Я считаю Эльдара Александровича Рязанова своим кинематографическим отцом. Произошло это так. Я уже был вполне сложившимся театральным актером и не помышлял о кинематографе. Однажды за кулисами Зеленого театра в саду «Эрмитаж», где шли тогда спектакли Театра сатиры, появился молодой человек некинематографической наружности. Он, скорее, был похож на десятиклассника с веселыми, озорными глазами. Одет был буднично, держался застенчиво, говорил негромко. Я был удивлен, когда он, отрекомендовавшись кинорежиссером, предложил мне сниматься в его картине. Признаться, всерьез я его тогда не принял. Уж очень не вязался весь его облик с привычным представлением о режиссере кино. К тому же все мои попытки войти в мир кино оставались бесплодными; я с этим смирился и считал вполне закономерным, привык видеть на экране красивые лица и уж никак не мог представить себя в паре с Любовью Орловой или Мариной Ладыниной. Словом, я высказал полную незаинтересованность предложением Рязанова. Может быть, этим разжег азарт. Он снова пришел на спектакль «Дамоклов меч», где я играл роль Боксера. И все-таки настоял на своем. Именно этот «некинематографического вида» человек впервые увидел во мне, вопреки собственным моим понятиям, актера экрана.
Я с интересом прочитал прекрасный сценарий «Человек ниоткуда», написанный Леонидом Зориным для Рязанова. Вскоре начались съемки.
Роль, которую мне предложил режиссер, была необычной: фактически мне предстояло играть четырех людей, разных по профессиям и внешнему облику. Единственное, но вполне существенное, что их объединяло, был потребительский взгляд на мир и соответственно похожие способы существования в жизни. Итак, четыре роли в четырех новеллах — Спортсмен, Вождь племени «тапи», Крохалев и Актер. Задача не из легких, но творчески увлекательная. Мое недоверие к молодому режиссеру развеялось сразу же, как только началась работа. Творческий азарт, своеобразное мышление, собранность, доброжелательное отношение — все эти качества Рязанова-режиссера очень располагали к нему, даже появилась надежда, что, может быть, что-нибудь путное из меня на экране и получится с его помощью.
К тому же я узнал, что у этого юного Рязанова была уже за плечами «Карнавальная ночь» с Игорем Ильинским в центральной роли, имевшая шумный и продолжительный успех. Я не видел фильма, но зато приобрел пластинку с музыкой к нему.
Не мне судить о картине «Человек ниоткуда», но то, что она веселая, за это я ручаюсь. Эльдар Александрович взялся за тему новую в нашем кинематографе. Да и в жизни проблема Снежного человека была по тем временам новой. Тогда всех волновала легенда о странном, человекообразном существе, следы которого якобы были обнаружены в горах. Все наперебой читали газеты, где печатались материалы о результатах экспедиций, посланных на поиски чуда двадцатого века.
— Есть ли Снежный человек? Существует ли он?
Сценарист и режиссер придали этой проблеме парадоксальный ракурс: допустим, Снежный человек существует. Тогда как он будет реагировать на цивилизацию нашего времени, перескочив через столетия развития человечества? Как адаптируется его психика в условиях бурного технического прогресса?
В основе это был сказочный сюжет, но разрешался он вполне реалистическими средствами. Эльдар Александрович взялся за эту работу с определенным прицелом. В парадоксально-сказочном сюжете современной притчи его интересовали люди, характеры. Мои персонажи были олицетворением всего отрицательного, с чем пришлось столкнуться первобытно-наивному Снежному человеку из племени «тапи».
Все наши усилия сводились к тому, чтобы найти сплав условного и реального, чтобы в самых невероятных ситуациях персонажи мои действовали согласно своим характерам, правдиво и искренне, чтобы гротеск вырастал на основе психологической и житейской точности.
Судьба столкнула меня в этой работе с двумя интересными артистами — Сергеем Юрским, который играл Снежного «тапи», и Юрием Яковлевым,— увлеченным наукой Паражаевым. Такие творчески обогащающие встречи будут происходить каждый раз, в каждый новой моей работе с Эльдаром Рязановым.
У него обостренное чутье на исполнителей. Он обладает даром открывать новых артистов и новое в артисте. Так Рязанов открыл для кинематографа Людмилу Гурченко, обнаружил Ларису Голубкину, увидел и пригласил Иннокентия Смоктуновского на центральную комедийную роль Юрия Деточкина в фильме «Берегись автомобиля», разгадав не обнаруженный до того времени исключительный комедийный дар актера. Состоялось подлинное открытие — трагедийный артист предстал в новом, комедийном качестве. Это бывает не так часто. Но когда случается такое, отдаешь должное смелости режиссера, его умению видеть в артисте скрытое, глубинное. До Смоктуновского и Рязанова так комедийные характеры в кинематографе не играли.
Теперь время создало ту дистанцию, c которой можно понять особенности творческого почерка Эльдара Рязанова, его особый метод работы с актерами. Он пришел в кинематограф, когда в кинокомедии начинался довольно бурный процесс приближения к жизненной правде. Комедийные герои в его лентах становились все более достоверными, выхваченными из действительности, узнаваемыми. Я не открою «кинематографической Америки», если скажу, что найти смешное в реальной жизни и в реальных людях очень трудно. Значительно труднее, чем придумать или повторить уже бытовавшие так называемые комедийные ситуации, перипетии, сфабриковать на кинематографическом конвейере «веселящий» персонаж. Мне, к сожалению, также приходилось сниматься в подобных фильмах с псевдо-жизненными коллизиями. Что говорить, работать на таком материале не так уж сложно, но очень неинтересно, скучно. И результаты бывают весьма печальными, хотя и смешными. Зато когда повезет, как повезло мне с ролью Сокола-Кружкина в «Берегись автомобиля», то вспоминаешь об этой работе над ролью с большим удовольствием и благодарностью.
С фильма «Берегись автомобиля», как мне думается, начался новый этап в творчестве Эльдара Рязанова. Он стремился в этой работе уйти от чисто развлекательной комедии к комедии социальной, где юмор, смех — не самоцель, а способ внутреннего выявления проблем жизни.
Прошло уж много лет, а кинокомедия «Берегись автомобиля» остается одной из значительнейших в этом жанре. И прежде всего значительна проблема, поднятая в ней. Атмосфера жизненной подлинности, преломленная особым, комедийным способом, перешла со страниц повести Эльдара Рязанова и Эмиля Брагинского на экран.
Работать над этой кинокомедией было интересно и увлекательно. Мне досталась роль сложная, социально узнаваемая, с недостатками и достоинствами, точно обнаруженными в действительности. Роль давала простор мысли и фантазии. Такой материал пробуждает желание привнести в создаваемый характер и свои жизненные наблюдения, свои размышления, вступить в творческое соревнование с авторами, глубже и полнее вскрыть образ.
Мой «герой» —Сокол-Кружкин поначалу не открылся мне новым содержанием и необычными гранями характера. Лишь после длительных социальных и психологических «раскопок» удалось обнаружить его «новаторское» нутро мещанина, ловко мимикрирующего тунеядца, идейного спекулянта, человека, изрядно преуспевшего в демагогии. Эльдар Александрович не торопил, не делал рационалистических подсказок. Он умело подводил к сути образа, делал это как-то незаметно, ненавязчиво; именно в зашифрованное™ сути персонажа и в то же время наглой откровенности его неблаговидных поступков была для меня притягательная сила этого характера. Было радостно, что критика высоко оценила эту ленту Рязанова, а в моей работе отметила узнаваемость и достоверность. Именно к этому я стремился вместе с режиссером.
На съемочной площадке Рязанов всегда собран, весел, деятелен. Не так-то просто незнакомому с ним человеку отыскать режиссера в многолюдной толпе в павильоне. Никак не догадаешься, что человек, передвигающий вместе с рабочими декорации или осветительную аппаратуру, и есть режиссер. Он и сейчас, будучи зрелым мастером кинокомедии, не ощущает себя главнокомандующим. Он солдат, он наравне со всеми.
И вот еще одно драгоценное качество Рязанова: он не на словах — на деле осуществляет полное творческое равноправие. Рязанов уважает художника в каждом человеке на съемочной площадке, с интересом прислушивается к мнениям актеров, операторов, ассистентов, рабочих. Он не злоупотребляет режиссерским вето. Вернее, он себе его единолично и бесповоротно не присваивает. Может быть, в последний момент он и пользуется им, но лишь в интересах дела.
Но нельзя сказать, что режиссер приходит на площадку только с совещательным голосом, ибо все у него заранее обдумано, решено. Просто он никогда не отказывается от возможности проверить свой замысел, не отмахивается от творческих предложений, не замыкается. Он легко открывает свои режиссерские карты и актерам и техникеским работникам. Он не скажет, а тем более не прикажет: «Это убрать, это передвинуть!» — прежде чем не объяснит, зачем это надо, как это будет выглядеть в кадре, на кинопленке.
На репетициях режиссер не любит учить актеров с голоса, предпочитает добираться до сути характера, учитывая возможности актера, ставит в предлагаемые обстоятельства, фантазирует. Он точно ощущает темпо-ритм каждой роли и остро чувствует соотношение актеров, их особенности, стилистику, мастерски составляя исполнительский колер.
Кажется, всегда, в любой напряженной ситуации Рязанов получает удовольствие от своего труда. С ним трудиться радостно каждому, потому что удовольствие это искреннее, ненаигранное, заразительное для всех, кто вступает с ним в контакт. Создается атмосфера товарищеской взаимопомощи, доброжелательства, творческой увлеченности. И в этом сказывается талант художника.
