Последний раз безнадежно побывав на заседаниях художественного совета, безнадежно поговорив о необходимости школы кинематографии с привлечением актива молодежи и с оживлением и — омоложением оставшихся кинематографистов, я ушел в Военный комиссариат организовывать драматическую труппу для посылки на фронты.
Дело было живое и нужное.
Со мною работал и М. Шнейдер, заходили неутомимые Ильин и Ахрамович и передавали вороха новых анекдотов с «незабвенном кинокомитете».
— Во-первых, ни Чебрарио, ни поручившийся за него консул, ни пленка, ли аппараты... ни миллионы — из-за границы не появлялись...
— В хронике менялся восемнадцатый зав!..
— Председатель объявил всех кинематографистов жуликами и решил: сам всем заведую, сам снимаю хронику, сам проявляю, сам ставлю картины и сам снимаюсь!
— Не может быть. Анекдот?
— Да нет же, вот фотография.
И Ильин вытаскивает из кармана знаменитой бархатной тужурки, у которой лопнули обе подмышки, фотографию...
Смотрю: действительно Н. Ф. Преображенский в роли... попа. Похож...
Снимал его мой знаменитый Левушка. «Мой» потому, что, начав с «Ключей счастья», мы работали вместе года два; «знаменитый» потому, что кто же не знает Левицкого!
Голова его нагибалась над аппаратом там, где другие подставляли скамеечку... Он был невозмутим во всех обстоятельствах киножизни... и похож на статив...
Художнику во время съемки он говорил спокойно: «убери кишки». Это значит виден наверху конец незакрашенной декорации или часть павильона...
«Умники» просят Левицкого снять вечерком...
— Пожалуйста.
Снимает...
— Ну что, товарищ... ничего получится?.. — улыбается зав...
— Конечно ничего не получится, — говорит спокойно, вяло...
— А что же будет видно?.. — любопытствует «умник».
— То же, что у негра в желудке...
Иногда он вспоминал и о других частях тела.
— Зачем же вы снимали? — начинает горячиться зав.
— Я крутил, а не снимал.
— То есть как?.. Вы испортили пленку?..
— Когда крутят... пленка не портится... Я крутил одну ручку...
— Какую ручку?..
— А ну вас! — плевал спокойно Левицкий и уходил.
Но этот же самый Левушка был огневым, когда хотел и когда нужно было снимать.
Кто мог спрыгивать с извозчика, как цирковой наездник, обгоняя колонну демонстрантов, и по несколько раз делать снимки?
Кто мог заснять идущий поезд и вскочить в последний вагон? — А. А. Левицкий.
И с патэевским «верблюдом»!
Левицкий, блестящий техник и фотограф, был принужден снимать Преображенского в роли попа!
Когда он сам об этом мрачно, отрывисто рассказывал, трудно было удержаться от смеха...
— Ну так что же выйдет?..
— Арапская ночь! — заканчивал обычно Левицкий...
Весь этот букет анекдотов выслушивал я на репетициях «Ткачей», готовившихся к открытию Центрального красноармейского театра, который был сорганизован мною к концу 18 года.
Гардин В. Первые годы советского кино // Искусство кино. 1934. № 11-12. С. 122.