В короткий срок Марина Неелова стала заметна везде: на киноэкране, в телевизионных спектаклях и фильмах, на сцене театра «Современник». К ней быстро пришла известность.
Ее актерские работы вызывали, однако, сперва довольно сложное, смешанное чувство. Талант угадывался сразу же, но и радовал, и смущал, и озадачивал: чаще всего Неелова играла чуть резче, или даже гораздо резче, нежели принято. В ее игре была большая доля риска: снова и снова она обнаруживала отчаянную готовность показаться — и оказаться — некрасивой. Актрисы, особенно молодые, некрасивыми выглядеть не любят, и это понять легко. Тем труднее было понять Неелову и ее проступившую сразу же склонность к движениям угловатым, изломанным (хотя чувствовалось: артистка грациозна), к интонациям скрежещущим, надсадным, прозаически-хриплым (хотя угадывалось: актриса поэтична), к мгновеньям, которые другая бы поторопилась бегло обозначить и обойти, а она — растягивала, длила, жестко фиксировала, ибо они позволяли очутиться по ту сторону лирики, там, где боль, где мука, лицо искажено, голос надтреснут или сдавлен, там где героиня — вовсе и не героиня, а существо жалкое или озлобленное? Страсть к непредвиденным крайностям шла у Нееловой об руку с сильными, иногда совершенно неожиданными эмоциональными ударами, которые она вдруг, ни с того ни с сего, обрушивала на зрителей. Все это, вместе взятое, было, как минимум, непривычно.
Всякая роль есть словесный и действенный конспект человеческой судьбы, всякая судьба, коль скоро речь идет о драматическом действии, может сложиться плохо, повернуться скверно. Одна оплошность способна погубить целую жизнь. Такие оплошности Неелова разглядывает пристально, подает крупно, намеренно увеличивает в масштабах — порой до безобразия, до уродливости. Не щадит ни своих героинь, ни себя самое.
Всего лет семь, не больше, прошло с тех пор, как я впервые увидел эту актрису. В фильме Н. Кошеверовой «Тень», поставленном по мотивам известной пьесы Евгения Шварца, Марина Неелова играла Аннунциату. В 1940 году, когда пьеса-сказка Шварца была впервые показана Николаем Акимовым в ленинградском Театре комедии, в этой роли всех восхитила Ирина Гошева.
Ее Аннунциата, тоненькая, хрупкая, большеглазая, будто, раз и навсегда удивленная чем-то и застывшая в изумлении, воспринималась, как идеально точное, близкое к совершенству создание. И очень долго, много лет кряду, Аннунциатой для меня оставалась одна Гошева. Я видел в «Тени» других актрис, более или менее известных, более или менее талантливых, все равно их Аннунциаты выглядели то как бледные копии Гошевой, то как безуспешные попытки с ней поспорить, ей возразить.
Вовсе безвестная Марина Неелова не подражала Гошевой и не спорила с ней. Роль, которую Гошева играла плавно, она попросту повела совсем иначе: порывисто и прерывисто. Там, где у Гошевой сияла ничем не возмутимая радость первой любви, внезапно открыла смятение, тревогу, быстрые смены настроений. Безошибочным инстинктом угадала нервные перепады ритма, вместо элегии сыграла драму, ни разу не покачнув шаловливую и легкую постройку сказки. В иронически-условном сказочном мире заметалась живая, больно задетая душа девушки любящей, но нелюбимой. В интонациях, вдруг срывающихся, чуть хрипловатых, в глазах, темнеющих от неподдельного страдания, в нервных отчаянных взлетах рук, тревожных поворотах головы чувствовалась гневная юность, бурно воспринимающая несправедливость судьбы, неспособная с нею мириться, готовая против нее восстать. И я подумал, что такая вот Аннунциата, быть может, еще ближе к сокровенному замыслу Евгения Шварца, чем давняя, довоенная Аннунциата Гошевой.
Потом Неелова вдруг обнаружилась в приключенческом фильме «Сломанная подкова», снятом для детей по Жюлю Верну. У юной актрисы были знаменитые партнеры: Сергей Юрский, Юрий Яковлев. Ей досталась тут неблагодарная, «голубая» роль девушки Лейды, мечтательной и романтичной эстоночки, дочери судьи, влюбленной, конечно же, в «политического», в беглого каторжника. На экране происходили всякие необыкновенные события, и Лейда вместе с бравым французом Арданом даже совершала рискованный полет на воздушном шаре, дабы вырвать своего избранника из лап царских жандармов. Прославленные партнеры Нееловой уверенно соблюдали неписанные правила приключенческого кинематографа, вели себя непринужденно, держались картинно. Неелова дважды нарушила обязательную элегантность манеры, дважды позволила себе быть некрасивой. Оба этих момента (девушку не пустили в тюрьму на свидание с любимым бунтарем, девушке запретили с ним обвенчаться) Неелова обозначила ужасающе сильно. Только что была миловидная девушка-куколка. И вдруг: искаженное мучительной гримасой горя, внезапно постаревшее лицо, сдавленный голос, смятение в глазах?
