В то утро ни свет ни заря меня разбудил звонок в дверь. Набросив на ходу халатик, я пошла открывать. Ранним визитером оказался соседский парнишка Володька, он почемуто решил, что сейчас самое время вернуть мне учебник по психологии. Не пытаясь скрыть недовольства и «поблагодарив» соседа, я тотчас захлопнула перед его носом дверь, успев, однако, заметить за Вовкиной спиной какого-то ушастого мальчишку. До лекций в институте оставалась еще уйма времени, и я бухнулась в постель досматривать сны. А когда наконец вышла из подъезда, навстречу со скамейки поднялся тот самый ушастый парень со словами, что ждет меня уже полдня. Всю дорогу он шел следом, тараторя, что учится в Автодорожном институте, что никогда не встречал такой красивой девчонки, как я, и что зовут его Женя. После чего немедленно приступил к чтению стихов. И я, каким-то волшебным образом позабыв о времени, променяла занятия в институте на поход в кино и явилась домой только в два часа ночи. Так что знакомство с Женей запомнилось мне еще и первым скандалом с родителями. Любопытно, что мы попали на фильм «Мальва», где главную роль играла Дзидра Ритенберг. Но тогда Женя и подумать не мог, что эта красивейшая актриса впоследствии станет его второй женой. Позже он мне рас сказывал, что абсолютно не запомнил, о чем фильм, все время он думал об одном — взять меня за руку или не взять. На следующее утро, когда я вышла умыться (удобства находились на улице), перед глазами предстала такая картина: мой вчерашний кавалер стоял, прислонившись к забору, в совершенно невероятном наряде, собранном, как выяснилось впоследствии, частями по всему общежитию. Завершал ансамбль белоснежный шарф — Женя почему-то решил, что это очень аристократично. С первого дня мы не могли расстаться ни на минуту. Каждый вечер, проводив меня, он опаздывал на последнюю электричку и шел до дома семь километров пешком. Часто, пропуская занятия в своем институте, сидел со мной на лекциях в Педагогическом, приводя в недоумение преподавателей. С некоторыми из них Женя даже познакомился при очень интересных обстоятельствах. «Разрешите я сдам зачет за Ольгу, — умолял он молоденькую преподавательницу физкультуры, — это я виноват, что она пропускала занятия». И ходил на руках вокруг стадиона до тех пор, пока физрук со смехом не ставила мне зачет. Назначая свидания, мы всегда договаривались, что будем ждать друг друга до последнего. Однажды условились встретиться на вечеринке в моем институте, но я, уж не помню, по какой-то причине, не пришла. А когда утром явилась на занятия, с удивлением обнаружила в вестибюле Женю. «Ты что здесь делаешь?» — «Тебя жду...» Оказывается, он просидел в холле института всю ночь.
— Говорят, будто Урбанский, приехав с Севера, пришел прямо во МХАТ в валенках и меховой шапке. Это правда?
