Удача пришла на этот у раз в лице режиссера Бориса Барнета. В поисках актера на главную роль в свой новый фильм он приехал из Киева в Москву... Надо сказать, поиски эти оказались для режиссера вынужденными, потому что, приступив в 1946 году на Киевской киностудии к съемкам картины по сценарию М. Блеймана, К. Исаева, М. Мак­лярского «Подвиг останется неизвестным», Барнет наме­ревался снимать в главной роли советского разведчика одного из своих любимых «испытанных актеров» — Нико­лая Крючкова. До этого он успешно работал с ним на трех своих картинах — «Окраина», «У самого синего моря», «Ночь в сентябре». К тому же актерская проба выявила, по мнению Барнета, сходство Крючкова с Николаем Кузнецовым, считавшимся прототипом майора Федотова. Однако худсовет студии счел обаяние Крючкова в этой роли несколько жестким, «комиссарским». И пред­ложил режиссеру поискать актера, в котором твердость и мужественность сочетались бы с обаянием мягкости и интеллигентности. Вот почему Барнет пробовал на роль Федотова многих известных актеров. Обратил он внима­ние и на Павла Кадочникова, предложил актеру прочесть сценарий и пригласил его на пробу, которая в результате «побила» всех остальных претендентов на роль.

И началась работа над фильмом, которому суж­дена была редкая судьба — открытие нового, в сущно­сти, жанра в нашем кино. Овеянный же легендой майор Федотов Павла Кадочникова, с которым на экран при­шел герой неизвестной волнующей профессии, породил целую кинематографическую плеяду разведчиков в фильмах последующих десятилетий.

Конечно, киногерои-чекисты появлялись па экране и до «Подвита разведчика», по появлялись, что называется, «под занавес», в конце фильма, как символ бдительности на­ших органов безопасности, лихо разоблачая иностранных шпи­онов, опутавших излишне доверчивых граждан — как было, к примеру, в «Ошибке инженера Кочина», в «Поединке».

В картине Барнета чекист Федотов выступал как главное действующее лицо. Он подавался крупным пла­ном. И профессиональная работа его проходила не где-то там, за кадром, успешно венчая лишь финал картины.

Она становилась центральным сюжетом повествования: острого, динамичного, захватывающего. Позже появятся фильмы, целиком посвященные многосложной работе чекистов-разведчиков в разные периоды истории страны: в годы гражданской войны — «Операция «Трест», «Адъю­тант его превосходительства», в Великую Отечественную войну — «Сильные духом», «Семнадцать мгновений ве­сны», в мирное послевоенное время — «Мертвый сезон». Это лишь наиболее яркие, этапные фильмы, посвящен­ные деятельности советской разведки, тогда как фильмов на этом материале появится множество — хороших, сред­них и совсем плохих. Иным будет время их создания, и поэтому иными будут и сами фильмы, и действующие в них персонажи — Николай Кузнецов, Исаев— Штир­лиц, Ладейников. Но у истоков этих героев навсегда останется Алексей Федотов Павла Кадочникова.

Замысел фильма «Подвиг разведчи­ка» родился из документов, рассказов реальных развед­чиков. И то, что в документальных сводках и рассказах выглядело сухо, деловито и скромно, в литературно-художественной обработке, а затем и па экране восп­ринималось как нечто необыкновенное, порой фантасти­ческое. Трудно было поверить, что все это мог совершить обыкновенный человек, а не супермен из голливудских боевиков. А между тем это было именно так.

Долгое время считалось, что прообразом экранного Алексея Федотова был разведчик Николай Кузнецов, тоже действовавший на оккупированной фашистами тер­ритории. Тем более что в некоторых деталях и фактах версия Генриха Эккерта — Федотова и версия Пауля Зиберта —Кузнецова поразительно совпадают. Исполь­зована в фильме и реальная история похищения в ок­купированном Ровно Николаем Кузнецовым и его това­рищами немецкого генерала фон Ильгена (в фильме Федотов похищает генерала Кюна). Это была одна из самых смелых операций, совершенных в годы войны в тылу врага. В книге, посвященной Кузнецову, К. За- калюк пишет: «Эпизод с похищением советским развед­чиком гитлеровского генерала лег в основу широкоиз­вестного кинофильма «Подвиг разведчика». Но тогда по понятным причинам сценаристам имена действующих лиц пришлось заменить вымышленными»

Заменять имена сценаристам М. Блейману, К. Иса­еву и М. Маклярскому и не требовалось, потому что герой их картины все-таки не был лицом конкретно реальным, как, скажем, в более позднем фильме «Силь­ные духом», посвященном именно Николаю Кузнецову. Алексей Федотов замысливался ими как художественно­обобщенный, собирательный образ. Как «собирательна» и сама его экранная биография, ключевыми эпизодами которой стали подлинные истории, услышанные драма­тургами от разных разведчиков.

Однако четкая выверенность драматургической структуры сюжета, выстроенного как ряд динамических, остронапряженных эпизодов, выявляющих образ героя, исключила возможность показать «как он думает... как живет». Показано лишь «как работает» герой, выражаю­щий себя исключительно в сфере действия непосредст­венных поступков, а не мысли, что станет главным в изображении такого героя позднее — в «Мертвом сезо­не», в «Семнадцати мгновениях весны».

Изначальная положительность Федотова как дан­ность, как «условие создания этого образа» раз и навсег­да эскизно заявлена уже самим внешним обликом героя в начале фильма, своеобразном его прологе, в котором Федотова, только что вернувшегося с задания, снова неожиданно и срочно вызывают к начальству. Он про­щается с женой, обещая скоро вернуться... Спокойствие, внутренняя собранность, сдержанность Федотова в этой сцене сразу вызывают у зрителя симпатию и доверие к нему. Мягкая, интеллигентная исполнительская манера актера окрасила мужественность, бесстрашие его Федо­това не в сухие, жесткие тона, а придала ему теплоту человечности, демократизм. Масштабность, значитель­ность образа от этого ничуть не пострадала, ибо она как бы предопределена уже самой профессией героя: не мо­жет быть разведчиком человек внутренне серый, мелкий, невыразительный.

Работа над созданием такого характера, выявля­ющегося в острых, динамических ситуациях приключен­ческого сюжета,— это праздник для актера. Благодат­ный материал кажется настолько самоигрален, что и не требует от актера никаких особых усилий. Но в том-то и дело, что представление это обманчиво. И не сумей актер оправдать внешнюю динамику образа изнутри, выявить то огромное внутреннее напряжение сил, кото­рое стоит за внешним спокойствием и отвагой героя, его Федотов, быть может, поражал бы воображение лишь лихостью поступков, но вряд ли вызвал бы в душе зрителя ответный сердечный отклик, сопереживание.

Крайняя опасность, рискованность ситуации, в которую попадает герой Пав­ла Кадочникова, требует от него предельного самооб­ладания и находчивости. Кстати сказать, по свидетельст­ву драматургов, история эта абсолютно реальная и была рассказана им осенью 1945 года майором госбезопаснос­ти, с которым она и произошла. Авторы включили ее в сценарий лишь с незначительными изменениями в част­ностях... Внешне весь эпизод выглядит статично: ни стрельбы, пи погонь — стоят и разговаривают два немец­ких офицера. Но как эмоционально разнообразно, пси­хологически точно и сдержанно решает его Павел Ка­дочников.

...Как воздух необходима его Федотову связь с Це­нтром. Без нее обесцениваются все данные, добываемые с таким трудом. С этой целью он и приходит в назначен­ное время к кинотеатру — на встречу к посланному связ­ному. И вдруг однажды видит, как прямо к нему направ­ляется немецкий офицер с «железным крестом» на груди. Острый, сосредоточенный взгляд серых глаз Федотова — Кадочникова выражает лихорадочную работу мысли в этот момент.

Кто он, этот офицер? Откуда он его знает, и видел ли его Федотов раньше? Внешне он абсолютно спокоен. И чтобы как-то выиграть время, на всякий случай даже улыбается в ответ на радостно-ироничное приветствие немца: «Какая встреча... Кажется, мы с ва­ми встречались однажды в Москве?» Колоссальное на­пряжение памяти Федотов с удивительным хладнокрови­ем скрывает за холодной, корректной любезностью. Ре­шение приходит в какие-то доли секунды, подсказанное напоминанием о Москве: «За мысль, которую вы мне подали, Штюбинг, готов заплатить сколько угодно». От­личная профессиональная память помогает ему с аб­солютной точностью назвать все имена гитлеровских агентов, которых предал на допросе у советского генера­ла Штюбинг.

