Признание зрителей, кто спорит, великое дело, но поистине судьбоносным для Кадочникова-актера стало признание его таланта кинорежиссерами. Они обрати­ли внимание на Павла Кадочникова еще в бытность его студентом. В 1933 году он был приглашен в фильм «Со­вершеннолетие» на роль комсомольца-подпольщика Михася. Роль была небольшая, съемочный период окон­чился быстро, так что учебу в институте восемнадцати­летний Павел не прерывал.

По-настоящему «открыл» Кадочникова для кино режиссер Сергей Юткевич. Он взял понравившегося ему театрального сказочного Леля на эпизодическую роль простого русского солдата в прогремевший в свое время фильм «Человек с ружьем».

Кадочников сам удивлялся такому выбору, тем бо­лее, что с этого эпизода фильм начинался. В книге «Оставайтесь молодыми» актер пишет о своем понима­нии роли, о том, как происходили съемки, о счастье встречи с режиссером, которого понимал он и который понимал его.

«Перемирие в осточертевшей всем честным людям Первой мировой войне. Втыкают в землю штыки рус­ские. Их доброму примеру следуют немецкие солдаты.

Как не порадоваться — пусть и минуточку! — взаи­мопониманию, возникшему между солдатами недавно еще воевавших не на жизнь, а на смерть враждующих армий. Моему герою — солдату-крестьянину — особенно дорога мирная жизнь. Вне себя от радости снимаю шапку, насыпаю в нее семечек и иду по траншее окопа. «Куда?» — спрашива­ет меня Иван Шадрин. Отвечаю с улыбкой: "Немца уго­щаю. Советую ему немецкого царя свергнуть. Понима­ет черт... Говорит "гут"...»

Вылезаю из окопа и иду, безоружный, как и многие мои боевые друзья, к немцам брататься!

Но офицер срывает плакат «Долой войну!», выры­вает винтовку из земли, в ожесточенной злобе кричит:

— Измена! Назад, изменники!

...Капитан входит в азарт стрельбы. В ответ разда­ются выстрелы и с немецкой стороны. Вот уже застро­чил пулемет.

Я попадаю под перекрестный огонь чужих и своих. Вынужден с русскими солдатами возвращаться к свое­му окопу. У проволочного заграждения запутываюсь, рассыпаю семечки. Торопливо подбираю их. Встаю в полный рост, умоляю:

— Стой, братцы! Не стреляйте! Своих бьете!..

И в этот миг, на самом гребне окопа, меня настигает немецкая пуля. Помутилось сознание. Закружились небо, земля — и я падаю в окоп между Шадриным и офицером...

Ко мне подбегает Юткевич, обнимает, целует и го­ворит:

— Молодец, Павлуша! Очень хорошо!..

Стою, смущенный похвалой, счастливый, что не подвел режиссера-постановщика. А Сергей Иосифович еще и извиняется:

— Павлуша, извините меня, пожалуйста, дорогой. Ведь вы шлепнулись в окоп с грязью.

— Да что вы, Сергей Иосифович, отвечаю. — Окоп как окоп. Осенью он и должен быть с грязью. А то, что я плюхнулся в нее, так меня же немецкая пуля смер­тельно ранила.

Конечно же, режиссер понимал, что я должен был упасть не на дно окопа, а на руки Шадрину. Но, войдя в образ, я остро ощутил смертельное ранение и со всего маха упал так, что Борис Тенин, игравший Шадрина, не удержал меня, и я плюхнулся в липкую жижу. Ничего особенного в этом поступке я не нашел».

Я прибегла к столь длинному цитированию, чтобы показать, какой большой труд вложил актер в этот ма­ленький эпизод, сделав собственную его прямо-таки режиссерскую раскадровку до мельчайших деталей. Он и впредь будет скрупулезно осмысливать каждую свою роль, работать с предельной самоотдачей. И, что важно, для зрителей труд этот, поиск верного решения роли останутся за кадром, они увидят лишь результат — психо­логическую правду, правду жизни, воплощенную в об­разе.

Сергей Юткевич испытывал творческое удовлетво­рение, работая с ним. «Всего десяток метров на экране, но нам становится ясно: Кадочников — настоящий ки­ноактер», — скажет о нем режиссер.

