«Волга-Волга» в творчестве Г. Александрова 30-х годов считается наиболее значительной его работой. Однако немногие знают, какую огромную роль в создании этого фильма сыграл один из авторов сценария и шеф-оператор Владимир Нильсен, который снова фактически стал сорежиссером фильма. Но работа над сценарием затруднялась тем, что основной драма- тург Н. Эрдман после ссылки не имел права жить в Москве и тайно приезжал в столицу, где часто останавливался у Нильсена. Поэтому многие неожиданные и срочные доработки литературного текста Нильсен делал самостоятельно, советуясь с М. Вольпиным и учитывая некоторые замечания Г. Александрова, которого больше всего беспокоило, «вливается ли наша комедая в жизнь социалистического общества» (как шутливо сказал мне М. Вольпин) В своих мемуарах «Эпоха и кино» Г. Александров забыл назвать В.Нильсена как одного из авторов литературного сценария; он весьма скудно рассказывает о съемках ленты, которой всегда гордился как «любимой картиной вождя». А между тем создателям «Волги-Волги» пришлось пережить и не совсем доброжелательную критику, и преодолеть немалые технические трудности на съемочной площадке. В марте 1937 года Г. Александрова вызвали в дирекцию «Мосфильма» для обсуждения режиссерского сценария «Волги-Волги». Он взял с собой весьма авторитетного в те годы Владимира Нильсена — доцента ВГИКа, члена кинокомиссии ГУКФа при СНК СССР.
Решение руководителей студии было крайне суровым: изъять из режиссерского сценария ряд комедийных деталей и целые сцены, названные «аттракционными». Имелись в виду дуэль оркестров, эпизод с медведем, монолог лоцмана, объяснение в любви под водой и т.д. Кроме того, следовало тщательно разработать единый музыкальный сценарий, подчинив все музыкальные номера «идее борьбы против рутины в искусстве»; от авторов одновременно потребовали создать на экране такую изобразительную трактовку города, чтобы он «не выглядел городом Глуповым». В атмосфере обсуждения режиссерского сценария явно ощущалась боязнь, как бы не переборщить с комедийной эксцентрикой. Заместитель директора «Мосфильма» Е.К. Соколовская увидела в будущей картине «перегруженность трюками», а директор студии Б.Я. Бабицкий распорядился «очистить сюжет от аттракционов», причем бюрократ Бывалов показался ему «случайной фигурой, которую нельзя изображать хозяином города».
В ответ Г. Александров сказал, что, по его мнению, успех дальнейшей работы над фильмом зависит, в основном, от музыки, — не от текста песен, а от «музыкального пения»; он предложил включить в картину «сюиту из популярных народных песен». «В оркестре Стрелки, — заявил он, — должны звучать самодеятельные народные инструменты: дудки, трещетки, гусли, бубны, а в оркестре Рыбкина — струнные инструменты: балалайки, домбры, мандолины, гитары». Режиссер сел на своего любимого конька: всю свою жизнь он любил подчеркивать: «Я считаю музыку основным компонентом своих картин».
Нильсен из трех снятых им в 30-е годы художественных кинокартин больше всего любил «Волгу-Волгу», и он сделал многое для того, чтобы режиссерский сценарий этого фильма не подвергался необоснованным сокращениям: 400 кадров нужно было вырезать уже к концу марта. Ему помог Б Шумяцкий. С ним у Нильсена тогда продолжались теплые творческие отношения. «Однажды, —вспоминала жена Нильсена И. Пензо, Борис Захарович заехал к нам домой, когда Нильсен уехал на съемку, и оставил свой вариант одной из глав их совместной книги о Голливуде. „Передайте Володе, — сказал он, — что я как следует поговорил с Бабицким и Соколовской... Пусть спокойно работает над своей „Волгой“».
Режиссерский сценарий Г. Александров и В. Нильсен переделывали вместе, но основной литературный труд лег на плечи Нильсена. В РГАЛИ хранится машинописный вариант режиссерского сценария «Волги-Волги» с фундаментальной правкой Нильсена. Красным карандашом он наметил 7681 кадр, внес свежие реплики, комедийные детали, подклеил новые листы, своей рукой переписал многие фразы и почти весь финал режиссерского сценария, сделав его композицию более логичной и стройной.
При выборе уральской натуры река Чусовая с ее высокими обрывистыми берегами произвела на Нильсена такое огромное впечатление, что он вышел с Александровым из лодки и снял ряд пейзажей сверху. 5 августа 1937 года он записал в своем дневнике: «С точки зрения характеристики пейзажа Чусовая — кульминация Урала... Съемка Чусовой обеспечит успех первой половины „Волги“».
Съемки «Волги-Волги» в техническом отношении были весьма сложными они как бы подтверждали давнее мнение Нильсена, что к кинорежиссеру «нужно прикрепить специального ассистента по технике». При Александрове эту работу, в сущности, выполнял он сам. Снимая на воде такие сложные эпизоды, как «Танец Севрюги», «Мель». «Гонки», он учитывает и «среднюю скорость движения объектов в кадре», «емкость снимаемого материала в монтажном времени», — что необходимо предусмотреть, когда читаешь сценарий. Он понимает, что порой при съемках на воде панорамирование может не только убить эффект движения, но и рассеять внимание зрителя. В. Нильсен был настолько увлечен работой над фильмом, что 3 октября 1937 года набросал в дневнике план своей будущей книги о «Волге-Волге»: «Сценарий, экспликация к нему, как делался фильм, работа над ролью (Орлова, Ильинский, Володин, Оленев, Тутышкин)».
