уже поздно разбираться. Одним словом, он и она из тех, кто не умеет «устраиваться» в жизни. У него и фамилия подходящая — Мешков: мешок, нескладеха. Впрочем, если его фамилию можно назвать обычной, то ее имя необычно, другого такого не сыщешь — Иллария. Это не противопоставление одной другому: в их несходстве — внутреннее единство. Каждый из них зауряден, таков, как все, и каждый исключителен, неповторим. Это и есть то главное, что открыли нам в своих героях Михаил Глузский и дебютантка в кино, актриса Ленинградского театра комедии Ольга Антонова.
Конечно же, эта исключительность, особенность, внутренний свет, который живёт в каждом из них, так и могли бы остаться незамеченными за шелухой обыденности. Чтобы они открылись нам, нужно было какое-то событие. Случай. На этот раз случай предстает в облике самом заурядном. Она тащила тяжелый чемодан с сестриными красками по пристани красивого северного городка Древнегорска. Он, сойдя с той же «Ракеты», торопился по своим командировочным делам. Но, хоть и спешил, все же остановился, чтобы помочь незнакомой женщине дотащить чемодан. Потом у чемодана оторвалась ручка. Потом он нашел телегу, чтобы довезти их и чемодан до гостиницы...
Может быть, правы обеспокоенные читатели? Стоило ли рассказывать о столь малопримечательных героях и событиях? Ведь и вправду Мешков жизнью ради прекрасной дамы не рисковал, подвигов не совершал — ну разве что чуть поступился своими удобствами, своим временем. Много ли это? Думается все же, что много, если делается не напоказ, не в расчете на компенсацию, материальную или моральную, а просто по человеческой потребности отозваться на чужие затруднения, чужие беды.
Событий в фильме совсем немного. Проза, быт со всеми его слишком знакомыми мелочами — с назойливой соседкой, демонстрирующей то новое бра, то новое платье, с иронично и точно подмеченными нравами гостиничной администраторши, провинциального парикмахера, проводницы в вагоне, болельщиков на стадионе, служащих в какой-то конторе, где работает Мешков. Авторы фильма не стесняются говорить об этой прозе, не исключая и самых далеких от лирики мелочей — ну, скажем, того, сколько стоит «левая» починка чемодана. Но лирическая интонация фильма рождается не вопреки этой прозе, но также и из нее самой, из любви и уважения к героям, живущим в реально-конкретном сегодняшнем мире, в том же самом, что и их зрители у-телевизионных экранов,
Авторы фильма никак не отделяют своих героев от экранного и заэкранного жизненного фона. Они (герои в фон) близки друг другу — не случайно самое важное объяснение героев происходит в переполненном автобусе, где она открыто и просто скажет ему, что влюбилась в него, а он неловко и от смущения возбужденно будет доказывать ей, какой он негодящийся для семейной жизни человек. И сама автобусная теснота в толкучка будет не мешать им, а напротив, сближать, словно бы толкать их друг к другу, внушать чувство нужности друг другу.
Не будем, однако, однозначно приравнивать мир фильма или сценария к действительному миру, окружающему нас, как это делают авторы письма, присланного в редакцию «ЛГ». При всем их родстве, похожести, миры отличны. Мир сценариев Брагинского живет по своим собственным законам. Он намеренно очищен от вражды и жестокости, он добр, этот мир, если хотите, сентиментален. Впрочем, эта сентиментальность скрыта за ироничной улыбкой, неназойливым юмором.
Вариант этого мира, который предлагает в своей картине Петр Фоменко, в чем-то отличен от сценарного первоисточника. Он суше, в нем меньше юмора, и потому откровеннее и форсированнее проступает кое-где сентиментальность интонации. Форсированность ощущается порой и в монтажных решениях, и в некоторых из актерских работ. Впрочем, при всех отличиях, несущественных и существенных, фильма от сценария в нем сохранено главное — та же упорная вера в торжество хороших людей.
Липков А. Мешков и Иллария // Литературная газета. 1977. 24 августа. С. 8.