Теперь Федотов не боится Штюбинга, по­нимая, что оп — хозяин положения. И потому на вопрос немца: «Вы знаете, чем вы рискуете?» — спокойно от­вечает: «Ровно ничем...», называя одну за другой фами­лии преданных Штюбингом агентов. Федотов уже не просто спокоен, он наступает, используя создавшуюся ситуацию в своих интересах. На предложение Штюбинга отпустить Федотова и помочь ему исчезнуть из города он, издевательски улыбаясь, говорит: «А зачем? Мне нравится этот город...»

Все скрытое внутреннее напряжение момента, раз­решающееся победой Федотова, Павел Кадочников пе­редает минимальными актерскими средствами: через ску­пой сдержанный жест, взгляд и интонацию, в которых появляется сначала издевательски спокойная ирония, а затем приказ, по мере того как Федотов понимает, что выиграл. Выиграл не только свою жизнь, но и возмож­ность получить через Штюбинга жизненно необходимую информацию о том, кто из троих, оставшихся на свободе, провокатор, проваливший подпольную организацию.

Но по роду своей деятельности Алексей Федотов должен обладать не только личным бесстрашием, быст­ротой и гибкостью ума, отличной памятью. Он должен обладать еще и даром перевоплощения, чтобы, находясь в логове врага в облике офицера-интенданта Генриха Эккерта, не вызвать пи малейшего подозрения. В связи с этим хочется привести воспоминание одного из членов партизанского отряда о том, какое неизгладимое впечат­ление произвели на него внешность и манеры Николая Куанецова, когда он неожиданно увидел его в отряде в облике немецкого офицера: «Я просто не верил своим глазам. Он гордо запрокинул голову, выдвинул вперед нижнюю челюсть, на лице его появилось выражение напыщенного презрения. В первое мгновение мне было даже неприятно увидеть его таким. Чтобы разрушить это впечатление, я шутливо обратился к нему:

— Как чувствуете себя в этой шкурке? Он смерил меня уничтожающим взглядом, брезгливо опустив углы губ, и произнес лающим, гнусавым голосом:

— Альзо, нихт зо ляут, гер арцт! (Но не так гром­ко, господин доктор!) Холодом повеяло от этого высоко­мерного офицера. Я физически ощутил расстояние, па которое он отодвинул меня от себя. Удивительный дар перевоплощения!»

<...>

Правда, такой размах и несколько излишняя напори­стость будущего партнера вызывают у папаши некото­рое смущение. Зато у сына, Вилли, планы Эккерта вызывают зависть. А именно заинтересованность Вил­ли— адъютанта начальника охраны ставки Гитлера Руммельсбурга — и нужна Федотову: он помогает Федо­тову—Эккерту, своему «коммерческому партнеру», устроиться в армию в качестве офицера-интенданта.

Блеска элегантности Эккерт —Кадочников не теряет и в армии. Но в его осанке, в поведении появляются теперь дополнительные краски — высокомерное превосходство человека очень состоятельного и потому в значительной степени независимого от начальства. Отчужденностью веет от его сословного чванства, вызывающего у «сослуживцев» ощущение дистанции. Только с Вилли, который необходим ему как источник важной информации, сохраняет он шутливо-дружеский тон общения. Перед этим напыщен­ным индюком Федотов — Эккерт Кадочникова успешно носит маску человека глубоко цивильного, доброго малого, пониманию которого недоступны и неинтересны хитроспле­тения военно-карьеристских интриг Вилли. С глуповатым простодушием, что называется на голубом глазу, спраши­вает он у взволнованного Вилли о предстоящем приезде генерала Кюна: «А это что, хорошо или плохо?» И сама просьба Эккерта включить его в список лиц, приглашенных на день рождения к Кюну, звучит всего лишь как тщеслав­ное желание избалованной особы —ничего больше...

Совсем другой Эккерт — Федотов Кадочникова в сценах с предателем Родины. Нескрываемым презрени­ем полны взгляд, голос, когда, получая из рук подобост­растно согнувшегося Медведева список евреев и комму­нистов, он коротко бросает: «Хорошо. Мы рассчитаемся с вами. Идите».

Конечно, восторг, восхищение зрителей были от­даны главным образом Федотову «в роли» Генриха Эк­керта. Потому что Федотов сам по себе, с априорно заданной авторами в начале фильма и доверчиво восп­ринятой зрителями положительностью, был привычен. Он не потрясал воображения. Свойственное ему чувство ответственности за жизнь разведчицы-радистки Лизы — Терезы, подпольщиков Легцука и Астахова, его предан­ность Родине, беспощадность к предателю —все эти ка­чества воспринимались как естественная, само собой ра­зумеющаяся нравственно-этическая норма для героя та­кого масштаба личности.