— Скорее легенда. Приехал он действительно с Севера. Но прежде чем попасть в театр, Женя несколько лет прожил в Москве. Его отец — Яков Самойлович - был видным партийным работником. В 1937 году его арестовали как «врага народа» и отправили в лагерь под Воркутой. Однако тюрьма его не сломила — Яков Самойлович и там остался весельчаком и неисправимым оптимистом, даже выучил наизусть «Евгения Онегина», чем впоследствии очень гордился. Возможно, от отца Женя унаследовал тягу к поэзии. В 1946 году Якову Самойловичу скостили срок, определив рабочим на шахту в Инту. Полина Филипповна — мать Жени — была верной и самоотверженной женой, она последовала за мужем на Север, хотя не была репрессирована. Там же, в Инте, Женя закончил школу. В 50-м он приехал в Москву и поступил в Автодорожный институт, правда, проучился всего год. Затем два года учился в Горном, где и начал играть в драматическом кружке. Об этом почему-то нигде не упоминается, а ведь Женя, может, никогда и не стал бы актером, если бы не руководитель институтского драмкружка. Именно она привела Урбанского в МХАТ, где играл ее муж. После прослушивания Женю пригласил в студию народный артист СССР Топорков. К учебе в технических вузах Женя серьезно не относился, но, поступив в театральную студию, не пропускал ни одного занятия. Бесконечно зубрил роли — дома, на улице и даже в постели. Когда мы познакомились, Женя был немного неотесанным провинциальным мальчиком. Подруги сокрушались: «Ольга, у тебя столько интересных кавалеров, а ты выбрала самого невзрачненького». Но очень скоро они поняли, как были не правы. Для Жени было чрезвычайно важно видеть вокруг восхищение и любовь. Поэтому он без устали работал над собой и стремился к совершенству всегда и во всем. Женя удивительно быстро осваивался в любом обществе. В нашей семье была традиция: собираться по 20—30 человек за большим столом в доме моего дяди — профессора Михайлова. Когда Женю первый раз пригласили на обед, оказалось, что он не умеет пользоваться столовыми приборами и ест в основном руками. Никто конечно же не сделал ему замечания, но Женя сам понял свою оплошность и к концу вечера уже вполне уверенно орудовал вилкой и ножом. Со временем он очаровал всех членов моей семьи: маме читал стихи, у отца брал уроки игры на рояле, зная, что папе это очень льстит. Мою годовалую племянницу Женя учил ходить, а в Сочи устраивал коллективные уроки плавания для ребят — дети обожали веселого учителя. Женя мгновенно становился душой любой компании. Его безграничное обаяние и бешеный темперамент очаровывали всех — и мужчин, и женщин. К тому же Женя прекрасно играл на гитаре и замечательно пел. К сожалению, сохранилась всего одна запись романса «Гори, гори, моя звезда», который он исполнял просто виртуозно. Говорили, его пению завидовал даже Высоцкий, с ним Урбанский был хорошо знаком. «В компании, — часто повторял Женя, — я должен всем понравиться и стать лидером! Запомни, Оля, если ты пришла куда-нибудь в гости, то обязательно должна стать лучшей. Когда на тебя смотрят не все мужчины, которые находятся рядом, мне хочется с ними драться». Женя мог легко подбить друзей на любую авантюру. Студентами мы часто ездили на ВДНХ. Гуляя по выставке, Женя ставил перед всеми задачу украсть что-нибудь из каждого павильона: колосок, коробочку хлопка или муляж. Потом мы со смехом подсчитывали свои трофеи. Женя не изменился, даже когда стал знаменитостью и его узнавали на улицах. Однажды заходим мы в магазин «Армения» на Пушкинской площади. На витрине в больших вазах в виде экзотических фазанов лежат конфеты. Женя хитро подмигнул мне и пообещал вытащить из каждой вазы по конфете. Я буквально застыла от ужаса — вдруг кто-нибудь увидит, как известный артист Урбанский ворует конфеты! Но он все-таки стянул несколько штук и остался очень доволен собой.
— Наверное, и свадьба у вас была особенная?
— Очень необычная. Несмотря на то что мы встречались два года, наши родители были категорически против женитьбы до окончания института. Поэтому мы зарегистрировались утром перед лекциями и разъехались. После занятий я как ни в чем не бывало пошла к друзьям на вечеринку, танцевать под патефон. Не обнаружив жены дома, Женя разыскивал меня по знакомым до поздней ночи, а когда нашел, устроил грандиозный скандал. В тот вечер, помню, шел проливной дождь, Женя промок до нитки, выглядел очень расстроенным и все время повторял: «Как ты могла так поступить, Ольга?!» А я просто забыла о том, что утром вышла замуж... Вот так и началась наша семейная жизнь, о которой родители не подозревали больше месяца. Обнаружилось все, когда мама случайно заглянула в мой паспорт. Она тут же вызвала Женю на серьезный разговор. «Как вы будете жить?» — спросила она новоявленного зятя. Женя ответил просто: «На юг поедем». В этом был он весь: такие мелочи, как бытовые проблемы, житейские трудности, его попросту не волновали. Он верил в то, что обязательно добьется в жизни успеха. Еще студентом Женя часто говорил мне: «Оля, приучай себя к тому, что у тебя будет все». К деньгам он относился крайне небрежно, тратил не задумываясь. А ведь популярность тогда редко делала человека богатым. В перерыве между фильмами Женя получал в театре зарплату 120 рублей, да и за съемки ему выплачивали гонорар в соответствии со ставкой молодого специалиста. Получив гонорар за роль в фильме «Коммунист», Женя пришел ко мне на работу и буквально осы пал деньгами. В то время еще были в ходу большие сторублевые купюры. Они веером легли на мой рабочий стол, разлетелись по кабинету. Спустя годы я пыталась понять, что же было главным в наших отношениях. И теперь уверена: не столько любовь, сколько ревность была доминирующим чувством. Женя страшно боялся: вдруг мне кто-нибудь понравится. Он постоянно твердил: «Запомни, Ольга, я всегда нахожусь рядом и целую тебя. Так что губы твои все время заняты». Из-за ревности происходили самые острые и комичные конфликты. Например, как-то после лекций я поехала в баню. Женя, не застав меня дома, догнал на площади около Ярославского вокзала и устроил сцену ревности. Поводом послужило то, что я отправилась в баню в том же платье, в котором была в институте. (С чего он решил, что я отправилась на свидание на шестом месяце беременности?..) Сцена на вокзальной площади разыгралась очень живописная. Женя кричал, размахивал руками, хватал меня за локоть и куда-то волок, привлекая внимание постового милиционера. Молодой блюститель порядка попытался оттащить хулигана от беременной женщины, но с трудом разобравшись, в чем дело, отпустил нас на все четыре стороны и долго смеялся вслед.
Или другой пример. Женя очень любил, когда я присутствовала на репетициях и потом высказывала мнение о его работе. И вдруг как-то он попросил меня больше не приходить... Оказывается, ему почудилось, что Топорков смотрит на меня как-то особенно нежно. (А режиссеру, надо сказать, было тогда далеко за семьдесят!) А однажды к Урбанскому приехал с Севера лучший друг Дима, с которым я флиртовала еще задолго до нашей женитьбы. Друзья, как полагается, выпили, душевно побеседовали и легли спать. Но Жене не спалось. Позднее он мне признался, что смотрел на спящего Димку и думал: «Как резанул бы его сейчас ножиком по горлу за то, что он с тобой заигрывал».
— Говорят, ревность всегда рождается вместе с любовью, но не всегда умирает вместе с ней.
— В нашем случае так и произошло: даже после развода Женя устраивал дикие сцены ревности на потеху всем соседям. Спустя некоторое время после того, как я второй раз вышла замуж, Женя приехал навестить меня. Увидев в квартире незнакомого мужчину, побледнел как полотно. Я дрогнувшим голосом представила: «Познакомься, это мой муж». «Ты кому это говоришь, ему или мне?» — еле сдерживаясь от ярости, прошипел Урбанский. Он и сам страдал от своей жуткой ревности, порой даже не понимая, что с ним происходит. «Что это за чувство такое? — удивлялся Женя. — Я ведь тебя давно разлюбил, а все равно ревную». Но, к сожалению, в браке с ним я была еще большей собственницей: не позволяла
