Протазанов — один из самых первых русских зрительских режиссеров. Я уже достаточно пожилой человек, но до сих пор хорошо помню его «Праздник святого Йоргена» — я его смотрел (и не один раз!) еще мальчишкой. Картина эта пользовалась огромным успехом у зрителя, казалась очень смешной и увлекательной.
Во ВГИКе нам показали целую программу протазановских картин. Запомнилось ощущение чего-то живого, гармоничной простоты, которая так отличала их от немых фильмов того периода — часто вычурных, театральных, почти гротескных по актерской игре.
А тут на экране — живые люди, запоминающиеся лица, узнаваемые, человеческие ситуации, совершенно иная манера игры. И даже «Закройщик из Торжка», вроде бы гротескная комедия, как и другие немые фильмы Протазанова, держится на какой-то правде жизни, на бытовых подробностях. В этом соединении бытовой правды и странных ситуаций было что-то новое, привлекательное.
Конечно, никто из нас тогда не мог это оценить в полной мере. Мы просто смотрели комедии Протазанова и от души смеялись. Может, потому, что сами тогда были еще достаточно наивны, и наивность немого кино нам была близка и понятна.
Но при этом я бы не сказал, что мы чему-то учились у Протазанова. Мы были молоды, самоуверенны, нам казалось, что мы и так все знаем. Вообще, понятие «учеба» в нашем деле условно. Просмотр фильма — не учеба, он дает впечатления, и ты подсознательно начинаешь ощущать — вот это правильнее, вот это точнее, это лучше. Но это именно подсознательное ощущение, не имеющее к логике никакого отношения. Это то, что в тебя «вложил» увиденный фильм, то, что ты впитал. И только задним числом ты понимаешь: «Ага, я это сделал потому, что видел у того-то».
Я никогда не думал о том, что меня роднит что-то с Протазановым, но его интерес к человеку меня всегда привлекал. Подкупала ясность, простота, в том числе и в актерской игре (а для меня это вообще самое важное в кино). Нечасто режиссеру удается воссоздать человеческую жизнь, человеческие чувства так, чтобы вызвать отклик у зрителя, заставить его жить одной жизнью с героями. Протазанов этого добиться мог.
На рубеже немого и звукового кино наш кинематограф оказался в странном промежуточном состоянии — режиссеры старались быть очень-очень модными, необычными. На фоне многочисленных новаторов Протазанов со своей простотой и прямотой, конечно, выделялся. Разумеется, я не имею в виду «Аэлиту». Помню, как ее во ВГИКе долго анализировали по разным формальным признакам, но она-то как раз мне была менее интересна. Может, потому, что сам я бытовик, и на формальные вещи моя душа не откликалась. Я понимал: да, красиво, да, необычно, но не более того. Зато «Бесприданница», по-моему, совершенно живая и современная картина — по актерской работе, по отношению к человеку на экране. Естественно, всю техническую сторону принимать во внимание не стоит, но попытки режиссера воссоздавать жизнь на экране абсолютно современны.
Не знаю, смогут ли молодые кинематографисты научиться у Протазанова чему-то конкретному, но сам факт, что его фильмы продолжают жить, говорит о многом.
Мельников В. Режиссер для режиссеров [О Якове Протазанове] // Киноведческие записки. 2008. № 88. С. 17-18.