Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
<...> Великая пьеса Мольера, насквозь пропитанная горечью в том числе и социального толка, у Мирзоева вышла милой, симпатичной французской комедией, против его обыкновения, очень внятной и человечной. Даже протагонист режиссера, артист Максим Суханов, играющий Тартюфа, здесь на удивление умерен, ясен и по-человечески понятен. А в финале его даже жалко, и милое добропорядочное семейство господина Оргона, провожая его в места не столь отдаленные, снабжает гостинцами на дорожку. Нет, Оргон, конечно, существо, падкое на кумиры, и взамен свергнутого Тартюфа готов водрузить на пьедестал спасителя-короля. Но доморощенные мишинские ямбы средне-эстрадного образца в его устах вряд ли способны укрупнить аналогию, и без того прозрачную. За вычетом этого обстоятельства, «Тартюф» Владимира Мирзоева — ладное и теплое театральное сочинение, с красивыми, остроумными декорациями Аллы Коженковой, со вкусной игрой ленкомовских актеров и с рождественским хеппи-эндом. Последний акт сыгран даже с елочкой, пушистым снежком и героями, катающимися на коньках-снегурочках. Интонационно спектакль существует в регистре представления с легким элементом театрального капустника, но все это дозировано изящно и деликатно. Нет буффонады, этого осточертевшего потного кордебалета, скачущего в мольеровских постановках по сценам нашей необъятной родины. Нет и неуместного, тяжеловесного серьеза.
<...>
Как ни странно, и Тартюф Максима Суханова — существо почти что человеческое, хотя и с небольшим «звериным» компонентом (обычно же его роли в мирзоевских спектаклях выполнены в обратной пропорции). Он, конечно, все время мимикрирует — то молится истово (чуть слишком истово), то появляется откуда-то сбоку, и прежде большого тела идет лысая голова на вытянутой, как у ищейки, шее, и это не столько страшно, сколько смешно. То в какой-то младенческой сосредоточенности зажигает свечи и перекладывает с места на место таинственные предметы, то укладывается на скамью с торчащими деревянными зубьями, то в аутическом серьезе бичует себя хлыстом, а на спину тем временем подложено тряпье, чтобы было не больно. Идет постоянное притворство, которое сродни игре большого ребенка, и тут способность артиста Суханова к мимикрии приходится как нельзя кстати — ведь именно такова сущность Тартюфа. В сценах же с Эльмирой на первый план выходит мощный сексапил, добавляющий этой истории непредсказуемости и азарта. Но самое главное — режиссер и его любимый артист ни на минуту не вылезают за рамки заданного жанра, их не заносит в ту мутную метафизику, в которой только что не захлебывается, к примеру, вахтанговский «Дон Жуан» (мирзоевская постановка прошлого сезона). К слову, и «Амфитрион» того же Мольера, ранее поставленный Мирзоевым в Театре им. Вахтангова, был куда более, чем «Дон Жуан», стройным по мысли и эмоционально внятным. Время «Тартюфов», конгениальных по остроте и содержательности мольеровскому замыслу, видать, отложено в нашем театре на неопределенный срок. В Ленкоме вышла нынче непритязательная, легкая комедия. Но она, эта комедия, исполнена ненатужной театральности и насыщена человеческой историей. Что уже немало.
Каминская Н. Ласковый, лысый зверь // Культура. 28.12.2006