(...)
Евгения Гинзбурга, сказал я, нельзя назвать дебютантом, хотя это первая его работа в кино. Он поставил несколько интересных развлекательных программ на телевидении, и в лучших из них (достаточно вспомнить «Волшебный фонарь») были явственно ощутимы признаки образного мышления, а не просто умения эффектно подать «звезду». Такое умение и само по себе впечатляет, тем более что в сочетании с чувством юмора и чувством стиля встречается редко. Но мне бы хотелось подчеркнуть именно художественные достоинства телевизионной режиссуры. Гинзбурга.
Главным образом его мастерство выстраивать эстрадный музыкальный номер как театрализованный сюжет, как насыщенное действием зрелище. В этом смысле его постоянное сотрудничество с Людмилой Гурченко, чья музыкальная одаренность не нуждается в рекомендациях, было так же закономерно, как и то, что рамки телепрограммы, телеревю рано или поздно должны были стать для этого сотрудничества тесны. Это были как бы наброски к большому мюзиклу, предназначенному для того, чтобы наконец дать Гурченко возможность обнаружить разносторонность своей актерской природы в пределах одной роли. Такой роли, где бы требовалось не просто петь и танцевать—так сказать, по поводу и без повода, — но воплощать музыкальными средствами полнокровный драматический характер. Пьеса Чапека подходила для этой цели. Роль здесь у Гурченко во всех отношениях выигрышная. Партнеры — высокого
класса. И все-таки получился всего лишь еще один бенефис. (Я говорю «всего лишь», потому что на сей раз задача была совсем другой.) Каждый из музыкальных эпизодов фильма был бы, наверное, уместен и даже по-своему ярок, если бы показан был отдельно от других; например, в случайном контексте какой-либо телевизионной передачи. Но опираясь лишь на законы шлягера, невозможно добиться художественной целостности. Несколько шлягеров — это еще не музыкальная драматургия. Хотя Георгий Гаранян — отличный музыкант, тонкий знаток джаза, написанная им для фильма музыка достаточно служебна, чтобы именно в ней, прежде всего в ней могло воплощаться развитие драматического конфликта. Режиссер оказался пленником «шлягерного» мышления, пленником красивого жеста, хотя, вероятно, стремился выглядеть рыцарем гротеска и стилизации. Похоже, он слишком серьезно воспринял рефрен той песенки, которую когда-то поставил для Армена Джигарханяна: «Только не надо переживать!» Мюзикл, конечно, не психологическая драма, но даже самый условный прием не отменяет необходимости актерского переживания, а лишь меняет способ существования актера в образе. Ритмическая организация действия не лишает персонажей душевной жизни, а, напротив, обостряет ее проявления. Если же полагаться только на прием, можно очень быстро исчерпать сколь угодно богатый арсенал приемов. И тогда все, что раньше являлось «коньком» режиссера, станет работать против него.
Видишь ли, не сдавался собеседник, может быть, ты и найдешь сочувствующих в узком кругу профессионалов, а широкому кругу зрителей вдаваться в эти тонкости ни к чему: ну что все это, в самом деле, по сравнению с победительным выходом Людмилы Гурченко,
«звезды» в роли «звезды»! И разве все это способно перевесить сам факт неожиданного перевоплощения Армена Джигарханяна в уморительного и жалкого старика, а Сергея Шакурова — в загадочного оборванца, излучающего такую бешеную жажду жизни, что прохожие от него шарахаются! И разве кому-то может быть дело до рецензентских придирок, когда так заманчиво увидеть Олега Борисова не просто в роли ехидного джентльмена, но джентльмена поющего! Да если хочешь знать, достаточно одного ослепительно белого костюма, в котором так изысканно выглядит Александр Абдулов, чтобы успешно опровергнуть (или, во всяком случае, проигнорировать) все твои умозаключения... Я, конечно, утрирую, добавил собеседник с неподдельной грустью; проблема тут не столько в белом костюме, сколько в том, что у этого фильма, хотя бы ты и доказал, почему он не состоялся, не может не быть множества сторонников. Как бы безотносительно к его достоинствам и недостаткам. И хотя бы уже потому, что потребность в ярком зрелище, в киноразвлечении, к сожалению, пока еще остается во многом неудовлетворенной.
Но и на сей раз я не мог с ним согласиться. Ведь если оправдывать принципиальную неудачу привходящими обстоятельствами, то почему бы не признать эту неудачу — временно, условно — удачей? А там, чего доброго, и образцом, на который — временно, условно—стоит равняться.
Ну что ж, вздохнул он, пиши рецензию. О том, как ты позволил себе заметить, что так и не понял, каков рецепт ее молодости. Но только, пожалуйста, не делай вида, будто тебе известен рецепт изготовления мюзиклов...
В заключение мне остается добавить, что беседовал я сам с собой.
Семеновский В. Только не надо переживать… (о фильме «Рецепт ее молодости») // Сов. экран, 1984, №8, апр., с.8-9