Возможно, это имя мало что скажет молодому зрителю, для которого такое знакомство будет интересным. А зрители старшего возраста, несомненно, будут рады новой встрече с хорошо знакомым актером. Соболевский — один из старейших артистов кино. Он играл в 49 фильмах, прошел долгий и интересный творческий путь.
Скоро имя Петра Соболевского вы увидите в титрах нового фильма «Оптимистическая трагедия», который в ближайшее время появится на экранах.
Для меня рассказать о Петре Соболевском, — это значит вспомнить и о своей юности. Оба мы из Свердловска, где познакомились, когда город назывался еще Екатеринбургом. Я на год раньше уехал в Ленинград (тогда он был Петроградом), а потом, вернувшись домой, сагитировал и Петю поехать туда, чтобы начать самостоятельную жизнь.
Оба мы с ним сперва учились в художественном училище. Но для меня уже тогда главное место о жизни занимало кино. В Ленинграде тогда работала мастерская ФЭКС (фабрика эксцентрического актера), куда я сначала ходил по вечерам, а потом, забросив живопись, перебрался окончательно. Соболевский, выполняя заветы родителей, пока оставался художником, и дело у него шло неплохо. Но уж такова заразительная сила кинематографа, — не удержался и он и вместе со мною стал учеником фэксов.
Веселое это было время! Мастерская наша (ею руководили Г. Козинцев и Л. Трауберг) представляла собой соединение цирка, театра и кинематографа. Акробатика, бокс, фехтование занимали добрую половину учебного времени. Эрнест Лустело — первоклассный боксер, в прошлом неоднократный чемпион, стремился сделать из нас боксеров, и мы обычно дрались с Соболевским в паре. До сих лор у меня остались памятные знаки от крепкой петиной руки. Ему отлично давалась физическая культура. На второй год обучения он боксировал, фехтовал, как профессионал. А в акробатике был первым из первых.
Мы не были конкурентами. По нашему кинематографическому амплуа Соболевский был героем, я — злодеем. Мы враждовали с ним только в кинематографических этюдах, которые разыгрывали с истинным упоением. В большинстве своем это были детективы или душераздирающие мелодрамы, иногда комедии.
Жили мы все вместе, коммуной. Кроме меня и Соболевского, членами ее были Андрей Костричкин — чемпион комического гротеска и Олег Жаков, который приехал вслед за Соболевским из Свердловска в Ленинград совсем еще мальчиком.
Мы были счастливые и голодные студенты. Я помню, как Жаков привез из дому окорок ветчины. Наверно, мама, упаковывая этот окорок в дорогу, говорила: «Тебе хватит этого на месяц». Мы съели окорок в первый же день. У Соболевского был брюшной тиф, но он тоже требовал ветчины. Мы его накормили, и это едва не стоило ему жизни. Но был крепкий парень — выдержал и это испытание.
Вскоре ему предстояло выступить в своей первой значительной роли — в фильме «Моряк с «Авроры» по сценарию Адриана Пиотровского, вышедшем на экраны под названием «Чертово колесо». Сообразно с амплуа, Соболевский играл моряка Ваню Шорина, веселого, простодушного парня, влюбившегося в уличную девчонку (ее играла Людмила Семенова). А я играл там главного злодея, опасного фокусника и главаря бандитской шайки под феноменальным прозвищем «Человек-вопрос».
Соболевский вел свою роль необычайно легко и изящно, совершенно не задумываясь над проклятыми вопросами формы. Естественно, как птица поет, вступал он на дорогу реалистического искусства.
Год за годом набирая силы, Соболевский играл главные мужские роли во всех немых фильмах Козинцева и Трауберга: «Братишка», «СВД», «Новый Вавилон», «Одна» (это был уже звуковой фильм). И везде мы были с ним в разных лагерях. На экране мы враждовали, сталкивались в смертельных схватках. А в жизни продолжали дружить все так же крепко, как и о самые первые годы знакомства.
Наступала пора духовной зрелости. Я помню, как однажды Григорий Михайлович Козинцев — он вместе с Леонидом Захаровичем Траубергом был для нас единым и абсолютным авторитетом, — посмотрев «Стачку» Эйзенштейна, собрал всех учеников и сказал: «Все, что мы делали с вами до сих пор, — смешные детские бредни. Сегодня я видел картину, которая все перевернула в голове и заставила задуматься о многом. Посмотрите эту картину все, и нам надо поговорить о будущем».
А потом — работа над «Новым Вавилоном». Каждый из нас начал по-новому понимать и самое искусство и размеры своего труда в нем.
На мой взгляд, Соболевский поразительно сыграл французского солдата Жана в «Новом Вавилоне». Там есть один кадр, когда после разгрома баррикад Жан, простой крестьянин, солдат карательных войск Тьера, только что стрелявший в коммунаров, перепачканный кровью, прокопченный дымом пожарищ, поворачивается от тела убитого им старика к зрительному залу...
Редко когда актеру удается такая сила чувства и мысли. Кадр этот явился центром всего фильма, так как выражал суть первого социального осмысления, смутно рождающегося в сознании туповатого парня, осмысления трагической роли, какую ему выпало сыграть в подавлении революции, в уничтожении людей, родных ему по классу. Это была поистине превосходная роль, и я думаю, что у Соболевского есть все основания гордиться ею и по сей час, как своим достижением.
Соболевский сыграл множество ролей, среди которых были маленькие и большие — от «Чертова колеса» до «Оптимистической трагедии». Позже он изменил герою своей молодости, простодушному парню, и стал играть шпионов и диверсантов, опасных людей, но от этого не стал ни злее, ни двоедушнее, а остался таким же добрым, скромным и беззаветно преданным искусству художником, каким был в свои юные годы. Но свойства, заложенные нашей молодой ленинградской школой, накрепко осели в его художнической натуре и всегда давали свои плоды. В каждой роли Соболевский умеет находить точный рисунок, отчетливую выразительную форму, и в этом умении выступают уроки боксера Лустело, блестящих цирковых эксцентриков Арманда и Церепа, уроки акробатики под руководством Федора Кнорре, ныне известного писателя. А более всего — занятия актерским мастерством под руководством Козинцева и Трауберга, в которых всегда было так много фантазии, юмора и взыскательной ответственности за каждый жест, за каждый шаг артиста.
Я очень счастлив, что могу вспомнить об этой дружбе, которая никогда и ничем не была омрачена. Жизнь повела каждого из нас своей дорогой. Своей дорогой каждый из нас пришел к реалистическому искусству.
Герасимов С. О друге юности // Советский экран. 1963. № 10. С. 18-19.