Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Калечность как условие нравственной чистоты

Нарицательное «князь Мышкин двадцатых годов» прикипело к Федору Никитину не потому, что он играл лишь интеллигентов вроде Вадьки из фильма «Катька — Бумажный ранет» — на экране он был и мастеровым, и солдатом... Смысл диковинного амплуа тоньше и шире.
Невольная пикантность киноцикла Эрмлера в том, что в центре лент о советских буднях — герои Никитина, сформированные... старой Россией и являющиеся здесь самыми нравственными персонажами.
Им явно надлежало быть «лакмусовой бумажкой», проявляющей превосходство нового строя. Для режиссера оно столь очевидно, что ему просто стыдно не предоставить фору заведомо ущербной стороне: на фоне советского быта должен появиться лучший посланец старого мира — чтобы признать конечную правоту нового. Бывший чекист обратился к своей тайной страсти — Достоевскому: в опыте замерцала тень князя, задуманного писателем как человеческий идеал. Для явления изумленному миру — в романе такому герою нужна долгая отлучка: Мышкин лечился на чужбине. Сходная «консервация» нужна и героям Никитина. 
Если «неотмирность» Вадьки еще как-то объясняется его затянувшейся деклассированностью, то сапожнику Кирику и унтеру Филимонову приискиваются вообще клинические мотивировки: один — глухонемой, другой контуженный, утративший память еще с... мировой войны (!). Калечность получается условием и гарантией сохранения нравственной чистоты. И немудрено: в цикле Эрмлера такие фигуры, как гроза Лиговки Семка Жгут, как комсомолец Андрей, подбивающий блатных изнасиловать забеременевшую возлюбленную, как «культработник» из новой номенклатуры, прилизанный иезуит, — куда страшнее бывшего фабриканта, пред которым преклоняет колени унтер Филимонов, намыкавшийся в Ленинграде. «Рембрандтовский» мотив вводился сюда иронически — ныне взмывает к своему возвышенному истоку: герой Никитина, как большое затравленное дитя, готов зарыться лицом хоть в колени былого угнетателя, лишь бы его глаза, полные слез, не видели такого настоящего...

Ковалов О. Обломок империи // Сеанс. 1993. № 8.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera