Многие считают, что смелость — главное в нашем деле, ведь автоспорт — спорт отчаянных. Но, по-моему, еще больше значит умение дружить, умение быстро и просто прийти человеку на помощь. Честно говоря, такая крепкая, настоящая дружба бывает, по-моему, только у летчиков и автогонщиков.
У меня много друзей. Дружба эта проверена годами, общими радостями, общими опасностями. Но для меня самым большим другом стал и останется навсегда человек иной профессии, человек, которого я знал совсем недолго — артист Женя Урбанский.
Летом 1965 года группу автоспортсменов пригласили на кино в студию «Мосфильм» и предложили принять участие в съемках фильма «Директор». «Вы должны быть не только водителями, но и немножко артистами — придется «быть в кадре», — пояснил режиссер А. А. Салтыков. И здесь же добавил, что сниматься будем с Евгением Урбанским, который играет главную роль. Предложение, конечно, неожиданное. У каждого из нас — множество дол на производстве, кроме того, предстояли серьезные тренировки. Но уж очень это было заманчиво — сниматься в кино еще с таким известным артистом.
Я хорошо знал Урбансксго по фильмам. Мне нравился Губанов в «Коммунисте» и летчик Астахов в «Чистом небе» — могучие люди. Но больше всего я и другие гонщики любили Витю Пронякина из «Большой руды». Некоторым этот фильм не очень нравился, да и в прессе были критические статьи. Но для нас Пронякин был свой, родной, просто один из нас. Многое в образе было шоферское — и любовь к машине, и лихость, и усталость.
Мы не могли, да и не хотели отделять артиста от роли, Понякин — абсолютно живой, конкретный человек, у которого были вот такие глаза, как у Урбанского, вот такие губы, вот такие руки на баранке. И смерть Пронякина была тяжела, как смерть близкого человека.
Только артист, любящий нашу профессию, знающий ее досконально, мог так замечательно сыграть эту роль. Еще не будучи знакомым с Урбанским, мы считали его своим другом, потому что у него была шоферская душа.
И вот он стоит в павильоне киностудии точно такой же, как на экране, пожимает нам руки и улыбается. Это не вежливая улыбка, обязательная при церемонии знакомства, а веселая и открытая улыбка веселого и хорошего человека.
Он оказался очень похож на Губанова и Астахова, на Пронякина. То же лицо, та же улыбка. Это даже немного удивляло, ведь должно быть у артистов в облике нечто специфическое. А у него — ничего, просто хорошо знакомое лицо.
Ассистент режиссера объяснил, что репетировать будем сцену танца.
Усталые, изнуренные жаждой участники автопробега по пустыне неожиданно находят воду и от радости бросаются в пляс. Танцуют все — и водители и руководитель пробега Зворкин, которого играл Урбанский.
Казалось бы, задача довольно простая — скачи от радости, да и все. Но эта сцена потребовала несколько репетиций. Каждый должен танцевать по-своему, в своем характере, соблюдая ритм популярной в те годы «Кукарачи». Балетмейстер останавливала и нас и Урбанского и требовала начать сначала. Тогда-то я стал понимать, что быть артистом не так уж и просто.
…В каракумских песках предстояли основные натуральные съемки. Здесь предполагалось снять автопробег, в котором первые советские машины победили американские, французские и прочие известные иностранные марки. Именно здесь спортсмены должны были сыграть свои роли и как водители и как артисты.
В Бухару прилетели девятнадцать автогонщиков во главе с мастером спорта Е. Слепым. Нас подробно познакомили со сценарием и объяснили задачи: предстояло пройти немало километров по пескам, а также провести несколько трюковых сцен. От готовности машин и от нашего умения зависела работа съемочного коллектива. Поэтом буквально назавтра мы начали готовить технику, проводить тренировки.