В 1940 году Юткевич пригласил Кадочникова на роль Леньки Сухова в кинофильм «Яков Свердлов». Образ Леньки был близок актеру. Так же, как и он, Су­хов был с Урала, тоже приехал оттуда в Питер с котом­кой за плечами. Но только Сухов принимал участие в революции, а Павел рос уже в советское время.

Долго не могли найти актера на роль Алексея Мак­симовича Горького. «Может быть, вы попробуете?»- спросил режиссер Кадочникова, видимо, вспомнив, что тот играл писателя на сцене театра.

Кадочников растерялся, он подумал, что тогда ему придется отказаться от роли Сухова. Но, как выясни­лось, Юткевич предлагал ему Горького в качестве вто­рой роли.

Дирекция студии не дала согласия даже на кино­пробу. Юткевич пошел на хитрость: снял эпизод встречи Свердлова с Горьким, которого сыграл убеди­тельно загримированный Кадочников, на пленку и представил ее на худсовет. Против этого кандидата на роль худсовет не возражал. «Ну вот, Сергей Иосифович, — сказал директор студии, — нашли же другого ак­тера на роль Горького вместо вашего любимца Кадоч­никова!». — «А это и есть Кадочников», — спокойно парировал режиссер.

Кадочников стал для Юткевича своего рода талис­маном. Замышляя новую картину, он непременно при­глашал сниматься своего «любимца Кадочникова». Если в сценарии роли для него не находилось — сам придумывал какой-нибудь эпизод и просил:

— Павлуша, сыграйте на счастье!.. Вы — везучий, а я — суеверный.

И «Павлуша», по собственному признанию, не мог ему отказать. Играл — на счастье — все, что ему пред­лагалось, играл от всей души.

Приходит на память другой такой «везунчик» — Григорий Александров.

Коллеги режиссера, приступая, как теперь это на­зывается, к новому проекту, отрывали у него «на счас­тье» пуговицу. Было что-то общее и в их с Кадочнико­вым внешнем облике, манере держаться: всегда подтя­нутые, элегантные, приветливые, предупредительные... Александров, правда, свидетельствуют знавшие его, — не без игры. Но это так, к слову.

Еще до «Якова Свердлова» Кадочников снялся в картине П. Петрова-Бытова «Разгром Юденича» в роли рабочего. На съемках он должен был ползти по-плас­тунски, падать в снег, тащить тяжелый пулемет. А вече­ром — быть в форме, чтобы играть в театре. Кадочни­ков не позволял себе отсутствовать на репетициях. Он изматывался, курсируя между Кировским проспектом, где находилась киностудия, и улицей Желябова, где был театр, но держался. Его все больше тянул к себе кине­матограф — в нем он видел свое будущее. Но бросать театр ему казалось невозможным, почти что предатель­ством. Ведь с ним связано столько хорошего. Благодаря театру он научился всему, что использовал в кино, стал тем, кем хотел быть, — настоящим актером. И он не уходил из театра. Но уже не представлял своей жизни без кино.

И кино уже не могло обходиться без Кадочникова.

Собираясь снимать в 1940 году «Музыкальную ис­торию», режиссер А. Ивановский пригласил поначалу на роль шофера такси Пети Говоркова, ставшего впос­ледствии оперным певцом, Павла Кадочникова. Пред­полагалось, что в первых частях картины, до поступле­ния Говоркова в консерваторию, петь будет сам Кадоч­ников, обладавший хорошими вокальными данными. А Говоркова — оперного певца будет озвучивать С.Я. Ле­мешев. Худсовет же решил не брать на эту роль двух актеров, а предложить ее одному Лемешеву. Конечно, с драматургической стороной роли Кадочников, думает­ся, справился бы лучше. Но как не порадоваться не только волшебному лемешевскому голосу, звучащему на протяжении всего фильма, но и неповторимо обая­тельному облику певца, запечатленному в «Музыкальной истории», которую мы смотрим с удовольствием по сей день.

Кинорежиссер А. Ивановский о Кадочникове не за­был и пригласил его в 1941 году на роль композитора Мухина — героя другой музыкальной истории в филь­ме «Антон Иванович сердится».

