О создании картины «В. Сильвестров» ее режиссер, ведущий отечественный документалист Сергей Буковский, рассказывает следующее: «Издательство «Дух и Литера» опубликовало книгу о композиторе. И там были в приложении компакт-диски с его музыкой. Когда я услышал авторские черновики к Шевченковым стихам, я понял: «Фильм — готов. Осталось только его снять». И потом в фильме его голос сочетался с замерзшей Русановкой, где он живет с 1964. Рабочее название было «Валентин Сильвестров. Один день и вся жизнь». Сократили до автографа мастера «В. Сильвестров»».
«Авторские черновики» — это, собственно, пение композитором своих пьес под фортепиано, того же «Садка вишневого», оно звучит в фильме, который начинается исполнением гимна Украины в непривычно элегической, камерной форме — также голосом Валентина Васильевича. Неожиданный ракурс.
О масштабе личности Сильвестрова сказано более чем достаточно. Ученик Бориса Лятошинского, один из лидеров неформальной, но радикально повлиявшей на развитие украинского композиторства группы 1960-х «Киевский авангард» (вместе с Леонидом Грабовским, Виталием Годзядским, Владимиром Загорцевым, Владимиром Губой). На данный момент — живой классик, автор 9 симфоний, реквиема, десятков хоровых, камерных и фортепианных произведений, его музыка звучала в фильмах Киры Муратовой и Франсуа Озона.
Впрочем, перед Буковским стояла сложная задача не только из-за внушительного массива материала. Как вообще сделать фильм о столь непоказном, анахоретском ремесле, как композиторское?
Традиционный путь — озвучить и показать биографические факты, вклеить концертные видео, подкрепив комментариями музыковедов и коллег по цеху. Буковский, однако, от такой игры в поддавки с аудиторией отказывается. Его интересует не то, как живет Сильвестров, а как он мыслит. Фильм разбит на три части. В первой («Вирус выразительности») и в третий («Аллилуйя») подробно показаны репетиции хоровых произведений; центральный сюжет второй части «Зона памяти» — интервью с композитором.
На вопрос о том, что для него успех, Сильвестров отвечает: «Успех в том, что это правильно сыграно». «Вирус выразительности» и «Аллилуйя» — о том, как эта «правильность» достигается. Композитор раз за разом обрывает идеальное для обыденного слуха пение, снова и снова повторяя «выше», «быстрее», «ярче», по-птичьи взмахивая руками. Мучает себя, хормейстеров, звукооператоров, тем более исполнителей/исполнительниц: в первой части — капеллу «Думка», в третьей — знаменитый детский хор «Щедрик». Одна из девочек-хористок теряет сознание, «вы это потом смонтируете» — обращается композитор в камеру, но Буковский оставляет — так же как и съемочную группу, которая время от времени попадает в кадр. Важно видеть, из какого сора — то есть усилий, жертв, потерь — растет и музыка, и кино.
«Сор» в ином смысле — бытовую, приземленную фактуру вплоть до паутины на подоконнике — Буковский показывать любит и умеет. Это одна из характерных черт его режиссуры: пристальное воспроизведения среды героя. В кадре согласно с музыкой, с ее ритмом и настроением появляются улицы, каналы, люди киевского района Русановка, где живет Сильвестров, а также виды пригородного поселка Ворзель, где находятся композиторские дачи. Старушка делает зарядку; молодежь летает на «тарзанке» под мостом; электрички проносятся сквозь лес. Ландшафт работает на повествование: заходит речь о Брейгеле-старшем, и зимние русановские дворы выглядят цитатой из «Охотников на снегу», а Вавилонская башня из одноименной картины находит параллель в высокой стопке книг, увенчанной маленьким снопом («Сенокос» — еще одна картина Брейгеля). Вглядываясь в эту предельно знакомую реальность с помощью опытного оператора Сергея Михальчука, рассыпая по ней такие образные отзвуки, Буковский превращает пространство утилитарное в поэтическое.
В этой оптике черно-белые архивные фотографии советского периода — нечто наподобие коротких интермедий. Сделанные в период противостояния авангарда и заскорузлой ??тирании, они оставлены без комментариев, однако встроены в тело фильма так, чтобы сразу был понятен уровень внутренней свободы людей, на них изображенных.
«Ваша любимая птица?» — вдруг спрашивает Буковский. «Ласточка» — отвечает композитор. — «Потому что никогда ее не видел вблизи... Это нежность, преходящесть, то, что я назвал в звуке «нежно, но легко». Потому что бывает нежно, но трудно». В другом месте — вовсе не кокетливая, скорее безжалостная констатация: «У меня такое ощущение, что я до сих пор не научился (композиторскому искусству. — ДД)».
Похоже, это и есть символ веры Сильвестрова: погоня за неуловимым, за вроде бы второстепенными, но на самом деле важнейшими деталями, приближение к исчезающему в последний момент идеалу, перфекционизм как характер.
Незаметный, но мощный вирус выразительности, мучающий и хороших музыкантов, и внимательных режиссеров.
Д. ДЕСЯТЕРИК. : Нежно, легко, совершенно
https://day.kyiv.ua/ru/photo/nezhno-legko-sovershenno