Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
(...)
Я люблю рисовать тех, кто рядом со мной, с кем работаю в кино, театре.
В пору своего студенчества я жил у Кости Райкина, с которым мы учились на одном курсе. Вообще-то я жил под Москвой, репетиции в училище имени Щукина заканчивались поздно, и родители Кости, находившиеся все время на гастролях, пригласили меня пожить у них и заодно присмотреть за сыном: Костю считали тогда совсем маленьким. Итак, жил у Кости и, конечно, рисовал. Однажды нарисовал картину, на которой изобразил мужичка с бородой, очень тщедушного, и рядом — девушку, очень розовую и очень полную. Эту картину мы с Костей повесили на стену.
Помню Аркадий Исаакович, зайдя посмотреть как живут студенты, увидел ее. Подошел и долго, с серьезным лицом, разглядывал. А у Аркадия Исааковича есть интересная особенность: его реакции всегда неожиданны, никогда по тому, как он смотрит, не угадаешь, что скажет. И вдруг Райкин произнес: «Наверное, неправильный обмен веществ...»
В пору занятии в Щукинском я выступал о качестве оформителя спектаклей. Наш ректор Борис Евгеньевич Захава даже заключал со мной как с художником трудовые соглашения

Среди ваших рисунков иного шаржей. Как относятся и ими сами «модели»?
Я редко их показываю, но те, кто все же видит., относятся, как правило, доброжелательно. Впрочем, однажды... Однажды я сделал шарж на Гафта.
Мы с ним, когда я работал в театре «Современник», выпускали газету, он был литературным редактором, а я художественным. И вот однажды я сделал газету без него.
Гафт пришел, увидел новый номер, обрадовался. Стал его изучать, посмеялся над своими эпиграммами и тут наверху увидел... себя. Валентин Иосифович сразу помрачнел и сказал «Ну, ладно. По-моему, уже все всё прочитали, пора снимать». Видимо, мой шарж не очень понравился. Правда, злой эпиграммы в мой адрес не последовало...
Да на меня и не обижаются обычно: мои шаржи не злые, я никогда не рисую человека, который мне несимпатичен, я делаю шаржи на людей, к которым хорошо отношусь, интересных мне по человеческим, творческим качествам .Рисуя, пытаюсь проникнуть в их суть...
Я часто утрирую, но всегда рисую реалистично. И вообще я сторонник в живописи реалистического направления, ведь я актер, а это искусство настолько конкретно, реально...
(...)
Дементьева М. О любви к рисованию. Огонек. 1986. №52