Это была шестая по счету картина, в которой сни­мался Кадочников, но первая, где он играл главную роль. «Антон Иванович сердится» — одна из лучших со­ветских кинокомедий. Жизнерадостная, солнечная, полная юмора и комических ситуаций, она вместе с тем несет в себе серьезную мысль.

Известный органист, профессор консерватории Ан­тон Иванович Воронов признает только классическую музыку — Генделя, Баха, Бетховена... Свою дочь Си­мочку, студентку вокального факультета консервато­рии, он видит в будущем исключительно камерной пе­вицей. В Симочку влюбляется молодой композитор Алексей Мухин, который работает в так называемом легком жанре. После ряда забавных недоразумений они знакомятся, и Симочка приглашает его к себе домой на день рождения. При этом, зная крутой нрав отца и его непримиримость в утверждении своих взглядов, она просит Мухина не говорить при нем, в каком жанре он работает. Но даже ради любимой девушки Алексей не желает ронять своего достоинства и казаться не тем, кто он есть на самом деле. В ответ на просьбу Антона Ивановича сыграть что-нибудь свое он играет фокстрот из своей музыкальной комедии «Весенняя песня». Раз­гневанный профессор указывает ему на дверь... Симоч­ка на свой страх и риск соглашается петь на сцене вальс из оперетты Мухина. Воронов слышит пение дочери. Казалось бы, беды не миновать... Но все кончается, как и положено в комедии, хорошо.

Положительный герой кинокомедии — обычно са­мая невыгодная и неблагодарная роль. На фоне ярких, карикатурных отрицательных персонажей он выглядит тусклым и скучным. Однако если бы Кадочников, что­бы избежать этого, принялся бы комиковать, роль была бы провалена. Тем более если учесть, что его Мухин серьезно и поначалу безответно влюблен в Симочку. Влюбленный, который вызывает смех?..

И Кадочников делает своего героя не смешным, а трогательным. Для обрисовки его он использует не гро­тесковые, а мягкие акварельные краски: легкий юмор, улыбку, такт, деликатность в проявлении чувств. Но — твердость, когда речь идет о деле его жизни — сочине­нии музыки.

Как бы ни были различны роли, которые играл Ка­дочников в театре или в кино, в большинстве из них он сохранял основные черты своей актерской личности: простоту, лиризм, задушевность, боязнь «красивости». В Кадочникове неповторимо соединялись мужествен­ность, детскость души, мягкость и твердость, прямота, сдержанность и стихийная эмоциональность. Он обладал способностью создавать из того, что имел от приро­ды, нужный образ.

Процесс этот, конечно же, подсознательный, как и всякое творчество. Андре Моруа писал о литературных героях: «Почти все наши персонажи родились из нашей плоти и крови, и мы точно знаем, хотя не всегда отдаем себе в этом отчет, из какого ребра сотворили мы эту Еву, из какой глины мы вылепили этого Адама. Каждый из наших героев воплощает знакомые нам состояния души, намерения, склонности, как хорошие, так и дурные, как возвышенные, так и низменные, правда, все они видо­изменяются и преображаются».

Настоящий актер — непременно соавтор своей роли. В фильме «Антон Иванович сердится» дистанция между актером и героем порой так мала, что они слива­ются в один образ. И будто не Кадочников, а Алексей Мухин, счастливый от успеха своей «Весенней песни», шагнул с экрана на ленинградские улицы, молодой, красивый, талантливый, любящий и любимый. Радость жизни переполняет его. «Здравствуйте! Не правда ли, сегодня прекрасный вечер! — хочется крикнуть ему встречным.

Я не случайно с этих страниц книги Кадочникова начала повествование о нем — в них, как при вспышке магния, высветилось его мироощущение, душевный строй, человеческая суть.

...Было это вечером 21 июня 1941 года. А назавтра кончилась мирная жизнь. Война!.. В первые же дни Кадочников подал заявле­ние с просьбой зачислить его в народное ополчение.

«Война не испугала меня и моих товарищей. Мы не чувствовали страха. Наоборот, нас охватил какой-то об­щий порыв, грандиозный подъем сил. Нам хотелось скорее ехать на фронт — бить врага. Но было бы само­обманом называть это мужеством. Мы по-мальчишески мечтали о подвигах. Я и мои товарищи по театру были тогда еще слишком легкомысленны, чтобы понять раз­мах и значение этой народной трагедии», — вспоминал актер.

