Не ищите в этом фильме аллюзий на «Андалузского пса». В обширном поле авторских отсылок вы, скорее, найдете всю линейку низких жанров — роковую мелодраму, сентиментальную сказку с плохим финалом, как водится в наших палестинах, даже мыльную оперу, но никакого сюра. Наперекор запрету Бунюэля использовать в трактовке его фильма «любые идеи или образы, которые могли бы иметь рациональное объяснение», проект Константина Лопушанского «Сквозь черное стекло», его нарратив при всех фантастических допусках остается в поле реализма. Точнее, психологического реализма: в этом ключе работают актеры, талантливая дебютантка Василиса Денисова и великолепный Максим Суханов.
<...>
По сути, этот фильм — тотальная метафора нашей новой реальности, резко разделенной на два мира, богатых и бедных. Вся партитура картины строится на аффектах — скрытых, открытых и постоянно ожидаемых. Саспенс подкармливается новыми поворотами сюжета. Однако базовой смысловой опорой остается диалог главных фигурантов действия — вот где прочитывается отдаленный парафраз поэтики Достоевского. Олигарх, хозяин положения, охотно высказывается по всем вопросам. Его риторика намеренно забытовленная: Максим Суханов акцентирует харáктерность в монументальном персонаже, который уж точно «академиев не кончал», зато пришелся в самый раз криминалитету, из которого и вышел, судя по его ночным истерикам, мучительным головным болям, как у Понтия Пилата, и животному страху смерти. 18-летняя Настя не пасует перед ним и не боится его. Два полюса — абсолютное зло и добро. Их диалог искрит, как вольтова дуга, и это лишь распаляет похотливого гиганта. Вот уж не ожидал, что его купленная невеста окажется красавицей, да еще с огненным темпераментом! Он с усмешкой выслушивает ее запальчивые речи, ее христианские максимы, они ему — что слону дробина. В ответ без всякого лукавства выкладывает собственный взгляд на жизнь, мизантропическую мораль, с ленцой, с оттяжечкой, что называется, вполноги.
Как правило, диалоги происходят в мизансцене поединка, когда игроки разведены в позицию «один против другого». Идеологический спор неизбежно ослабляет мелодраматическую пружину действия, зато к финалу она натянется до упора.
<...>
Заклеенные пластырем израненные глазницы, выдворение из отеля, одинокий проход на ощупь в монастырский приют, наконец, молитва — все вместе так ударяет по мозгам ли, по сердцу ли, что думать в этот момент об актуальнейших смыслах фильма не получается. Только постфактум оцениваешь смелость художника, решившегося на сильный гражданский поступок. По сути, это вызов обществу, которое даже не пытается осознать свою вульгарную буржуазность. Об этом первой сказала Кира Муратова в жанре святочной истории в фильме «Мелодия для шарманки» (2009). У Лопушанского в финале мелькнет неузнанный мотив левой идеи — полюса антибуржуазности, если кто не помнит. Юноша с глазами поэта пригласит Настю на вечеринку в честь Че Гевары. Вряд ли она слышала это имя раньше, однако придет и потусуется в молодежной компании, танцующей испанские танцы. Режиссер лишь обозначил левый мотив — хотя бы как авторскую ремарку, рассчитанную на тех, кто слышит месседж.
Писали, будто Дмитрий Быков утирал слезы во время просмотра. Тут я ему даже завидую. Слезы — это катарсис или хотя бы его паллиатив. Фильм не дает катарсиса, режиссер его не предусматривает. Он оставляет героиню в промозглый вечер под дождем на коленях у окна храма. В стрельчатом окне мерцают свечи, девушка бьет и бьет поклоны, лбом утыкаясь в сырую холодную землю.
Стишова Е. Бритвой по глазам // Искусство кино. 24.12.19