А вот что действительно потрясало воображение, так это та высочайшая мера отваги и находчивости, которую проявлял Федотов под непривычной для зрите­ля тех лет маской фашистского офицера, находясь ли­цом к лицу с врагом, в самом его логове. Покорял восхитительный артистизм, с которым Федотов Кадоч­никова водил немцев за нос.

К тому же, изображая Эккерта, актер с подкупающе откровенной демонстративностью использовал найденный драматургами дополнительный «нокаутирующий» зрителя прием — «разбросанные» на протяжении всей приключен­ческой фабулы реплики с двойным смыслом, понятным, естественно, только «нашим» — герою фильма и сидящим в зале зрителям. Особенно зрителям того далекого, всего лишь второго послевоенного года. Реплики эти усиливали духовное взаимопонимание между Алексеем Федотовым и зрительным залом, в котором каждый переживал за героя как за самого себя и чувствовал личную сопричаст­ность к его успехам и победе... Когда на дне рождения генерала Кюна именинник поднимал тост «За победу!», и Федотов —Эккерт значительно подчеркивал: «За нашу победу!» — это неизменно вызывало бурю восторгов. «Он живет двойной жизнью— для врагов и для дру­зей, а друзья — это весь зрительный зал, отвечающий овацией, когда герой смело и вместе с тем уверенно поднимает бокал «За нашу победу» в самом логове фашистских захватчиков»,— писала в те дни газета «Со­ветское искусство»*.

С таким же подтекстом произносится актером, к примеру, и такая реплика, как «мы рассчитаемся с вами», обращенная к предателю Медведеву.

Конечно, подобные драматургические ходы были данью времени, когда враг изображался, как правило, оглупленным и недалеким, и считалось, что такую «тон­кую» игру нашего разведчика он не в состоянии раз­гадать. «После войны было другое искусство — предель­но обобщенное, другая интонация — приподнятая. Коне­чно, были и исключения, например Казакевич, но не они определяли тенденцию. Врага изображали плакатно. Пе­рвый думающий немец появился, как ни странно, в при­ключенческом фильме «Подвиг разведчика»,— отме­чал писатель Борис Васильев.

Таким «думающим немцем» был начальник Вилли Поммера— Руммельсбург. Но характерно, что именно с ним Федотов, по воле драматургов, ни разу не стал­кивается непосредственно. В его орбите чаще всего тупое ничтожество — Вилли, изображаемый артистом С. Мар­тинсоном с откровенной плакатной сатиричностью. С та­ким «противником» можно было без опасения играть в приключенческие игры. «С. Мартинсон играет Вилли Поммера в своей обычной эксцентрической манере, сове­ршенно выпадая из общего реалистического стиля ак­терской игры. Вилли Поммер... совсем не должен быть таким придурковатым, каким делает его Мартинсон. Этим снижается напряженность сюжета и умаляется за­слуга Федотова, сумевшего запутать и использовать Поммера в своих интересах»,—писал по выходе фильма на экран Р. Юренев.

Авторы фильма нет-нет да и ставят актера в весьма трудное положение, заставляя действовать его героя в си­туациях, психологически и логически необъяснимых, произносить монологи, излишне прямолинейные. Так, например, на дне рождения у генерала Кюна, известного не только своей жестокостью, но и подозрительностью даже к ближайшим друзьям, этот самый Кюн выделяет почему-то из всех офицеров именно Эккерта, видя его впервые, ему оказывает наибольшее расположение. Бу­дучи никак не подготовленным предшествующими собы­тиями, эпизод этот воспринимается придуманным специ­ально для того лишь, чтобы облегчить герою проник­новение в кабинет генерала и последовавшее затем его пленение.

И Кадочникову ничего не остается больше, кроме как демонстрировать неотразимую «победительность» героя из приключенческого фильма: беспрепятственно проникать в кабинет генерала, бесшумно и ловко дви­гаться в нем, прятаться за шторой, когда во время сиг­нала тревоги в кабинет генерала начинают стучаться офицеры охраны. И, наконец, направив пистолет на генерала в оставшиеся считанные минуты до прихода солдат охраны успеть произнести монолог о героизме и самоотверженности советских людей.

Все это Кадочников проделывает безупречно: очень динамично, четко, держа зрителей в напряжении.

МАРИЯ ПАВЛОВА. : «Павел Кадочников» // Издательство «Искусство».