Мария Миронова, блестяще сыгравшая в картине секретаршу Бывалова, с юмором рассказывала мне о съемках «Волги-Волги»: «Я провела на киносъемках четыре месяца. Григорий Александров теперь казался мне крепким организатором: на работе он крайне редко выпускал из рук символ своей режиссерской власти — рупор. Он по-прежнему утверждал свое единовластие на съемочной площадке. Актеры добродушно посмеивались, читая надписи на спинках стульев, стоявших на палубе старого парохода — „режиссер“, „оператор“. Однако Володя Нильсен все равно воспринимался нами как второй режиссер: он тщательно готовился к каждой съемке, вникая во все мелочи, работал с актерами и всегда имел с собой небольшой блокнот, где записывал карандашом пришедшие в голову сценки, диалоги, мысли. Владимир Семенович производил на меня впечатление очень интеллигентного, тонкого, образованного, много знавшего человека Конечно, по образованию и кинематографическому опыту он был выше Александрова, который очень не любил, когда к Нильсену приходили посоветоваться актеры, члены нашей творческой группы. С помощью окрестных мальчишек Володя ловил рыбу, и тогда Александров, не питавший больших симпатии к своему оператору, все же приходил отведать сваренную им уху. Однажды Нильсен захотел развить драматургическую линию моего сатирического персонажа, представив на экране смешной роман секретарши со своим тщеславным начальником, но Александров отказался от этого замысла, так как, я думаю, в центре его режиссерских интересов была в основном Любовь Орлова. Несколько моих небольших, но смешных сцен он вырезал, чтобы внимание зрителя было сосредоточено только на планах с Любовью Орловой».
Владимир Семенович Нильсен ценил талант Л. Орловой, восхищался ее актерским темпераментом, но после «Веселых ребят» и «Цирка» все чаще замечал новые и новые морщины на лице актрисы. «Как-то осенью 1936 года, — рассказывал С.М. Гофман, — Нильсен пришел ко мне взволнованный и сказал: „В следующем фильме, который я буду делать с Александровым, в роли Стрелки, лихой почтальонши, будет сниматься другая молодая актриса. Я предупредил Гришу“. С ним был солидарен и Н. Эрдман. Нильсен сказал об этом Г Александрову. Влюбленный режиссер не на шутку возмутился и резко заявил ему: „Орловой поклоняется вся страна, и ее любит как актрису товарищ Сталин“. И Володя уступил ему, сказав мне серьезно, но как всегда шутливо: „Чтобы снимать Любу, нужно быть гением“». Сама актриса (ей шел тогда 35-й год) спрашивала Нильсена: «Мурзилка, это моя последняя с тобой картина? Или моя последняя молодая роль?»
Исполнительница роли Раечки в фильме «Цирк» артистка Е.К. Мельникова рассказывала мне: «Помню, как после небольшой ссоры с режиссером Нильсен не пришел на съемку одной из важных сцен „Цирка“, и Григорий Васильевич сказал нашей группе: „Мне предлагают брать другого главного оператора, но я еще подумаю“». Весной и летом 1937 года Нильсен активно работает над «Волгой-Волгой», корректирует литературный и режиссерский сценарий. К счастью, Г. Александрову и В. Нильсену все же удалось разрешить все конфликты с дирекцией «Мосфильма»: многие трюки и сцены, вызвавшие критическое отношение руководства, остались в фильме.
Владимир Семенович увлеченно снимал выразительные кадры, стоя по колено в воде у старого парохода, фиксируя движение плотов с крутых берегов реки, объезжая на лодке с установленной камерой окрестности, где плотной стеной стояли девственные леса и высились причудливые изваяния из камня.
22 сентября он возвращается в Москву после съемок на Урале. Атмосфера жизни кинематографистов становится все более напряженной; на глазах Нильсена исчезают как враги народа некоторые сотрудники ГУКа, коллеги с «Мосфильма» и «Ленфильма», друзья, знакомые «Особенно поразил Володю, — рассказывала Ида Петровна, — арест артиста А Д Дикого, на квартире которого мы жили несколько лет, и он все чаще вспоминал о днях заключения в Бутырской тюрьме, о месяцах ссылки». В газетах и на собраниях резко критикуются планы реконструкции отечественного кино. Идея создания советского Голливуда и использования американского опыта объявляется вредительской. Последнюю запись в своем дневнике, который всегда находился рядом с его кроватью, Владимир Семенович сделал седьмого октября 1937 года в московской гостинице «Метрополь».
Вечером следующего дня он приехал домой после сложной съемки на «Мосфильме» и сел за ужин вместе с женой. «Мне показалось странным, — рассказывала она, — что администратор гостиницы дважды справлялся по телефону после шести часов вечера, дома ли Владимир Семенович, скоро Ли придет. Как только мы если за стол, в коридоре раздались чьи-то торопливые шаги, и вдруг в наш номер 276 на втором этаже без стука вошли два человека в штатском. Один из них молча стал у двери, другой направил на Нильсена револьвер и с непонятной мне злобой крикнул: „Руки вверх! Вот ордер на арест!“ Сохраняя полное самообладание, муж положил на стол нож и вилку, встал и тихо произнес: „Зачем руки вверх? У меня нет оружия“. Он надел шляпу, плащ и сказал мне на прощанье: „Не волнуйся... через несколько дней вернусь, как раньше... Меня в НКВД помнят“». В архиве его сестры сохранилась пожелтевшая бумажка, написанная матерью оператора — Софьей Моисеевной Альпер — со слов работника НКВД: «Нильсен Владимир Семенович арестован восьмого октября 1937 года по ордеру 5965». Больше никаких сведений о его судьбе ни мать, ни жена, ни сестры не получали целых двенадцать лет.
Бернштейн А. Голливуд без хэппи-энда. Судьба и творчество Владимира Нильсена // Киноведческие записки. 2002. № 60. С. 213—259.