Весна 1968 года выдалась холодной. Только под конец апреля окончательно сошел снег, появилось солнце, зазеленела трава. Москвичи с радостью подставляли лица первым почти по-летнему теплым солнечным лучам. Но был в Москве человек, которому до сюрпризов природы не было никакого дела.
Одинокая женщина с маленьким ребенком на руках стояла на перроне. Дзидра Ритенбергс, вдова знаменитого артиста Евгения Урбанского, навсегда уезжала из Москвы.
Знакомство двух кинознаменитостей — Дзидра к тому времени снялась в популярной ленте «Мальва» и даже стала лауреатом Венецианского фестиваля, а Евгения иначе как «коммунист», после успеха одноименного фильма, за глаза почти никто и не называл — состоялось летом 1960 года.
В Москве проходил Международный кинофестиваль, и Ритенбергс вместе с Впей Артмане представляли на нем Латвию.
«В один из дней, — вспоминала Дзидра, — в гостиничный номер вошел русый парень и направился ко мне. Никогда ни у одного человека я не видела такой потрясающей улыбки: доброй и ласковой.
— Евгений Урбанский, — представился он и сразу же сообщил, что наконец счастлив».
Буквально на следующий день Евгений сделал Дзидре предложение стать его женой. Но молодой актрисе предстояла серьезная операция на сердце, и она тактично попыталась объяснить Урбанскому, что в ее ситуации глупо строить планы на будущее.
— А мы подождем! — воскликнул кандидат в мужья. — Только уговор: из больницы — сразу же в ЗАГС.
За несколько дней до операции кто-то из знакомых сказал Урбанскому: стопроцентной гарантии, что все пройдет гладко, никто дать не может. Вот если бы Дзидру отправить в заграничную клинику. Евгений тут же бросился искать валюту, чтобы отправить любимую женщину за границу. Отговорить актера от подобной затеи удалось лишь главному врачу, заверившему, что все будет хорошо.
Операция действительно прошла удачно. И прямо из больницы Дзидра и Евгений отправились в ЗАГС и расписались.
Во время медового месяца молодые съездили в Ригу. «Староват, а так — ничего», — вынесли вердикт родственники Дзидры, познакомившись с молодым мужем. О том, что Евгений моложе жены на четыре года, знали лишь молодые. Тем более что внешне разница в возрасте была незаметна.
Однако поклонницы Урбанского мириться с тем, что их кумир теперь человек семейный, не собирались. По словам Дзидры, дома то и дело раздавались телефонные звонки, в которых неизвестные дамы просили передать Жене, что они ждут его в условленном месте или что столик в ресторане уже зарезервирован.
А в один из вечеров зазвонил телефон. В трубке раздался голос известной актрисы:
— У меня, между прочим, растет внебрачный сын от Евгения Яковлевича.
— Ну что ж, привозите, — ответила Дзидра. — Будем воспитывать.
Ко всем этим звонкам она относилась спокойно. А сам Урбанский, если телефон звонил ночью, просил поклонниц:
— Девочки, ну дайте покоя! У меня утренняя репетиция!
Единственное, чего супруга не могла простить, — «посиделки» актера с друзьями.
Однажды она не выдержала: «Мы собирались на какой-то прием. Женя опаздывал, я нервничала. Наконец дверь открылась, и на пороге я увидела Женю. По его веселой улыбке мне сразу же стало понятно, что он уже с кем-то „посидел”. Ни слова не говоря, я сняла висевшую на стене красивую тарелку и разбила ее. В ответ Урбанский протянул мне вторую тарелку, которую постигла та же участь. Реакция Жени была довольно неожиданной: „Подумаешь, тарелки. Еще купим”».
В быту знаменитый артист был довольно неприхотлив. Что, впрочем, и неудивительно, так как все свое детство он провел в маленькой землянке в северном городе Инта, где отбывал ссылку его отец — репрессированный в 37 году второй секретарь ЦК Компартии Казахстана.
Женившись на Дзидре Ритенбергс, Урбанский привел молодую жену в свою шестиметровую комнату в общежитии. И только через два года семья перебралась в однокомнатную квартиру возле метро «Сокол».
Однако наслаждаться счастливой семейной жизнью актеру довелось чуть больше двух лет. В 1965 году Урбанского утвердили на главную роль в фильме «Директор».
Картина рассказывала о директоре крупного автомобильного завода. Натурные съемки проходили в Средней Азии, куда и была отправлена актерская экспедиция.
— Я была беременная нашей дочерью, — рассказывала Дзидра. — В тридцать семь лет это непросто. Поэтому мы и изменили нашей традиции — всегда быть вместе. Из-за тяжелого климата я не поехала с Женей в Среднюю Азию. Самое удивительное, что и он совсем не рвался к работе в этом фильме. Может, поэтому и возникло какое-то недоброе предчувствие, ощущение надвигающейся беды. Помню, незадолго до отъезда я вернулась с репетиции домой. Женя лежал на диване с совершенно непривычным, испуганноозабоченным лицом. Он произнес фразу, от которой мне стало просто дурно: «Мне показалось сейчас, будто я умер. Такая пустота кругом!» Я начала его успокаивать: «Ну бог с ней, с этой ролью, с деньгами». Но, видимо, такова уж наша актерская натура — каждую роль воспринимаешь как последнюю. И Женя поехал.
А я отправилась в Ригу навестить родных. И однажды раздался телефонный звонок. Поднял трубку мой брат. Выслушал и с совершенно белым лицом сказал: «Сейчас к тебе придут друзья. Они все расскажут».
Из воспоминаний спортсмена Ю. Маркова, находившегося в одной машине с Урбанским: «На съемочную площадку, в сорока километрах от Бухары, мы выехали рано утром. Снимали проезд автоколонны по пескам. Согласно сценарию машина героя должна промчаться прямо через барханы, обогнать колонну и возглавить ее. Наиболее сложный кадр в этой сцене — прыжок машины с одного из барханов. Опасного в этом не было ничего, но мы все же предложили, чтобы снимался дублер. Женя подошел к кинокамере, посмотрел в глазок и сказал, что получится отличный крупный план и он его ни за что не уступит.
Первый дубль прошел нормально. Но второй режиссер, который вел в этот день съемку, предложил сделать еще один дубль. Машина легко рванула с места, промчалась по настилу, на миг повисла в воздухе и вдруг накренилась и стукнулась передними колесами о песок. В следующее мгновение меня оглушила тупая боль. Чьи-то руки тащили меня по песку. Когда я открыл глаза, увидел перевернутый „газик”, а под ним — Женю.»
Оболенский И. В. : «Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия»