(...)

Я снова убедился, что надо заниматься своим делом, когда мы делали еще одно задание по учебе, очень неожиданное. На втором году обучения надо было сделать один фильм, но чтоб в его создании участвовали разные режиссеры из тех слушателей, которые ходили на занятия. Нам поручили сделать три или четыре фильма, но поскольку нас было двенадцать или пятнадцать человек, можно было собраться в какие-то кучки, найти себе единомышленников. А потом генерировать какую-то идею, какой-то сюжет, его утвердить у мастеров и дальше уже совместно делать картину. В общем, достаточно неожиданный для меня был ход. И интересный. Я с удовольствием бросился в этот котел. А задача-то оказалась довольно непростая. Непростая с точки зрения вообще творчества—разные головы должны сесть, о чем-то договориться, что-то такое родить, что устраивало бы всех. Чтобы всем было интересно это делать. У кого-то это получилось, кто-то собрался в какие-то команды из трех человек, сели, стали делать и сделали кино. Кто-то сходился, расходился, менялся, ругался, скандалил. Кто-то остался, в конце концов, один, кто-то вдвоем, вчетвером, и делали фильмы. Я помню эти муки, помню, сколько страданий, сколько нервотрепки было с тем, чтобы просто договориться, чтобы можно было действительно сесть и делать какое-то общее дело. Мы все были настолько разные, непохожие друг на друга. Мое пространство совершенно отличалось от пространства другого режиссера, и когда эти пространства соприкасались друг с другом, это было очень непросто. В конце концов, наша группа развалилась. Все наши потуги, попытки объединиться и сделать какое-то среднестатистическое по стилю кино так и не увенчались успехом.

Но один фильм, который был затеян по этому заданию, все-таки вышел — это фильм Михаила Тумели. В одной комнате общежития мы прожили два года, тогда еще стали друзьями, и остались ими до сих пор. И слава Богу. Фильм, который мы сделали с Мишей Тумелей — это, в общем-то, его идея. Он его придумал, обработал и огранил. Я ему просто помогал руками, глазами. Потому что идея была достаточно ясно, точно сформулирована, менять там уже было нечего. Мы сделали фильм «Марафон», который делался как фильм-поздравление к шестидесятилетию Микки-Мауса. Это была целая эпоха и для Михаила, и для меня тоже. И для Высших курсов, мне кажется. Этот фильм потом подарили Рою Диснею, когда он был с визитом в Москве. Он прислал свои восторги. Были слухи, что его собирались номинировать на «Оскар», но, в общем, не состоялось это дело.

А как Федору Савельевичу удавалось справляться с такими разными режиссерами, с такими разными мирами? Как он работал с совершенно разными людьми?

Мне кажется, у него не было (или он не показывал виду) ни любимчиков, ни людей, с которыми ему было бы неинтересно, в которых он не видел бы перспектив. Если говорить про студентов, он очень внимательно и ответственно относился к творчеству каждого, к его судьбе. Нельзя сказать, что он принимал все идеи, но пытался разобраться в каждой из них, ни от кого не отмахиваясь. Ровное отношение ко всем, мне кажется, это вообще черта его характера. Он как-то очень интеллигентно разбирал студенческие работы. Для меня это была совершенно непостижимая форма участия в любой судьбе, в любом творчестве. Он ни разу не сказал «мне это не интересно». Если его не устраивала идея какого-то режиссера, он начинал ее анализировать, находить ее корешки, пытался показать, как можно интересно развить эту идею. Он не говорил, что идея не интересна как таковая. Он говорил, что развивается она не интересно. У Хитрука очень тонкий вкус на хорошие идеи. Когда мы обсуждали первые замыслы, Миша рассказывал очень запинаясь, стесняясь, не верил сам в свою идею. Это был первый публичный разговор. Наверное, первое или второе занятие, когда мы сидели с мастером и обсуждали наши сокровенные мысли. Миша рассказал идею своего будущего фильма «Черта», и Хитрук подхватил ее с лету: «Это прекрасная идея! Сколько здесь всего заложено! Сколько там потенции! Какая сильная философская идея!» Мы все захлопали глазами, начали разглядывать, что же там за философская идея. И действительно мысль была очень неожиданная, свежая. Сам автор этого не ожидал, а Хитрук ее быстро вычислил.

А что за мысль была?

Наверное, Миша сам об этом лучше расскажет. Это его первая курсовая работа. С этого фильма, в общем, и началась его режиссерская биография. По-моему, он даже стал его дипломной работой. Так же как моя «Корова». В этом смысле мы с ним синхронно пошли. Он тоже делал диплом достаточно долго, на протяжении почти двух лет. Одновременно накладывались еще какие-то работы, другие курсовые задания, часто приходилось отвлекаться, кто-то уезжал работать на студии, кто-то по семейным делам. Не было такого режима, когда можно было сесть и от начала до конца сделать фильм целиком. Все делалось наскоками. Почти у каждого параллельно было несколько курсовых работ. Миша вел «Черту», когда монтировал ее, делал «Марафон», и кроме «Марафона» была еще масса заданий по мультипликации. Это тоже отнимало много времени.

(...)

Петров Александр. Наука удивлять. // Киноведческие записки. – М., 2005. - №73 (июль). – с. 103-122 (103-110)