Жене опаздывать с репетиции или лекции даже на десять минут. Если он не приходил домой в назначенный срок, его чемодан уже стоял на лестнице. Когда он возвращался, мама заносила чемодан на кухню, там же ставила раскладушку. Мы вообще были очень похожи, может, потому, что родились в один день — 27 февраля... Отчасти по этой причине так и не смогли расстаться до конца. Нас очень многое связывало: юность, первые опыты любви, дочка и конечно же общие воспоминания. Наши родители дружили всю жизнь. Мы вместе пережили смерть Жениного отца. Последние дни Якова Самойловича прошли у нас дома. Потом мы вместе с Женей и его мамой летали в Алма-Ату его хоронить. Женя продолжал заботиться о нас с дочерью и после развода: постоянно дарил подарки, одежду Аленке. Однажды привез мне из Болгарии дубленку, поставив меня в довольно щекотливое положение: я уже была замужем. Женя схитрил, сказав, что это — подарок дочери. Но когда я развернула пакет, там оказалась необыкновенной красоты дубленка, которую Алена смогла бы носить только лет через двадцать. Когда мы были женаты, он никогда не позволял мне мыть окна — боялся, что я выпаду и разобьюсь. Самое интересное, что эта «традиция» сохранилась и после нашего развода: Женя сам по-прежнему драил окна в моей квартире на удивление соседям — ведь на тот момент весь город был увешан его портретами. Когда у меня во втором браке родилась дочь (это было за четыре месяца до Жениной гибели), он звонил каждый день и спрашивал, хватает ли у меня молока, не болит ли у девочки животик, прибавляет ли она в весе, сколько я с ней гуляю. «Женя, не ваша ли это дочь?!» — шутила моя мама. Уезжая на съемки «Директора», Женя сказал, что хочет на гонорар за картину купить нам с Аленой квартиру. И вот еще одно интересное совпадение: после его гибели дирекция театра предоставила мне трехкомнатную квартиру именно в том престижном кооперативе «Театральный дом», в который хотел вступить Женя.
— Судя по всему, Урбанский был очень заботливым отцом.
— Замечательным! Когда Аленку только привезли из роддома, он никому не разрешал к ней подойти: сам первый раз искупал ее и перепеленал. Мама, глядя на это, очень беспокоилась, но Женя все сделал как профессиональная няня и очень собой гордился. А незадолго до этого (я только родила Алену и лежала в роддоме) муж залез на третий этаж по водосточной трубе и проник через форточку в палату, чтобы меня поздравить и поцеловать. Пока Алена была маленькая, он не спал ночами, стирал пеленки, ездил каждый день за 10 километров за грудным молоком. Если уезжал надолго в экспедицию, писал письма: «Олечка, все мои мысли с тобой и Аленочкой. Она у нас такое золотко. Я здесь долго не смогу, скучаю, целую, твой Женя». Когда дочь подросла, они стали большими друзьями, и Женя часто брал Алену на свои спектакли. Дочка сидела в первом ряду и иногда замечала, как папа подмигивает ей со сцены и церемонно кланяется. Однажды в антракте, рассматривая в фойе фотографии артистов, Женя спросил Алену, кто, по ее мнению, здесь самый красивый мужчина. Он, наверное, рассчитывал услышать комплимент в свой адрес, но дочка без колебания назвала Владимира Коренева. Алена безмерно гордилась отцом. Когда я вторично вышла замуж, первое, о чем она спросила отчима: «Вы будете нас с мамой носить на руках, как папа?» Но не только дочка, все мои друзья тоже часто вспоминают, как Женя на руках вносил меня в комнату, где собирались гости, и спрашивал у каждого: «Правда, моя жена самая красивая?» Алена хорошо помнит уютную квартиру, в которой отец жил со второй женой. Дочь всегда была там желанной гостьей: Дзидра угощала ее какими-то необычными блюдами, и девочку приводил в восторг ее приятный прибалтийский акцент.
— Некоторые утверждают, что Урбанский был человеком крайне непостоянным в своих привязанностях.
— Если Женя увлекался кем-либо, — не важно, женщина это или мужчина, — он будто бы освещал этого человека волшебным светом. Боготворил его, восхищался теми качествами, которыми, как ему казалось, не обладал сам. И как губка впитывал все полезное и интересное. Но с легкостью забывал прежнего кумира, увлекшись другим... Вот, на мой взгляд, весьма показательный пример: Женя дружил со всеми моими родственниками, но особенно близкие отношения у него сложились с моей мамой. Она приняла его в семью как родного и единственная поддержала, когда он решил бросить Горный институт и пойти учиться в театр-студию. Когда же Урбанский стал знаменитым, он ни разу не пригласил маму на спектакль. Мы никогда не говорили об этом, но я знаю, маму это очень огорчало.