В райкоме ВЛКСМ, однако, заявление его не приня­ли, сказали, что он больше пользы принесет Родине на фронте искусства.

«Антон Иванович сердится» вышел на экраны в ав­густе. В зрительном зале люди смеялись и грустили. Они видели ярко освещенный зал Ленинградской фи­лармонии, до отказа заполненный зрителями, белые ко­лонны, хор, поющую Целиковскую — Симочку в рос­кошном платье, и не могли сдержать слез, прощаясь с мирной жизнью. А от расклеенных по городу афиш со­здавалось впечатление, что Антон Иванович сердится именно потому, что нарушен мир...

Вскоре Кадочников отправился в Сталинград — сниматься у братьев Васильевых, создателей бессмерт­ного «Чапаева», в фильме «Оборона Царицына». Линия фронта приближалась к Волге, и киногруппа была эва­куирована в Алма-Ату.

До столицы Казахстана добирались почти полтора месяца. Кадочников еще не совсем пришел в себя от долгой дороги, когда Сергей Михайлович Эйзенштейн, приступивший к работе над фильмом «Иван Грозный», пригласил его попробоваться на роль князя Владимира Старицкого. Кинопробы прошли успешно.

В начале войны в Алма-Ату переехали «Мосфильм» и «Ленфильм» — там была создана Центральная объединенная киностудия (ЦОКС), из чего следовало, что недостатка в творческих кадрах не испытывалось. А выбор Эйзенштейна пал на Кадочникова.

Сниматься у режиссера с мировым именем! Ну, как тут не вспомнить о везучести Кадочникова. Будто кто- то вел его от удачи к удаче.

Вчерашний композитор Мухин из современности перенесся в шестнадцатый век, из консерватории и кон­цертного зала — в царские палаты: на этот раз актеру предстояло трансформироваться в неразумное велико­возрастное дитя — князя Старицкого, ввергнутого влас­толюбивой матерью в борьбу за трон и закончившего свою короткую жизнь на плахе.

Сложный образ, трагическая судьба! Объясняя ак­теру, как надо играть Старицкого, режиссер не скрывал трудности задачи. Социальное сознание восемнадцати­летнего князя Старицкого, говорил он, находится на уровне четырнадцатилетнего подростка. А чтобы получился четырнадцатилетний, надо играть… трехлетнего.

В сцене свадьбы Ивана Грозного Старицкий Кадочни­кова должен был вести себя как глухонемой.

Во второй серии в сцене «пира» Владимир все тот же «глухонемой», святая простота, но актерская задача Кадочникова усложнялась тем, что Владимир на пиру в царских одеждах восседает на троне. Надо обладать вы­соким актерским мастерством, чтобы при таких «ис­ходных данных» суметь передать смысл роли, суть изображаемого характера. Кадочников — сумел.

Еще раньше, когда Кадочникова только утвердили на роль Старицкого, Эйзенштейн предложил ему и вто­рую роль, Евстафия, совершенно несхожую с первой: Евстафий — духовник мира, младший Колычев, брат митрополита Филиппа, не просто шпион боярской оп­позиции в стане Ивана — принципиальный противник Грозного.

Третья роль, сыгранная Кадочниковым в «Иване Грозном» — халдей. Роль небольшая, но потребовав­шая от исполнителя, по его признанию, совсем иной актерской техники, чем две первые.

Вызывает восхищение точность видения Эйзенш­тейна, его способность раскрывать грань за гранью дарование актера. Но как не воздать должное и актер­ской отваге Кадочникова, взявшегося за решение та­ких разных и сложных задач? Верно говорят, что отва­га — атрибут таланта, и чем талант больше, тем от­важнее. Актерская судьба Павла Кадочникова тому доказательство.

Третья роль, сыгранная Кадочниковым в «Иване Грозном» — халдей. Роль небольшая, но потребовав­шая от исполнителя, по его признанию, совсем иной актерской техники, чем две первые.

