Прочитав однажды в вечерней газете, что на 3-й фабрике «Госкино» режиссер Ю. В. Тарич приступает к постановке картины «Морока», я пришел к нему на квартиру и предложил свои услуги в качестве бесплатного помощника. Юрия Викторовича я хорошо знал по Театру Революции, когда он работал там актером. И вот, не прекращая играть в театре, я начал работать на 3-й «Госкинофабрике», в бывшем киноателье Ермольева в Брянском переулке, недалеко от Киевского вокзала.
В связи с этим у меня возникает вопрос: могли бы мы, не имея в нашей истории творчества (пусть не всегда удачного) перечисленных дореволюционных мастеров, прийти в конце двадцатых и начале тридцатых годов к расцвету нашего советского киноискусства?
И, честно отвечая на этот вопрос, я должен сказать: нет, не смогли бы!..
Очень отчетливо я помню свое первое появление в ателье. Ю. В. Тарич совместно с Е. А. Ивановым-Барковым снимали интерьер деревенской избы. За киноаппаратом «Эклер» стоял важный, дородный господин в шляпе — оператор А. Винклер, а какой-то тощий седой человек в пенсне и рабочий с трудом двигали к аппарату... русскую печь.
— Еще ближе! — громко скомандовал Винклер, взглянув в глазок камеры.
Печку придвинули ближе...
Я был немного озадачен этой странной картиной и, подойдя к Ю. В. Таричу, спросил:
— Что происходит?
— Сейчас, пожалуй, начнем снимать укрупненный план у печки, — ответил Юрий Викторович.
— Но зачем же двигать тяжелую печь? — недоуменно произнес я. — Может, лучше киноаппарат к ней подвинуть?. .
Но оказалось, что это не так просто. Камера «Эклер» была собственностью оператора Винклера. И из опасения, как бы с ней чего не случилось, он никогда ее с генеральной точки не сдвигал. Наоборот, после съемок общего плана все постепенно придвигалось к кинокамере...
В конце каждого съемочного дня Винклеру подавалась легковая машина, он грузил в нее свой «Эклер» и отвозил его домой. В случаях конфликта с дирекцией или режиссурой (а это бывало довольно часто) Винклер и «Эклер» на фабрику не приезжали, и съемка отменялась...
Примерно такое же положение сложилось на фабрике и с гримером Федей Зыбиным. Федя работал по договору, со своими париками, бородами и гримом. Стоило возникнуть какому-нибудь «финансовому недоразумению», и Федя в разгар съемок командовал своей жене — тоже гримеру: «Авдотья, домой!»
И Авдотья стаскивала с актеров парики, снимала бороды, усы, укладывала их в саквояж, и супруги Зыбины исчезали с фабрики. . .
Тем временем первый день в ателье продолжался.
Когда, наконец, печка была установлена, как этого требовал «господин» Винклер, Юрий Викторович подозвал тощего седого человека в пенсне и представил меня ему. Это был старший помощник режиссера фабрики Дмитрий Ворожебский. Он работал в кинопроизводстве еще с времен Дранкова и считался опытным и весьма оперативным помощником. Его единственный недостаток заключался в том, что он иногда не в меру запивал и исчезал в неизвестность на пять-шесть дней.
Я начал свою деятельность в этот же день с того, что сразу же после знакомства был послан Митей — так все звали на фабрике Ворожебского — за папиросами и нарзаном.
Пырьев И. О пройденном и пережитом. М.: Бюро пропаганды советского киноискусства, 1979. С. 23, 25.