В студенческие годы у Жени был лучший друг, который делил с ним последний кусок хлеба и последнюю рубашку. Парни были не разлей вода. Но в зените славы Женя проигнорировал приглашение друга на свадьбу. Я удивилась: «Что же ты сидишь? У Сергея же свадьба!» Женя ответил: «Мне там будет неинтересно...»
Так же он относился и к женщинам. Женя умел очень красиво ухаживать и трепетно относился к каждой своей возлюбленной, но, влюбившись в другую, с прежней тут же безжалостно расставался. При этом он не был расчетливым сердцеедом и каждый раз влюблялся искренне. Романы были и мимолетные, и длительные. Помоему, самая продолжительная связь была у него с Татьяной Лавровой — актрисой Художественного театра (хотя в это же время у Жени были и другие увлечения, о которых он мне рассказывал). Но когда появилась Дзидра с ее европейской славой, для него уже больше никого не существовало. — Лаврова утверждает, что она была его второй женой... — Нет, они не были женаты, по-моему, даже не жили вместе. Хотя я не понимаю, почему Женя так и не женился на Татьяне. Ведь она была очень настойчива и знала, чем его можно взять. Однажды, рассказывая о своих отношениях с ней, Женя упрекнул меня: «Ты всегда учила меня, как себя нужно вести, и постоянно воспитывала, а Татьяна говорит, что все и так прекрасно. Ей я нужен такой, как есть, а ты всегда мечтала, чтобы я был таким, как хочешь ты». Но и подобное обожание позже стало его обременять. Как, впрочем, и во всех остальных случаях... И ни письма, ни слезы, ни даже шантаж не могли повлиять на его решение расстаться. Я очень тяжело пережила развод, хотя на тот момент мы уже несколько лет не жили вместе и решение разойтись было обоюдным. Но когда в суде объявили, что теперь мы не муж и жена, — меня будто парализовало. Может быть, я подсознательно еще на что-то надеялась?.. Женя предложил поехать в ресторан и отметить это событие, но я, чувствуя, что не могу сдержать слезы, сославшись на неотложные дела, отказалась. В автобусе у меня началась такая истерика, что все пассажиры кинулись меня успокаивать.
— А вы предпринимали попытки вернуть мужа?
— Я никогда не делала шаг навстречу, только терпеливо ждала, как проявит себя Женя. Он не раз предлагал: «Ольга, давай забудем все, что было, и начнем с чистого листа». Я говорила: «Давай, но только поклянись, что никогда даже не посмотришь на другую». Женя такой клятвы не давал, он вообще не любил оправдываться и лгать. А я слишком устала от ревности, чтобы начинать все сначала. Делить его с другими женщинами было выше моих сил.
Один очень близкий мне человек сказал фразу, которая как бы определила мою дальнейшую судьбу: «Я могу сделать для тебя все, но Урбанским стать не смогу». Действительно, Женя «испортил» мою личную жизнь, но не тогда, когда мы разошлись, а когда встретились. Потому что позднее ни один мужчина не выдерживал никакого сравнения с ним. Никто не умел так безоглядно любить, так красиво ухаживать и так трепетно заботиться. Теперь, по прошествии многих лет, я понимаю: Урбанский вообще не был приспособлен к семейной жизни, быт его угнетал. Чем старше он становился, тем больше нуждался в эмоциональной подпитке, новых романах и увлечениях. И всем его последующим женам, а я уверена, что жена у него была бы еще не одна, — приходилось бы все тяжелее
— В кино Урбанский всегда играл сильных, уверенных в себе героев. А в жизни он был самоуверенным человеком?