Я ни разу не видел Рязанова в минорном настроении. Это, очевидно, оттого, что он человек с обостренным чувством юмора, жизнерадостный, жизнелюбивый. Если говорить об отрицательных качествах Эльдара Александровича, которые проявлялись на съемочной площадке, то это — слишком высокий мажорный градус настроения, чрезмерность веселья во время работы. Иногда мне казалось (может быть, из-за суеверных соображений), что необходимо остановить это веселье, не смеяться самим над комедией или перипетиями наших «героев». Во мне говорило привычное опасение, которое знакомо, вероятно, многим, занимающимся созданием смеха,— самим-то нам смешно, а будут ли смеяться зрители? Нужна же в работе над комедией хоть какая-то доля серьезности. Это ведь принято. Словом, хотелось чего-то привычного. Хотелось, чтобы режиссер был привычно серьезным или пусть хотя бы надел личину серьезности. Но не тут-то было!
В самом Рязанове, так же как в его творчестве, нет стандарта. Здесь-то, вероятно, и таятся главные корни своеобразия Эльдара Рязанова — человека и режиссера. Стандарт отсутствует в его восприятии жизни, во взаимоотношениях с актерами, в понимании жанра комедии, которому он предан беспредельно. Принято, например, считать, что комедиографы — люди мрачные в жизни. Но и этот канон нарушен. Не знаю более ровного, жизнерадостного человека, чем Эльдар Александрович.
Рязанов любит репетировать с актерами, и картины его актерские, то есть дающие возможность актеру проявиться в полную силу. Он постоянен в своих творческих привязанностях, не подходит к актеру потребительски, с позиций типажа, наиболее нужного режиссеру в данной работе, типажа, о котором потом забывают. Не помню случая, когда, приступая к новой ленте, Эльдар Александрович не предложил бы мне работать вместе с ним. Это могут подтвердать и другие актеры — И. Ильинский, Е. Евстигнеев, С. Юрский, Ю. Яковлев. А такая режиссерская верность— не часто встречается в кинематографе.
Он использует свою труппу — различных актеров из различных театров — как хороший художественный руководитель театра, пробуя их каждый раз в ином качестве. Не эксплуатирует уже найденное. Часто его можно видеть в зале театра. Он внимательно следит за тем, что делают актеры на сцене и на экране.
Эльдар Рязанов начал свою режиссерскую жизнь с кинокомедий. И остается верен этому нелегкому жанру. Я не знаю ни одной его попытки к отступлению. Такое постоянство вызывает глубокое уважение.
Мне посчастливилось сниматься в четырех его комедиях: «Человек ниоткуда», короткометражной ленте «Как создавался Робинзон» по И. Ильфу и Е. Петрову, «Дайте жалобную книгу» и «Берегись автомобиля». Все это произошло в довольно сжатый временной отрезок. От встречи к встрече ощущалось стремительное возмужание режиссера, быстрое восхождение к художественной зрелости. Уже в первых двух картинах — о Снежном человеке и о редакторе-перестраховщике — чувствовался особый режиссерский почерк. В фильме «Дайте жалобную книгу» Рязанов уже вплотную подошел к кинокомедии, где в основу положена жизненно верная ситуация.
По моему, Эльдар Рязанов самой природой создан для того, чтобы снимать кинокомедии. В нем наилучшим образом сочетаются все психофизические данные, необходимые современному режиссеру для работы в этом жанре. Я не представляю Рязанова неулыбающимся. Вместе с актерами он радуется любой находке, даже если она «от лукавого», даже если она затем и не войдет в картину, но рождена искренней заинтересованностью. Рязанов живо принимает любую фантазию актера, никогда не подавляет актерскую инициативу. Людям с ним тепло. Жадность в работе у него неутолимая. Если все мои мысли о Рязанове свести в формулу, то можно сказать — талантливый режиссер и очень хороший человек.
Интересно было бы сделать такой эксперимент: дать Эльдару Рязанову поставить трагедию. Допустим, одно из произведений Федора Михайловича Достоевского. Убежден, что он смог бы на первый план поставить все светлое, радостное, жизнеутверждающее, что заложено в трагедийнейшеи из всех русских писателей.
Уверенность эта проистекает из того, что в комедиях Эльдара Рязанова обязательно присутствуют не только комедийные мотивы. Комедийную мелодию, как правило, сопровождают драматические, а иногда даже трагедийные обертоны. Стоит только вспомнить сцены из «Берегись автомобиля», в которых Иннокентий Смоктуновский достигает поистине драматических высот. Отдавая должное исключительному таланту артиста, мы ничуть не умалим его достижений, если скажем, что это заслуга и режиссера. Рязанов свободно владеет самыми сложными регистрами высокого искусства комедии. Вспомните, например, финальную сцену встречи у троллейбуса Деточкина и его возлюбленной, где артисту предоставлены широкие возможности использовать любые оттенки своей многокрасочной палитры.
Мне думается, что Рязанов может пробовать свои силы и в социальной драме и в трагедии. Я бы хотел посмотреть такую его работу. Мне это интересно потому, что трудно предугадать, какими путями пойдет режиссер. Постоянная неожиданность Рязанова особенно привлекательна и любопытна.
Но я убежден, что в любом жанре осталась бы неизменной сущность Рязанова — его жизнеутверждающее восприятие мира.
Папанов А. Верность режиссера // Эльдар Рязанов. М.: Искусство. 1974. С. 130-138.