Следующей работой Козинцева и Трауберга была гоголевская «Шинель». Я в ней не участвовал. Снялся в маленьком эпизодике в кабинете «Значительного лица» и заболел тифом. А когда выздоровел — фильм был готов.
Много было осуждений, резких высказываний по поводу «бесцеремонного» обращения с Гоголем, но все это в прошлом... «Шинель» вошла в репертуар мировых «синематек», — пишет в своих воспоминаниях «Глубокий экран» Григорий Козинцев, — ...Марсель Марсо, известный французский мим, придя однажды в киномузей Франции, попросил показать ему какую-нибудь старую немую ленту.
Ему показали «Шинель».
Воодушевленный фэксовской «Шинелью», он создал свою пантомиму по повести Гоголя.
Так-то вот!
Парикмахерская. Дамское отделение. Среди наводящих на себя красоту посетительниц... молодой человек.
Лицо его и особенно лоб обильно смазаны вазелином, на голове высокий бумажный колпак, а под колпаком черные, как воронье крыло, волосы. Но глаза его голубые. И весь его облик говорит о том, что еще каких-нибудь полчаса назад он был самым настоящим блондином.
Оно так и есть.
С чего бы это — юный парень и вдруг решил перекрашиваться?
Однако оставим его в парикмахерской, пока сохнут его черные кудри, и заглянем в другое место.
Посредине комнаты стоит тоже молодой человек.
Он в боевой позиции. В руках рапира.
Вот он делает несколько наступательных шагов, быстро выпрямляет руку — выпад — укол!
И сейчас же обратно в оборонительную позицию.
И снова — выпад — укол!
И опять обратно.
Это артист Сергей Герасимов тренируется в фехтовании.
Первое появление Медокса, в роли которого он будет сниматься в новой работе Козинцева и Трауберга «СВД» — «Союз великого дела», будет в номере какого-то трактира или заезжего дома — с рапирой в руках.
Эта деталь сразу будет говорить о том, что персонаж имеет прямое отношение к романтическому жанру.
Но вот рапира отложена в сторону, и в руках будущего романтического злодея появляется колода карт.
Он обращается с ней с той привычной небрежностью и ловкостью, которая изобличает в нем человека, отдавшего ломберному столу не один год своей жизни. И по тому, как он искусно подрезает колоду, тасует и перебрасывает летящие из руки в руку, как освобожденная пружина, карты, можно понять, что после игры с этим партнером немало людей ушло из-за стола с пустыми карманами.
Такое впечатление, во всяком случае, должен будет произвести этот таинственный незнакомец, когда зритель увидит его сидящим за столом в игорном доме, куда попадет после разгрома восстания умирающий от ран поручик Суханов — герой фильма «Союз великого дела».
Поручик Суханов — прообраз офицера Черниговского пехотного полка Сухинова, возглавившего восстание черниговцев, или, как их называли, — «южных декабристов».
По некоторым историческим данным, Сухинов был брюнет — значит, и Суханов должен быть черноволосым романтическим героем с голубыми глазами...
Сейчас в обширных, отлично оборудованных гримерных «Мосфильма», да и на любой другой киностудии, если надо, тебя выкрасят в какой угодно цвет радуги, а в те далекие дни, когда это было необходимо, артист просто отправлялся в первую попавшуюся парикмахерскую и, так сказать, частным порядком превращался в брюнета. Так поступил и я, готовясь к исполнению роли Суханова в «СВД».
Но вот вся предварительная работа, весь этот «подготовительный период» — позади.
Прочитан не один раз сценарий. Прочтены «Кюхля» Юрия Тынянова, кстати, одного из авторов сценария «Союз великого дела», и еще ряд книг, дающих представление об образах того времени, овеянного романтической дымкой...
Просмотрено множество репродукций, картин в музеях, антикварных экспонатов...
Отменены на время уроки бокса — все будущие «южные декабристы» заняты фехтованием. Может быть, это и не понадобится, но умение держать рапиру, эспадрон — всегда пригодится. На уроках танцев чарльстон сменили менуэты и полонезы. Все это должно было помочь нам научиться держаться так, как держались в эпоху декабристов русские офицеры, носившие так называемые николаевские шинели с пелеринами, на голове высоченные кивера с султанами, а вместо обычных сапог — ботфорты с длинными голенищами, выступающими спереди даже выше колен...
Некоторые из нас стали отращивать бакенбарды, которые, между прочим, по молодости лет не у всех росли достаточно быстро.
Особенно хороши и эффектны они были у Сергея Герасимова — словно два тонких изогнутых клинка обнаженных сабель, или кривых кинжалов спускались они по щекам, сразу придавая его лицу нечто злодейское.
Увлеченный внешними чертами романтического героя, я, помню, явился на первую съемку, принеся с собой весь юный «опыт» недавних лет и еще неостывших увлечений оперой и романтической литературой.
Одевшись и загримировавшись, я вошел в павильон, убежденный в том, что произведу на Козинцева неизгладимое впечатление.
Каково же было мое удивление и даже растерянность, когда я услышал вдруг слова:
— Вы что, Петище, с ума сошли?
— А что?
— Нет, товарищи, вы посмотрите на этого оперного тенора!
Я подошел к зеркалу. Оттуда на меня смотрел действительно шикарный оперный персонаж.
Из-под высокого кивера выбивались блестящие, красиво уложенные черные кудри. Глаза, обведенные черным, как у сегодняшних модниц, с наклеенными ресницами, сверкали голубым огнем из-под густо накрашенных бровей. Ярко-красные губы резко выделялись на фоне томной бледности густо напудренного лица.
И вдруг до меня дошло!
Широко разинув рот, я захохотал. Сзади подошел Козинцев.
— Ну, поняли, Петище?
— Понял, Григорий Михайлович, понял! — воскликнул я и стремительно бросился в гримерную.
А спустя некоторое время предстал перед режиссерами уже в совсем ином виде.
Заново гримируясь, я припоминал все, что нам перед началом съемок говорили и Козинцев и Трауберг, в чем убеждали нас слова Юрия Тынянова, знакомство с книгами, отдельными полотнами Русского музея, и с удовольствием отбросил липкие традиции оперных спектаклей, под влиянием которых, оказывается, я все еще тогда находился.
Соболевский П. «Союз великого дела» // Соболевский П. Из жизни киноактера. М.: Искусство, 1967. С. 67-76.