Вызывает восхищение точность видения Эйзенш­тейна, его способность раскрывать грань за гранью дарование актера. Но как не воздать должное и актер­ской отваге Кадочникова, взявшегося за решение та­ких разных и сложных задач? Верно говорят, что отва­га — атрибут таланта, и чем талант больше, тем от­важнее. Актерская судьба Павла Кадочникова тому доказательство.

Работа у Эйзенштейна очень много дала Кадочни­кову-актеру. Он понял одну из основных особенностей стилистики Мастера. В «Иване Грозном», пишет Ка­дочников в своей книге, нельзя было играть, опираясь только на свой профессиональный и житейский, «быто­вой», опыт: просто, непринужденно, правдоподобно. Это было бы губительно для замысла фильма. Ведь Иван Грозный — это сложная правда, не лежащая на поверхности, в пределах повседневного быта.

В свою очередь, Эйзенштейн ценил в молодом акте­ре интуитивное чувство правды, в обычном ее понима­нии — как чутье на фальшь. Обычно режиссеры не лю­бят показывать рабочий материал картины, не имеющий отношения к монтажу. А Сергей Михайлович нередко сверял свои решения с будущими зрителями, простыми людьми. Он мог прокатать «сырую» пленку и перед ак­терами киногруппы, но не перед всеми, а лишь двумя. «Я разрешаю присутствовать на монтаже, — говорил он Кадочникову, — старому и малому. Вам — за де­тский нрав и непосредственность, а Бучме — потому что он старый и мудрый, да еще с богатым актерским опытом».

В Кадочникове Эйзенштейна поражала его редкая даже среди актеров способность к трансформации.

«Вы так перевоплощаетесь, что могли бы сыграть все роли в фильме», — шутя говорил он ему. Когда Кадочников уезжал из Алма-Аты, режиссер на прощание подарил ему свою фотографию с надписью: «Дорогому Оборот­ню Павлу, с необыкновенной легкостью проходящему километры извилистых путей — с помощью одной свечки, на память об алма-атинском заключении. С лю­бовью. С. Эйзенштейн».

Кадочников возвратился в Новосибирск, откуда ез­дил на съемки и где находился в то время Новый ТЮЗ. (театр был эвакуирован сначала в маленький кузбас­ский городок Анжеро-Судженск, но позже переехал в Новосибирск).

Еще шла война, а в воздухе уже пахло весной побе­ды. «Мосфильм» и «Ленфильм» покинули Алма-Ату. Возвращались из эвакуации и театры.

После окончания ленинградской блокады Кадочни­ков и его жена, которая была рядом с ним и в Алма-Ате, и в Новосибирске, вернулись в Ленинград, где их встре­тили пережившие все ужасы блокады его родители.

Закончив сниматься в «Иване Грозном», Кадочни­ков какое-то время выступал на сцене театра, участво­вал в концертных поездках по областям. Однако кине­матограф не желал отпускать его от себя. Кадочников очень любил свой театр, он понимал, что подводит его своими отлучками. Его не упрекали, им дорожили, но он сам ощущал, что назрела необходимость выбрать что-нибудь одно — сцену или экран, чтобы не надо­рвать силы в бешеном ритме работы, не скатиться к халтуре.

Решение пожертвовать театром далось нелегко — там он родился как актер, с театром была связана его юность, его прекрасное прошлое...

Но Рубикон перейден.

«Иван Грозный» вышел на экраны в 1944 году. А в конце того же года Кадочникову прислали вызовы сразу две киностудии: «Мосфильм» — на роль Незнамова в картине «Без вины виноватые», которую начинал сни­мать режиссер В.Петров, и на заглавную роль в фильме «Робинзон Крузо», к съемкам которого на Тбилисской студии приступал А. Андриевский.

Кадочников выбрал «Робинзона Крузо». Дело в том, что это была экспериментальная картина: математик и режиссер Александр Николаевич Андриевский задался целью снять стереоскопический фильм, первый в стра­не. Актера привлекала перспектива быть причастным к созданию этого технического чуда, хотя он понимал, что роль его здесь минимальна, во всяком случае, не ре­шающая для успеха фильма. В конце 1944 года Кадочников отправился на съем­ки в Тбилиси. Жена, на последнем месяце беременнос­ти, поехала с ним. Свекровь ее отговаривала: «Куда ты едешь? Трое суток в поезде, чего доброго, разрешишься по дороге. Оставайся дома!». Но у Розы была железная отговорка: «Если я не поеду с Павликом, мы потеряем­ся. Ведь война!» Вещей с собой взяли много: съемки могли затянуться на годы.