Готовность во имя правды пренебречь и природным обаянием и красотой с особенной силой проступила у Нееловой в фильме Ильи Авербаха «Монолог». И эта роль начиналась безмятежно, светло. Нина, внучка знаменитого академика Сретенского (его играл Михаил Глузский) — еще не девушка, подросток. Неелова сперва являлась нам во всем блеске легкокрылой молодости. Мы видели девочку красивую, балованную, чуть-чуть капризную, порой надменную. В ней пела и ликовала юность, которая жить торопится и чувствовать спешит. Прямо и ясно глядели с экрана большие умные глаза под разлетом густых бровей. Ворот платья был свободно распахнут, шея открыта. Головка поставлена гордо, фигурка стройна, пластика легка. Жизнь обещала Нине одни только радости, и самую большую из этих радостей предвещала, понятно, первая любовь.
Но тут-то Нину и подстерегала катастрофа: возлюбленный, с которым она сошлась, просто-напросто бросил ее. В одно мгновение рухнула вся лучезарная картина жизни, в центре которой Нина победоносно царствовала. Разом наступила кромешная тьма. Старик академик тщетно пытался утешить внучку, лицо которой распухло от слез. Этот эпизод — разговор с дедом — Неелова провела обдуманно грубо, злобно, намеренно экспрессивно. Как некрасиво бывает горе! Сквозь все внезапное внешнее безобразие, сквозь какое-то скоропостижное уродство девочки, скорчившейся на диване, сквозь спазматические вопли, сквозь весь ее гнев, неправедный, жестокий, глупо обращенный против ни в чем не повинного деда, прорвалась безмерная сила страдания.
Однако, как ни велика боль, корежащая Нину, как ни агрессивна ее ярость, тем не менее мы догадываемся, что дед и внучка все же скоро поймут друг друга. Их разговор, которым завершается фильм, приносит с собой первый луч надежды. Нина с трудом, но выплывает все же из бездонного омута горя к свету продолжающейся жизни.
Так прочитывается дальновидный «чертеж» всей роли: от поэтической прелести ранней юности — сквозь жалкое отчаяние — к силе духа, восторжествовавшего над бедой.
Марина Неелова почти всегда ищет и находит возможность из просветленной поэзии прорваться к безрадостной и некрасивой прозе, тему лучезарного счастья перебить внезапным обвалом беды, ясность духа подвергнуть мучительному экзамену, на этом экзамене провалиться, выказать беспомощность, даже отчаяние — для того, чтобы слабость побороть, одолеть и выйти из драмы победительницей, теперь-то уж готовой постоять за себя.
Собственно Нееловская новость тут одна: необыкновенная размашистость игры, небывало широкая амплитуда колебаний — от мрачной и лютой озлобленности до нежной лирики, от пленительной тихой элегии до наглой, беззастенчивой агрессии, от красоты к безобразию — и обратно. Игра крайностями усугубляется самоотверженностью актрисы, всегда готовой показаться в невыгодном свете. Внешне бедную, но внутренне содержательную роль она всегда предпочтет роли эффектной, что называется, «выигрышной». Конечно, Неелова умеет решать и, случается, решает относительно простые задачи. Но сложные, с резкими перепадами высот и напряжений актерские партитуры — наиболее выгодны для нее.
Страсть к выстраданной, прочной, выдержавшей испытание на излом истине Марина Неелова сохраняет и тогда, когда ее героини действуют в более или менее условно обозначенной среде, на очень приблизительном бытовом или историческом фоне.
В фильме Р. Нахапетова «С тобой и без тебя» недавнее прошлое показано ярко и хватко, но торопливо и неубедительно. Душа молоденькой Степаниды, которую играет Неелова, разрывается между тяготением к только что возникшему колхозу и любовью к Федору, не пожелавшему в этот колхоз вступить.
Внешне все выглядит очень просто, слишком просто: Федор запер жену за глухи забором единоличного владения, своего хутора, отлучил ее от односельчан, от совместного радостного труда. Она — будто в клетке. И, конечно же, должна из клетки вырваться. Однако и Неелова и ее партнер ЮозасБудрайтис, который сыграл Федора, многократно усложнили всю ситуацию, ибо ввели в нее тему взаимной красивой и сильной любви. В центре фильма — длительный и многосложный любовный дуэт. Неелова начала роль мотивом робкого, недоверчивого пробуждения чувства в душе молодой женщины, взятой силком, против воли, «увозом». Зверовато настороженная. униженная и обиженная, ее Степанида постепенно оттаивает, раскрывается навстречу сдержанной и немногословной нежности Федора.
