В кабинете Алейникова молодой Барнет познакомился с Федором Оцепом (ему-то в свое время и приглянулся сценарий «Четыре шайки»). Оцеп был одним из ведущих сценаристов студии — соавтором «Аэлиты», «Папиросницы от Моссельпрома», «Коллежского регистратора», — и вот теперь он решил попробовать себя в режиссуре. Для первой своей попытки он выбрал популярный роман М. Шагинян «Месс-Менд»^[1].

Этой картине, пережившей не одно поколение «своих» зрителей, суждено было открыть Барнета-сценариста и Барнета-режиссера. И упрочить его актерскую славу.

Федор Александрович Оцеп был опытный сценарист и неопытный режиссер. И вдобавок мягкий, уступчивый, — чтоб не сказать безвольный — человек. И Барнет, моментально освоившись в новой обстановке, скоро почувствовал себя более чем уверенно. Еще не был завершен сценарий, а уже решили, что он сыграет одну из главных ролей — одного из трех репортеров, Джека Барнета. (Фамилии персонажей в то время часто совпадали с фамилиями актеров — видимо, для вящей убедительности, а здесь иностранная фамилия Барнета, так же как и Фогеля, была как нельзя более кстати.) Вдобавок еще до начала съемок Барнет был утвержден сорежиссером картины — должность, схожая с ассистентской, но дающая при удачных обстоятельствах гораздо больше прав и возможностей, а обстоятельства не замедлили подвернуться.

Почти все актеры фильма, среди которых были два главных «кулешовца» — В. Фогель и С. Комаров, — сразу образовали вокруг него что-то вроде «своей компании». Это ощущалось на съемках и особенно вне съемок. Тут же был и Иван Коваль-Самборский, восходящая знаменитость, светлоглазый блондин, во многом хорошем и дурном схожий с Барнетом. И Игорь Ильинский, на которого Оцеп возлагал особые надежды. Он тоже быстро втянулся в барнетовскую орбиту. Про женщин и говорить не приходится. Наталья Розенель, исполнявшая в фильме роль жены, а затем вдовы миллионера Сторна, с увлечением вспоминает, как ловко, легко, остроумно развеивал Барнет тягостные минуты ожидания съемочной погоды, хандру и скуку. Как веселил всех своими выдумками и выходками. Как скрашивал все неудобства гостиничной жизни, нехватку еды и денег.

Сама же мисс Менд, очаровательная Наталья Глан вскоре стала его женою.

И наконец, однажды он начал снимать. Случилось это почти анекдотически. Утром перед съемкой — а дело было летом и у реки — решили прогуляться на лодках на один из живописных островов. Посидели на острове, перекусили и отправились назад. И вдруг у самого берега спохватились, что Оцепа в лодке нет — остался на острове. Кто-то видел его уснувшим в стороне от компании. Полагалось вроде бы ехать за ним на остров, между тем на берегу уже все было готово к съемкам.

«А собственно говоря, зачем он нам нужен? — нахально поинтересовался Барнет.— Сами снимем!» И стал снимать.

В середине дня он объявил перерыв и послал за Оцепом плоскодонку.

Оцеп не только снес эту выходку, но дал Барнету еще не одну возможность занять свое место за камерой. Сказалось тут, вероятно, и то обстоятельство, что материал был трудный, объемистый — три серии, Оцеп временами просто-напросто уставал. И был рад разделить с Барнетом свой труд постановщика.

Везло человеку. И как-то удивительно крупно везло. Трудно представить для него более завлекательную, полезную и перспективную в данный момент работу, чем этот фильм, где он представал в разных ипостасях, где он чувствовал себя уверенно и надежно перед камерой, за камерой, в монтажной, в любой точке павильона. Где он мог собственноручно пощупать весь механизм постановки.

<...>

По выходе картины критика обрушилась на нее всей тяжестью:

«Мисс Менд» — попытка создания «красного детектива». Налицо все детективные шаблоны: погони, драки, убийства, отравления, тайные общества, воскресающий покойник. Вся эта вермишель связана довольно нелепым сценарием, попытка прицепить к этой детективщине весьма дешевую идеологию не спасает положения... Приходится пожалеть, что такая технически сильная организация тратит силы и средства на подобную русско-американскую стряпню.

«Из остроумного романа вытравлена революционная романтика... Получилась уголовщина плюс хулиганство, разбавленное в надписях революционным комментарием... И это то, что „Русь“ имеет предложить после „Матери“ Пудовкина?»

Проще всего ответить на эти страстные возмущения сейчас, напомнив, с каким воодушевлением принимал и продолжает принимать зритель самых разных категорий эту картину. И популярный плакат Семенова, гласивший: «Никто не удержит меня от посещения «Мисс Менд», был уверенным вызовом всем хулителям «фильмы». Но дело, конечно, не в этом — вернее, не только в этом.

Барнет и Оцеп действительно жестоко обошлись с романом — еще на стадии сценария. Чего стоит один трюк с заглавием. Вместо «Месс-Менд» (в буквальном переводе «исправлять, наводить порядок» —пароль революционной огранизации) было придумано созвучное и броское «Мисс Менд» — имя главной героини. Придуман был и подзаголовок: «Приключения трех репортеров». Из него со всей ясностью видно, к чему сведены намерения авторов.

Недаром же Барнет прошел кулешовскую школу. Он явно пребывал под обаянием «Мистера Веста» и полагал, что в новом материале заложена возможность похожей картины. Динамичный, бурный, невероятный сюжет. И опять же — Советская Россия глазами американцев. Мысль работала явно ассоциативно: «необычайные приключения» — «приключения». «Мистер Вест» — «Мисс Менд»... Весь сценарий, а потом и фильм строился как набор трюков, прейскурант кинотехники (по выражению Кулешова), чего, конечно же, не стерпела тогдашняя критика. В одном из номеров «Советского экрана», в подборке «примерных эпитафий здравствующим киномастерам», насчет Оцепа было подытожено так:

«Взгляни, прохожий, на могилу эту:
В ней Оцеп Александр —
случился с ним скандал:
Он „Джимми-Доллара“
при жизни разменял
На мелкую монету».

О достоинстве монеты можно поспорить, но размен налицо, и Оцеп (Федор, не Александр — имя стихотворец второпях переврал) меньше повинен в этом, чем Барнет. Оцеп плыл по воле волн. Как показала его дальнейшая практика, гоночный стиль «Мисс Менд» был несвойствен ему, и возможно даже, тягостен^[2]. Но у него тоже перед глазами был «Мистер Вест», он тоже видел прежде всего приключенческий облик романа и невольно в работе полагался на опыт и подсказку «кулешовцев». Стихия Барнета перевесила.

Но эта стихия несла не только трюкачество и наивную идеологию. Было и другое.

Начнем с того, что не стоило и не стоит преувеличивать революционную романтику книги — раннего и незрелого произведения М. Шагинян. Она сама искренне признавалась, что хотела, руководствуясь тезисом известной статьи в «Известиях», создать «красного Пинкертона» и не более. Разумеется, иногда, независимо от воли автора, все получается глубже и шире, но здесь, если судить без положенной скидки, прогрессивная концепция придумана наивно, хотя и фантастично. И ее сохранение в сценарии вряд ли могло бы как-то идейно облагородить фильм.

Кушниров М. «Русь» — «Межрабпом-Русь» — «Межрабпомфильм» // Кушниров М. Жизнь и фильмы Бориса Барнета. М.: Искусство, 1977. С. 36-40.