Все дни этой подготовительной работы Урбанский был с нами нами. Он мог отдыхать, знакомиться с Бухарой, но остался помогать нам. Он интересовался всеми тонкостями автотехники. И это не то простое любопытство, он был по-настоящему влюблен в профессию автогонщика. Во всем, что он делал, я видел и чувствовал не полько интерес актера к профессии своего героя, а живую, человеческую увлеченность самого Урбанского. Он горячо рассказывал о водителях, с которыми подружился во время съемок «Большой руды», в особенности о своем дублере. И очень гордился тем, что научился водить МАЗ и смог сам сниматься за рулем во многих кадрах.
Само собой, получилось, что много времени мы с Женей были вместе. И не только днем, во время работы, но и вечером, когда бродили по улицам Бухары, даже за ужином старались сесть за один стол. Впрочем, вокруг него всегда были люди. Через несколько дней была назначена первая натурная съемка — в старом разрушенном городище, в двадцати пяти километрах от Бухары. Ехали все в автобусе. Некоторые были взволнованы предстоящей необычной работой. И тут Женя взял гитару и запел, впервые слышал, как он пел. Это было замечательно!
Еще в начале съемок режиссер сказал, что у меня в фильме будет роль маленькая, всего в несколько слов, но очень ответственная. Я буду играть Огнинцева — шофера Зворыкина. Таким образом, получилось, что во время всех натурных съемок я был рядом с Урбанским, за рулем его машины!
Я впервые был на киносъемках и интересовался всем. Но самым интересным было наблюдать за Евгением Яковлевичем. То, что я видел, совершенно недостаточно, чтобы судить о киноискусстве со знанием дела. Я по-прежнему лишь зритель, и только, работа Урбанского убедила меня в одном: образ может получится живым лишь при полном совпадении человеческой увлеченностью артиста и его героя. Такой страстью Урбанского, как и Зворыкина была машина. Можно было подумать, что автоспорт — второе призвание Урбанского. Он был буквально одержим желанием водить машину. Он попросил научить его вождению автомобилей 30-х годов, которые снимали в картине. И как только мы выехали в степь, сел за руль и вскоре довольно лихо стал водить старые газики.
Каждую свободную минуту он старался быть в машине. Даже в дни напряженных съемок, в короткие перерывы, когда все отдыхали, Урбанский садился за руль и упоенно гонял по степи, по пескам. И нужно было видеть его огорчение, когда он однажды запорол мотор. Страстная увлеченность Урбанского автоделом стала чертой характера и его героя — Зворыкина. Поэтому ему веришь до конца.
В Урбанском меня поражало многое: как быстро и точно выполнял он задачу, поставленную режиссером, входил в роль! Снимали сцену, когда после разгрома басмачей отряд Зворыкина захватил колодец; и вот утомленные боем люди жадно пьют воду прямо из ведра. Когда это делали некоторые актеры, то даже мы понимали, что они неправдиво, играют. Урбанский же делал это с такой верой, что, глядя на его дрожащие руки, охватившие ведро, у самого пересыхало в горле.
Но, конечно, главное, чем покорил всех нас Урбанский, смелость. Смелость, доходившая до дерзости. Среди моих друзей-автогонщиков немало людей по-настоящему смелых, неоднократно шедших навстречу опасности, смелость едва ли не профессиональная их черта. Откуда же это взялось у Урбанского?..
Молодой и опытный спортсмен Юра Каменцев был назначен дублером Урбанского. Юра такого же роста, как Женя, и даже
немного похож на него. Во всех трюковых сценах, требовавших определенной спортивной подготовки или связанных с риском, должен был сниматься Каменцев. Режиссер и оператор специально строили кадр так, чтобы снимать дублера со спины или общим планом. Но Юра ни разу не снялся. Урбанский всегда настаивал, чтобы снимали его. Уже в одном из первых эпизодов — «Бой за колодец» — режиссер предложил сниматься Каменцеву, он объяснил Урбанскому, что машины пойдут на большой скорости и его в кадре не будет видно. Мы добавили, что езда с такой скоростью по плохой дороге, если и не опасна, то довольно неприятна. Но Урбанский наотрез отказался от дублера и сел в машину.
Один из эпизодов считали особенно сложным: Зворыкин заключил пари с американским специалистом, что советская машина придет первой, вот два автомобиля на предельной скорости мчались по бездорожью, преодолевая препятствия. Я понимал, Урбанский и на этот раз откажется от дублера, и решил обмануть его — самому стать его дублером. За несколько дней до съемок, я начал втайне «репетировать», старался перенять его жесты, ходку, поворот головы. Нам удалось провести съемку без Урбанского. Когда он узнал об этом — очень переживал и даже немного обиделся.
Смелость Урбанского была, по-моему, не только его человеческой чертой, хотя он был бесстрашным человеком, любившим риск и опасность. Она была и его профессиональным качеством, он не хотел пропустить ни единого кадра, ни единого, в котором действовал Зворыкин. Он стремился полностью, до конца прожить жизнью своего героя. Поэтому и отказывался от дублера.
Отказался он и в тот роковой день — 5 ноября. На съемочную площадку, в сорока километрах от Бухары, мы выехали рано утром. В автобусе все поеживались от холода, в Кара-Кумы пожаловали легкие заморозки: хрустел тонкий ледок, солнце было багрово-красным, Женя всех тормошил, шутил, пел веселые, озорные песни, и постепенно ему стали подтягивать.
Снимали проезд автоколонны по пескам. Согласно сценарию, машина Зворыкина должна промчаться прямо через барханы, обогнать колонну и возглавить ее. Наиболее сложный кадр в этой сцене — прыжок машины с одного из барханов. Опасного в этом не было ничего, но мы все же предложили, чтобы снимался дублер. Женя подошел к кинокамере, посмотрел в глазок и сказал, что получится отличный крупный план и он его ни за что не уступит. И Зворыкин поступил бы так, добавил он, ни за что не отказался бы от такого кадра.
Когда мы готовились к первому дублю, объяснили Жене, как нужно вести себя во время прыжка машины. Ведь на какие-то доли секунды возникает ощущение, похожее на невесомость, и неподготовленный человек может испугаться. Женя сказал, что все понял, и сел в машину.
Я дал скорость, машина взлетела по дощатому настилу, на миг повисла в воздухе, затем коснулась колесами песка и помчалась дальше. Женя замечательно провел прыжок, он как бы слился с машиной, стал с ней одним целым.
Автогонщики поздравляли его с замечательным спортивным достижением. Спросили, не страшно ли было ему. Женя ответил, что он больше волновался, пока ждал команду, нежели, когда ее выполнял.
Второй режиссер, который вел в этот день съемку, предложил сделать еще один дубль.
Режиссер, оператор и еще несколько человек, в том числе и Урбанский, поднялись на вертолете в воздух, чтобы выбрать новую точку съемки. Они вернулись через полтора-два часа, а за это время был передвинуть настил и приготовлены машины.
Все было готово для второго дубля. Раздалась команда «По местам!» Но оказалось, что нет Урбанского. Он заскочил в автобус, где была гримерная, чтобы поправить грим. Через несколько минут показался ЗИС-51, на подножке которого стоял Урбанский. Одной рукой он держался за кабину, а другой размахивал, что-то весело выкрикивая.
Режиссер дал нам последние указания, мы с Урбанским сели в газик, раздалась команда: «Мотор!»
Машина легко рванулась с места, промчалась по настилу, на миг повисла в воздухе и вдруг накренилась и стукнулась передними колесами о песок. В следующее мгновение меня оглушила тупая боль… Чьи-то руки тащили меня по песку. Когда я открыл глаза, увидел перевернутый газик, а под ним — Женю…
Ю. Марков. : «Евгений Урбанский»// издательство «Искусство»