Ехали в шикарном международном вагоне. Но пра­ва оказалась мать Кадочникова: почти на третьи сутки пути, когда поезд приближался к Кропоткину, у Роза­лии начались схватки. Кто-то сказал, что рожать в этом городе ни в коем случае нельзя: там плохие врачи. Надо было терпеть. Кропоткин проехали. Розалия от боли вцепилась зубами в подушку. Павел Петрович надел принесенные проводницей резиновые перчатки и при­готовился принимать роды. Но тут подоспела следую­щая станция — Кавказская, Розалию положили на но­силки и прямиком доставили в роддом, благо больница была рядом с вокзалом.

Она рожала под самый Новый год. Кадочников, простоявший под окнами всю ночь, слышал первый крик родившегося на свет сына. Счастливый отец дал из ружья три выстрела в воздух. Гильзы от патронов хранились в семье всю жизнь...

На Кавказской Кадочникова с женой и новорожден­ным сыном посадили в общий вагон поезда, следовав­шего в Тбилиси. На этот раз они ехали в ужасных усло­виях, в тесноте, среди курящих, пеленки негде было ни постирать, ни посушить.

В то время в Грузии было неспокойно. Однажды ночью, когда съемочная группа возвращалась в гости­ницу, в Кадочникова стреляли. Его спас администратор, толкнув в подворотню. Пете было около трех лет, когда его чуть не отравили. Было это в Сухуми. Розалия забежала в магазин, оставив мальчика возле дверей. А когда вышла с покупками, увидела его плачущим: Петю чем- то угостил «добрый» дядя. Ребенку становилось все хуже и хуже. Вызванный врач вернул его к жизни, но посоветовал родителям как можно быстрее вернуться в Ленинград.

А что же фильм «Робинзон Крузо»? Съемки его за­вершились в 1947 году. По мнению специалистов, это был лучший, с технической точки зрения, стереоскопи­ческий фильм. На первых зрителей картина произвела большое впечатление, благодаря объемному изображе­нию на специальном зеркальном экране. Стереовариант фильма демонстрировался в Москве, в помещении быв­шего «Востоккино».

Но вскоре случилась беда: сложный стереоэкран, сооружавшийся много времени, разбился. Сделанный взамен старого новый экран не обладал оптическим эф­фектом прежнего. Фильм, который привлекал зрителей именно этим эффектом, потерял к себе интерес.

А позже, когда был сконструирован хороший сте­реоэкран, выяснилось, что негатив первой серии «Ро­бинзона Крузо» потерян.

Между тем вышедший на экраны в 1945 году фильм В.Петрова «Без вины виноватые», которому Кадочни­ков предпочел «Робинзона Крузо», имел огромный успех, и большая заслуга в том принадлежала прежде всего тогда еще никому не известному молодому актеру Владимиру Дружникову, сыгравшему Гришку Не­знамова.

С первой же своей картины он достиг вершины сла­вы. Такой стремительный взлет таил в себе опасность некой «кессонной болезни», и мало кому в такой ситуа­ции удалось ее избежать. Дружникову, ставшему вмиг очень знаменитым и популярным, киноактером, по ко­торому публика буквально сходила с ума, — не удалось. «Закипевшую» кровь он охлаждал известным с давних пор на Руси способом. Была у него хорошая роль в «Сказании о земле Сибирской», еще в двух-трех филь­мах, а дальше все пошло по нисходящей... Но тогда, после «Без вины виноватых», талантливый, молодой, красивый Владимир Дружников пожинал плоды беше­ного успеха.

Может быть, Кадочников и пожалел о своем неудач­ном выборе, если бы судьба не дала ему шанс. Опять везение!

Тут уж выбирал не он — выбрали его.

ЛИАНА ПОЛУХИНА. : «Павел Кадочников» // Популярное издание «Алгоритм-Книга» 2007.