— О Жене часто писали, что он был очень неуверен в себе. Что на съемочной площадке чрезмерно скован, неповоротлив и стеснялся коллег до неприличия. Его партнерша по фильму «Коммунист» — Софья Павлова, которая играла любимую девушку Василия Губанова, жаловалась, что из-за чрезмерной стеснительности Урбанский казался ей чуть ли не мальчиком, его зажатость в любовных сценах порой выводила актрису из себя. На самом деле это не было стеснением. Просто Жене очень трудно было поцеловать женщину, которая не вызывала в нем эмоций. «Я с трудом себя пересиливаю, чтобы выглядеть влюбленным перед камерой», — жаловался он мне в перерыве между съемками «Коммуниста». Так что трудно сказать, каким он был на самом деле: с одной стороны, очень зажатым и застенчивым, с другой — обладал непоколебимой верой в свои силы. Каждый раз ему приходилось прилагать огромные усилия, чтобы побороть внутреннюю робость и выйти на сцену. Может, еще и поэтому Женю очень привлекал Маяковский. Многие находили их похожими и внешне, и внутренне. Лиля Брик, с которой Урбанский был знаком лично, однажды сказала: «Женечка, вы очень напоминаете мне Володю». Муж был в восторге, ведь он знал наизусть практически все произведения Маяковского. Гибель Урбанского породила массу всевозможных домыслов и пересудов. Одни говорили, что Женя, желая заработать побольше денег за опасный трюк, отказался от дублера, другие — что он был пьян. Но я уверена, такого быть не могло: Урбанский весьма сдержанно относился к алкоголю и очень серьезно — к работе, выкладывался полностью, до изнеможения. Когда он вернулся со съемок «Коммуниста» и снял рубашку — я охнула: вся кожа на спине была содрана. Урбанский так усердно падал навзничь в сцене расстрела, что на его спине не осталось живого места. Сейчас мне кажется, что Женя жил так, будто старался приблизить час своей гибели. Совершенно не заботился о себе: несмотря на здоровый вид, был очень болен, но не обращал на это внимания. Брался за самые рискованные трюки, постоянно ввязывался в драки с хулиганами. Помню, как-то ночью мы услышали во дворе женский крик о помощи, и Женя, не раздумывая, бросился босиком по снегу через двор. Меня часто посещало предчувствие, что с ним произойдет что-то трагическое. Жене вообще очень нравилось рисковать, и, насколько я помню, он никого и ничего не боялся. Кроме, пожалуй, одного — не соответствовать тому образу, который создал для других и для себя. В картине «Директор» все рискованные трюки Урбанский исполнял сам, хотя на съемках у него был постоянный дублер. После Жениной гибели нам с Полиной Филипповной, матерью Жени, показали отрывки из фильма, не попавшие на экран. Но они мало что прояснили. Мы лишь увидели, как машина, в которой находился Женя, промчалась по настилу, на миг повисла в воздухе, потом стукнулась передними колесами о песок и перевернулась, поднимая клубы пыли. Очевидцы трагедии рассказывали: когда машина начала переворачиваться, каскадер, сидевший рядом с Урбанским, сгруппировался и прижал голову к коленям.
Женю не проинструктировали, как вести себя в критической ситуации: он пытался выскочить из машины и погиб. В медицинском заключении было написано, что ему перебило шейные позвонки. Женя еще долгое время находился в сознании, из шеи хлестала кровь. Еле слышным голосом он просил о помощи, а все пребывали в растерянности, включая единственную медсестру, присутствовавшую на съемочной площадке. Довезти Женю до ближайшей больницы не удалось — по дороге в безумных мучениях он скончался. Слава Богу, Полина Филипповна всю жизнь думала, что ее сын умер мгновенно.
...В день похорон мы с дочерью воочию убедились, какой поистине всенародной любовью и признанием пользовался Женя. Тысячи людей пришли попрощаться, похоронный кортеж растянулся на несколько кварталов, пришлось даже перекрыть улицу Горького и Бульварное кольцо... Верные поклонницы Урбанского, которых его мама называла «девочки», до сих пор, спустя 40 лет, носят цветы на Женину могилу. Полина Филипповна прожила до 90 лет. Исполнив ее последнюю волю, прах матери мы захоронили в могиле сына на Новодевичьем кладбище.
Беседу вела Ирина Палагина
Ольга Урбанская. : «Женя словно старался приблизить час своей гибели»// «Караван» 2016