Вы учились у замечательного композитора и педагога Бориса Николаевича Лятошинского, но даже в ранних Ваших сочинениях не слышно его влияния. Почему? И что вообще означает для Вас - учиться музыке? Просто быть рядом с человеком на жизненном пути: смотреть, как он дышит, что слушает, или учиться - значит все же осваивать ремесло?

Насколько я помню, в моем случае учителя и ученика разделяла
большая временная дистанция. Это первое. Второе - к тому времени я уже знал музыку Лятошинского и высоко ее ценил. Но дело было даже не в этом, а в самом облике Бориса Николаевича. Он как бы принадлежал другой планете. Он был интеллигентным человеком, который не демонстрировал своей интеллигентности. И все. Он нам давал большую свободу, почти не вмешивался. Просто был свидетелем. Во всяком случае, так было со мной. Поэтому никакого обучения ремеслу в чистом виде не было. Существует простой способ овладеть надежным ремеслом: использовать уже готовые образцы.

Так, действительно, приобретается опыт, которым затем можно воспользоваться в жизни. Это нужно, если композитор хочет зарабатывать деньги как аранжировщик либо писать музыку к фильмам, то есть быстро реагировать на ситуацию.

Но я-то жил в другую эпоху, в 60-е годы, когда все подобные возможности были перекрыты. Мне нравился определенный тип музыки, и я откликался только на нее, не думая о будущем. О каком-либо своем стиле я тогда не думал, откровенно говоря.

А каким был процесс познания музыки в период Вашего обучения: скорее интуитивным или аналитическим - с изучением партитур?

И тем, и другим. Но, конечно же, большее значение имело
восприятие на слух, ведь партитуры новой музыки до нас
тогда не доходили. Знакомство с ними началось позже, когда
мы уже имели определенный слуховой опыт.

В. Сильвестров. // Дождаться музыки. Лекции - беседы. По материалам встреч, организованных Сергеем Пилютиковым