Трудно даже сказать, чего в несчастном, несправедливо гонимом фильме Учителя больше — красоты или скорби о судьбах царя и отечества. Красота его десертная, парфюмерная, кондитерская. Словно бы заходишь во дворец, а там одни конфеты и все нарядные до невозможности. Конфеты «Николай II» и «Матильда Кшесинская», пастила «Александра Федоровна» кисло-сладкая, шоколадные наборы «Императорский двор» и «Мариинский балет». И все это кружится, как 32 фуэте, сверкает отражениями в трельяжах и бокалах. И свет играет на великолепных портьерах, рюшах и аксельбантах, золоте, парче и хрустале. И тени ложатся так грациозно, так нежно, как балерина в постель к престолонаследнику. Каждый кадр оператора Юрия Клименко жаждет нашего «ах!» и стеснения в груди. А какие костюмы нарисовала художник Надежда Васильева! Зажмуриться и задохнуться.
<...>
И если бы гонители режиссера согласились глянуть фильм хоть краем глаза, то признали бы образ последнего русского царя в исполнении прекрасного немецкого актера Ларса Айдингера светлейшим и благолепнейшим. Трагедия его, по Учителю, в том, что долг в лице некрасивой, несчастной и склонной к мистицизму Александры Федоровны (Луиза Вольфрам) сваливается на наследника слишком рано, когда он еще не готов. Но Россия не ждет, цесаревича коронуют, и тут-то с хоров звучит крик любимой: «Ники!» — и Ники, картинно теряя сознание, роняет корону, и это предвестье всех будущих бед. Поэтому Учитель повторяет сцену дважды, в начале фильма и ближе к концу.
Душа наследника меланхолична и чувствительна. Пленить его нетрудно, достаточно одной бретельки, коварно развязанной на лифе Кшесинской примой-соперницей, чтобы у балерины прямо на сцене оголилась прелестная грудка (это, пожалуй, высшая эротическая точка в невинной картине Учителя). А дальше решительная Матильда (польская актриса Михалина Ольшанска) заявляет обомлевшему Николаю Александровичу: «Я расскажу вам, как все у нас будет. Вы никогда больше не сможете никого любить, кроме меня!»
Бульварная роскошь диалогов сценариста Александра Александрова с самого начала поднимает «Матильду» на такую жанровую высоту, что ни один сюжетный выверт уже не может удивить, а тем более оскорбить кого бы то ни было. Стилистическую цельность не способна нарушить даже отчаянно романтическая линия офицера Воронцова (Данила Козловский), который охвачен такой ужасной страстью к Кшесинской, что покушается на убийство наследника престола и топит в аквариуме знаменитого немецкого режиссера Томаса Остермайера (играющего врача-изувера). Логика высоких чувств никого не заботит, поэтому Ники, сраженный гибелью Мали, случившейся у него на глазах (но, как выяснится, мнимой), едва ли не в следующей сцене льет слезы не скорби, но умиления и благодарности за то, что снова может любить ту, кого ему предназначили в законные супруги.
И не будем хватать Алексея Учителя за рукав, напоминая, что коронация Николая II и давка на Ходынке случились с разницей в несколько дней, а не одновременно, как в фильме. Это художественное сгущение всего лишь указывает на ту невыносимую сладкую боль, что сжимает сердце режиссера и патриота при мысли о России, которую он сочинил.
Зинцов О. Почему «Матильда» способна оскорбить только тех, кто ее не увидит // Ведомости. 18.10.2017