«Передо мной сидит молодой человек с гладко причесанными волосами и немного горбатым носом. Среднего роста. Небольшие и как бы бесцветные глаза с очень выразительным зрачком. Неподвижные черты лица, как бы высеченные из камня...»
Согласитесь: перед нами отнюдь не красавец! Между тем именно таким шестьдесят с лишним лет назад запечатлел молодого актера Анатолия Кторова писатель Вадим Шершеневич. Перечтите эти строки — вы еще и еще раз удивитесь: как быть тогда с блистательным красавцем, элегантнейшим из элегантных, баловнем женщин, актером-премьером? Во всяком случае, таким Кторова хранит память зрителей, и ей активно помогает телевидение демонстрацией старых лент с его участием. А с другой стороны, как не поверить умному, тонкому Шершеневичу, искренне любившему актера и увлеченно писавшему о нем? Ответ, думается, в словах самого Кторова, сказанных им тому же Шершеневичу: «Актера делает не лицо, а его эмоциональная сущность, крепко ухваченная берегами формы и техники. Красота идет не от линии, а от переживания! В искусстве нет красивых, но невыразительных лиц».
Человек на редкость сдержанный и скромный, Кторов, беседуя с Шершеневичем, менее всего имел в виду себя. А сказал словно о себе: он действительно хорошел на сцене и на экране, в такие минуты в нем появлялись легкость, грация, блеск, мгновенно выделявшие его из толпы и выводившие на первый план. Более того — сцена избавила Кторова от заикания, которым он страдал с пяти лет (то было следствие увиденного пожара в соседнем доме)... Играя, он был иным. Заикание прошло вскорости после поступления в студию при театре имени Комиссаржевской. Год спустя там начал учиться его будущий партнер и друг Игорь Ильинский.
Шла первая мировая война. Вокруг кипели страсти — вот-вот наступит переворот. А театр Комиссаржевской — скромный, маленький зал в центре Москвы — существует как бы вне всех бурь. Играют русскую и зарубежную классику, исторические пьесы, существуя в несколько отвлеченном пространстве и времени. С этого момента и навсегда Кторов останется художником социально индифферентным. Никогда не будет закреплен за конкретным временем, эпохой. Помогала — и мешала — фактура, выдававшая в нем принадлежность к родовитой знати. Хотя на самом деле происходил Кторов из купеческой семьи, родился в Замоскворечье — сердце московского купечества. Отец был талантливым инженером-химиком, всячески поощрявшим увлечение сына театром.
Москвичи узнали Кторова, когда он перешел на сцену театра Корша, где играл вместе с Еленой Шатровой, Николаем Радиным, Марией Блюменталь-Тамариной и своей будущей женой — прекрасной актрисой Верой Поповой. С нею он прошел весь путь, жизненный и творческий.
А судьба уже подавала ему знаки — вещие. Он играет в пьесе Бернарда Шоу «Великая Екатерина», играет «очень дерзко», как заметил все тот же Шершеневич. Позже занят в спектакле «Бесприданница» в роли Карандышева. В то время заприметил Кторова Яков Александрович Протазанов и пригласил сниматься в «Аэлите». Кторов отказался — был слишком занят в театре. А может быть, не верил тогда в кинематографическую свою судьбу? Во всяком случае, вторая попытка была успешнее: Кторов сыграл в картине Протазанова «Его призыв». Мэтр из первого поколения русских кинорежиссеров «изваял» фильм о пролетариях и ужасных капиталистах, о комсомолке Катюше и подлом сыне фабриканта Заглобина. Кторов играл сына фабриканта, крайне отрицательного и весьма коварного. Фильм в итого хвалили, хвалили и Кторова «героя ленты, оставляющего наибольшее впечатление», что знаменательно. «Злодей» неожиданно затмил положительных персонажей.
Заглобин — прелюдия Кторова к его долгой работе с Протазановым, к их многолетней дружбе: Протазанов будет его «главным» кинорежиссером все довоенные годы. Но и второй их общий фильм, «Закройщик из Торжка», — тоже лишь начальные ноты, хотя в «Закройщике...» актер уже очень зримо заявляет свой ни с чем и ни с кем не сравнимый стиль, который станет шлифовать во всех последующих картинах. Его партнер — Игорь Ильинский — идет тем же путем.
Герой Кторова в «Закройщике...» называется просто «Молодой человек». Ухожен, изящен, хорош собой... И как ему, такому обаятельному и очаровательному, смириться с тем, что выигрышная облигация достанется неуклюжему провинциальному портняжке? Это недоумение Кторов отыгрывает величественным презрением пустельги к нормальному работяге. Таков его способ самоутверждения.
Ирония никогда не оставляла Анатолия Кторова. Мешала актеру — иронистов в нашей стране не очень-то любили. В 20-е годы к ним относились еще терпимо, тем более что Кторову обычно доставалось играть представителей вражеского круга и класса. Плохо станет тогда, когда с экрана уйдут легкие, изящные комедии Протазанова, а кинематограф будет бесконечно погружаться в борьбу с империализмом. В те годы у Анатолия Петровича достанет уважения к себе и своему делу, чтобы раз и навсегда отказаться от ролей вредителей и диверсантов. Он предпочтет Молчание.
Но в конце 20-х он еще молод, счастлив, знаменит. Играет одну из своих лучших ролей — Каскарилью в «Процессе о трех миллионах», снова в дуэте с Ильинским, снова весело, бесшабашно, очертя голову.
Прежде нам предлагали эту комедию как образец социальной сатиры. Недавно снова показали по телевидению, и открылись в ней неожиданные пересечения с нашими днями, с новыми, сегодня складывающимися отношениями. Обаятельный жулик ловко обирает ворюг с тугим кошельком, много превосходя их по уму и таланту.
В одной из старых статей о Кторове мне встретилась такая характеристика: «великосветский фрачник». Тогда это звучало обвинением. Но прелесть актерского попадания как раз в том, что Каскарилья оказывается куда как аристократичнее господ и дам, добившихся своих миллионов все тем же воровством, только узаконенным...
«Процесс о трех миллионах» принес Кторову славу. Сам он относился к этому спокойно: «Люблю успех не меньше других, но не хочу и боюсь дешевого успеха». Ничего дешевого он себе никогда не позволял. Работал с режиссерами, которых ценил. В картине Юлия Райзмана «Круг» стремился уйти от амплуа, играл человека, мечущегося между двумя женщинами, слабого, страдающего, что через несколько лет странно отозвалось в «Бесприданнице», в его Паратове — раздавленном жизнью.
Протазанов же возвратил Кторова в знакомые пределы — в очередной дуэт с Ильинским, снимая «Праздник святого Йоргена», в образ насмешливого и проницательного, недюжинно одаренного воришки Микаэля Коркиса. На этот раз Кторов играет фарс. Его герой лихо разыгрывает его перед несчастными, уверовавшими в чудо.
Замечательная пластическая партитура — и природное качество, и старая театральная школа, сегодня почти утерянная.
В наших картинах-стилизациях родовитые аристократы почему-то похожи на сварливых кооператоров, а славные офицеры — на рэкетиров. О героях Кторова такого не скажешь. Например, о принце До, любимой роли актера в картине Протазанова «Марионетки». Поначалу то был милейший бездельник, уверенный в том, что рожден исключительно для сладчайших утех, попутно кем-то и чем- то управляя и приказывая. Но, став волей судьбы слугой собственного лакея, принц До вдруг являлся иным. В коронованной особе просыпалось дремавшее до того достоинство. Вместо неприкаянной куклы он становился личностью, способной противостоять насильнику и подлецу.
К тому времени уже был закрыт театр Корша. Правда. Кторова пригласили в Художественный театр. Играл он там немало. Были премьеры, были вводы. Не было, очень долго не было полноты актерского самоосуществления. Пока же Протазанов приглашает Кторова на Паратова. Актер сыграл его неожиданно: сохраняя манеры и привычки победителя, он был побежденным, он бесконечно отступал и отступал. От романтической взвинченности актер шел к усталому опустошению.
После «Бесприданницы» наступила огромная пауза, почти в тридцать лет, если исключить участие в фильме-спектакле Художественного театра «Школа злословия», где Кторов, как всегда, артистично и непринужденно, играл сэра Джозефа Серфеса.
В школьные годы мне посчастливилось видеть Кторова в спектакле «Осенний сад». Он вновь играл ирониста, уставшего в жизненных схватках. Всю жизнь он любил прекрасную женщину. Помню его ужасное: «Уже не люблю». Может быть, таково было в ту пору мирощущение самого актера? Прошла большая половина жизни. Он был мастером, но его отточенно-графическая манера игры, его насмешливая легкость не совпадали с регламентами официозного искусства.
Кинорежиссеры вспомнили о нем после того, как он блистательно сыграл Бернарда Шоу в «Милом лжеце». Сергей Бондарчук предлагает Кторову роль старого князя Болконского. Проба поначалу не получилась — актер отвык от кино. И, увидев себя на экране, отказался сниматься. Бондарчук настаивал, сломив в конце концов сопротивление.
Переступив этот барьер, актер работал с той полнотой, когда у исполнителя наступает абсолютное слияние с его героем. Он и снимался практически без грима, только парик и тон. Играл гордого, капризного старика, в сущности, ребенка, так и не ставшего до конца взрослым. Но ребенка умного, властного, сильного и одинокого. С другой стороны, Кторов замечательно передал чувство уходящей жизни. Пролетевшей, промчавшейся. Поначалу в сценарии не было сцены смерти князя, но Кторов попросил режиссера снять ее: ему нужно было прощание с любимой дочерью и с любимой Россией. «Погибла Россия...» — произносил он едва шевелящимися губами. В тишине, в угасании слов, взгляда был великий трагический пафос, редкостная чистота звучания, не позволяющая ни на минуту усомниться в чувствах русского человека, его боли, его тоске...
На закате жизни Анатолий Петрович еще раз появился на экране в роли короля в картине «Посол Советского Союза». Бывший светский лев, все еще очаровательный, увлеченный красивой, остроумной женщиной, этот король покорял пуще молодых.
В его галантности, лукавом прищуре, казалось, оживали прежние герои актера, энергичные и смелые рыцари удачи, красавцы, умевшие со вкусом, с удовольствием прожить жизнь.
Он говорил: «Искусство — то лучшее, на что способен человек». Что замечательно доказал собственной судьбой.
Лындина Э. Аристократ // Экран. 1993. № 9. С. 36-39.