Потом начинается другая игра. Неелова отчетливо обозначает момент установившейся гармонии. Мощный накат ответной любви Степаниды, счастье, полное, безграничное, веселое, которое так и сверкает в ее лукавых глазах? Будто и нет никакой клетки. Ей вовсе не нужен весь остальной мир: Федор — вот вся ее жизнь, с ним и на хуторе рай, и, когда Степанида оказывается на базаре, в родном селе, среди своих, мы чувствуем, что все они — ей не свои, чужие, душа рвется к Федору, к нему одному.
Но — до поры!.. Любовь, замкнутая на хуторе, как на острове, отрешенная от людей, глухим забором отгороженная от жизни, сама собой выцветает, гаснет в однообразном течении вторящихся дней, в монотонном ритме тяжелого труда, вся цель которого — умножение и накопление «добра».
Давно уж миновали времена, когда надобно было доказывать, что «и крестьянки чувствовать умеют». А все-таки рискну заметить: Неелова, только что сыгравшая в «Монологе» хрупкую интеллигентную девушку наших дней, тут, в роли простой батрачки Степаниды, отодвинутой в прошлое на целую половину века, впервые, быть может, сумела показать утонченность чувства крестьянки, те медленные, но неотвратимые сдвиги, которые совершились в ее душе. Степанида всем своим женским существом почуяла, что круг, в который Федор мрачно замкнул и ее и себя, должен быть прорван прежде всего во имя любви, иначе любовь задохнется, увянет.
Вот почему Степанида, казалось, во всем зависимая от Федора, на все глядевшая его глазами, вдруг решается покинуть мужа: она уходит от любви, чтобы спасти любовь. Глазам своим не веря, смотрит Федор, как женщина, делившая с ним все тяготы и все радости жизни, распахивает ворота и, будто невесомая, движимая отчаянной силой принятого решения, выходит на дорогу. Вот, не оглядываясь, шагает все дальше, и фигура ее сейчас скроется в лесу. Что делать Федору? Выбора у него нет, можно не сомневаться, он пойдет вслед за своей Степанидой, и новая, еще незнаемая жизнь откроется им обоим.
...
Валентины — Нееловой, окруженной сослуживицами, девушками с почты, которые что-то ей радостно говорят, застыла в странной и задумчивой неподвижности. Эмоционально-то она ведь их не видит, не слышит: Виталик ушел, вся жизнь ушла. Она все сидит, где сидела, хотя конвоя нет, никто ее не удерживает, а камера отступает, показывая нам общим планом постепенно пустеющий зал?
Быть может, самое интересное в искусстве Марины Нееловой вот что. Играя большие, заметные роли, нередко захватывая полностью весь интерес зрителей, накреняя фильм или спектакль так, чтобы героиня ее оказалась в центре всеобщего внимания, Неелова, однако, вовсе лишена характерных повадок кинозвезды или театральной «героини». Она не признает ни подкупающих улыбок, ни трогательных интонаций, ни всегда готового к услугам обаяния, она не пытается создать вокруг своих героинь поэтический ореол особенной привлекательности. Всякий раз любой ценой она стремится прорваться туда, где правда. А потому скорее готова причинить зрителям боль, вызывать их горечь и раздражение, нежели наспех произвести впечатление приятное, солнечное. На службу правде поставлено все, в жертву правде без колебаний будут принесены и красота, и грация, и шарм, которыми актриса от природы наделена щедро, в избытке. Только потом, вслед за правдой, вместе с нею придет и вера в человека, в его способность возвыситься над собственной судьбой и найти в жизни высокий смысл, служению которому стоит и следует себя посвятить.
Усилия, прилагаемые Нееловой ради опровержения и разрушения стандартной мажорности, той успокоительной просветленности, с которой героиня обычно уверенно шествует навстречу превратностям судьбы и сюжета и ловко мимо этих превратностей проскальзывает (сохранив несмятую прическу, румянец во всю щеку и безукоризненно бодрое выражение лица), — усилия эти, без сомнения, новаторские. Путь Нееловой крут и труден. Это, однако, вовсе не означает, что она первая избрала такую участь и приняла на себя такую миссию.
В сущности, ломка театральных и кинематографических трафаретов, ненависть к установившимся канонам амплуа, жажда подлинности характерны для нашего актерского искусства. Неелова не открывает новую традицию, она продолжает традицию давнюю и славную.
Рудницкий К. Марина Неелова в сб.: Кинематограф молодых. М. Искусство, 1979, с.271-280