События, которым посвящен фильм «Мы из Кронштадта», как понятно из самого названия, происходили на Балтике.
Ровное, серое, пасмурное небо.
Пустынный пейзаж с одинокими соснами.
Неспокойное, суровое море...
Но снимать эту характерную картину северных широт где-нибудь там, под тем же Кронштадтом, было бы просто опасно — каждую минуту мог бы пойти дождь, туман затянул бы все вокруг... Да и света маловато. И решено было отправиться в Крым.
В Крым?!! Балтика в Крыму — нелепость!
Да, нелепость, ню только на первый взгляд. Черное море великолепно «сыграло» за Балтийское. А безоблачное, голубое небо юга в черно-белом фильме как раз и получилось этим самым серым, ровно затянутым небом Балтики. Кстати, интересно — появление даже самого малюсенького белого облачка сразу разоблачило бы этот «обман».
Сразу стало бы понятно, что это не северное беспросветно серое небо, а синий «океан» юга с плывущим по нему белым «корабликом».
А так бывало. И мы часами сидели и ждали, когда этот «кораблик» проплывет мимо. В фильме есть, конечно, и облака, и тучи, но тогда важно было, чтобы уж весь объект был снят в облаках. Если же начали снимать небо ровное, серое — гляди в оба, чтобы не было ни единого облачка. Со стороны кажется: какое безобразие, сидят, ни черта не делают и теряют попусту драгоценное время!
А вы думаете, это так легко?
Много таких «пустяков» требуют от режиссера и всего съемочного коллектива огромной выдержки и терпения.
Иной наблюдатель сказал бы: поверните аппарат немного влево или вправо, облачко останется за кадром — и все в порядке.
Легко сказать!
Поверни, и изменится вся композиция кадра. Не там будет море. Сосны. Люди! Не то направление света. Облачко из кадра уйдет, а какая-нибудь постройка в него влезет.
То-то и оно!
И вот сидим и ждем.
В этом отношении Дзиган обладал редкой выдержкой, терпением и спокойствием.
Во время съемок фильма порой дело упиралось не только в облака. Ведь могут быть такие положения, от которых зависит глубоко принципиальная сторона решения творческого замысла режиссера. Уступи, не прояви достаточной твердости — и интересное, оригинальное раскрытие внутреннего содержания сцены потеряно.
Тут я не могу не рассказать об одном таком случае.
В сцене казни моряков есть такой кадр — связанные, с тяжелыми камнями на груди, стоят плененные герои. Осталась считанные минуты их жизни... А перед глазами — широкий морской простор. Гуляет по волнам вольный ветер. Над белыми барашками волн свободно парят белокрылые чайки.
Можно снять отдельно летающих чаек, потом отдельно моряков, ожидающих своей тягостной участи. Потом эти отдельные кадры смонтировать. Конечно, зритель бы понял — вот, мол, птицы свободны, а люди лишены этой свободы.
Дзиган решил снять иначе. Стоят связанные люди. А за их спинами, на заднем плане, через кадр пролетают свободные птицы. Это совсем другое дело! Тут у зрителя это сопоставление возникает самостоятельно. Увидев птиц, как бы случайно пролетающих через кадр, у него самого возникнет мысль, которую исподтишка подсказывает ему режиссер.
А теперь посмотрим, как осуществлялся этот замысел.
Людей поставить в кадр — это несложно. А чайки?
Летают себе там над морем. А как их заполучить в кадр?
Дано указание — поймать несколько чаек, и назавтра назначена съемка.
Раннее утро. Группа вся в сборе. Ждем чаек. Проходит час, другой... Наконец появляется директор группы Хмара.
Он отводит режиссера в сторону и что-то конфиденциально ему сообщает, выразительно жестикулируя и вытирая наголо бритую, взмокшую голову.
В ответ на это, наоборот, во всеуслышание, Дзиган объявляет:
— Съемка отменяется!
— Ефим Львович! Но, может быть?..
— Все свободны. До завтра.
И снова заголубело небо.
Все готовы к бою.
Но вместо съемки происходит короткая схватка между режиссером и директором.
— Нет чаек! Их поймать невозможно!
— Отлично. До завтра.
— Товарищ режиссер!!!
— Товарищ директор!!!
Проходит еще пара дней.
И вот, когда уже все с полотенцами через плечо, не думая о гриме, камнях и прочих «приятных» вещах, готовы снова отправиться на пляж, появляется исхудалый директор в сопровождении какого-то человека, несущего двух... гусей (!).
Нет, нет — я пошутил. Это были чайки. Настоящие, белокрылые!
— Поймали, значит?
— ...Поймали.
— Ну вот видите, товарищ Хмара, надо было бы вам сразу так. И не рассчитывать на то, кто кого возьмет измором — вы нас, мы вас или чайки всех нас вместе.
Кадр был снят. Правда, чайки никак не хотели лететь в сторону кадра, но... к лапам их привязали крепкие нити, с помощью которых возвращали их и снова и снова «запускали», до тех пор пока им не надоело все это дело, и они, махнув крылом, мол, «да ну их!»... не пролетели все-таки по кадру, а затем, выпущенные на волю, скрылись в голубом просторе.
В «сражении» за чаек автор сценария Всеволод Витальевич Вишневский был полностью на стороне Дзигана. Однако он тяжко переживал вынужденное «прекращение огня». Увлеченный постановкой фильма, он все свое свободное время отдавал съемкам, и если приходилось хоть ненадолго уехать, писал Дзигану толстые письма. Случалось, что по какому-нибудь вопросу между ними возникали горячие дискуссии, вплоть до таких сугубо кинематографических вещей, как решение композиции кадра, его пластического построения. Это грозило уже «вмешательством во внутренние дела» главного оператора Наумова-Стража и, казалось бы, не должно было интересовать литературного работника.
Но это были споры не противников, а, наоборот, единомышленников, в результате которых, как известно, рождается истина.
Вишневского все волновало, и он просто никак не мог позволить ни себе, ни кому другому терять понапрасну драгоценное время.
И в минуты ожидания, когда проплывет мимо облачко, или когда то же облачко, «усевшись» на солнце и без конца крутясь на нем, слезет все-таки с него, или когда готовят кадр — «пересаживают» сосны, укладывают для операторов рельсы, «минируют» поле сражения, или в пасмурные дни вечерами, после съемок, Всеволод Витальевич собирал вокруг себя всех, кто был свободен, и начинал рассказывать всякие интересные истории из жизни моряков Балтфлота, кадровым командиром которого он в свое время был. То, что это было необыкновенно интересно, само собой разумеется, но главное — после этих походов в прошлое мы как бы в самом деле становились участниками тех волнующих событий, которые переживала наша страна в те революционные годы.
Соболевский П. Мой первый отрицательный герой // Соболевский П. Из жизни киноактера. М.: Искусство, 1967. С. 148-157.